О страстниках и пассифлоре

Слово «страсть» — это производное от «страдание», и первоначально использовалось в богослужебных книгах именно для обозначения чьих-либо мучений, например «страсти божьи» или «Страстная седмица». По цепочке оба эти слова связаны и со словом «страх», не только общим корнем, но и смысловыми сочетаниями: страсть вызывает страдания, а страданий человек боится.

Итак, страсть — это страдание и страх. Смотрим далее: в толковом словаре Даля страсть еще и «много, очень».

«Бездна, пропасть, тьма, множество, сила, ужас что; ужас как, весьма сильно, крайне, страх много или страшно сильно. У них страсть денег. Страсть, как больно. Страсть хочется. Страсть, как он скуп. Денег страсть, да не во что класть. Что мне прясть, коли готового страсть?»

Но и на этом словарная статья не заканчивается. Идем дальше: по Далю страсть есть животное стремление к кому-то или чему-то.

«Страсть, душевный порыв к чему, нравственная жажда, жажданье, алчба, безотчетное влеченье, необузданное, неразумное хотенье».

Именно это значение идет в современных толковых словарях как основное.

А что там у Даля дальше? А дальше... совершенно изумительные существительные ))

«Страстник, -ница, кто страстит, стращает, пугает, грозит. Полно детей страстить, экая страстница какая! Страстник, -ница, церк. распутный, развратный человек, предавшийся страстям; необузданный, порабощенный страстями»

Иначе говоря, «страстник» — это пугальщик или развратник. Или, возможно, и то, и другое.

И где-то в самом конце статьи мы с удивление обнаруживаем растение «страстоцвет», или «пассифлора». Ну да, было такое: давным-давно итальянский богослов и историк Босио разглядел в американском растении ни много ни мало, а орудия пыток Христа. Представьте себе, вкушая невинную маракуйю, вы практически прикасаетесь к высокому.

Поэты о страстоцветах, между прочим, писать очень любили. Взять ту же Тэффи, которая в начале двадцатых годов прошлого века начертала:

Passiflora — скорбное слово.

Темное имя цветка —

Орудия страсти Христовой —

Узор его лепестка.

В древнегреческо-русском словаре А. Д. Вейсмана παθος: «...соб. все, что кто л. претерпевает или испытывает». Затем автор указывает значение этого слова как страдания, несчастья, горя, и только в последнюю очередь — в привычном нам смысле: как аффект, чувство, страсть.

Что мы обнаружим в латинско-русском словаре Дворецкого? А обнаружим мы, что и у него passio переводится в первую очередь, как претерпевание, страдание (отсюда passibilis — подверженный страданию; passivitas — перепутанность, беспорядочность; passive — повсюду, рассеянно, пассивно; passivus — наносимый без разбора, рассеянный, находящийся повсюду, повсеместный, перемешанный, восприимчивый, ощущающий, а также всем известная грамматическая категория: страдательность), и только после этого — как страсть, аффект.

Но это значит, что бесстрастность в понимании предков была выше страстности. Потому что страстность — это подчинение своим желаниям. А бесстрастный человек — господин своих желаний.

Аскеза сюда прекрасно укладывается. Вся эта «страстоубийственная брань», о которой читаем в житиях и летописях, как раз о подчинении страстей духу и разуму.

На Востоке этот принцип до сих пор в цене. На Западе он почти утерян. Потакание своим страстям возведено в культ. Это норма жизни, ведущая к краху.

Вот кто бы что ни говорил, но русские люди, по-моему, стоят ближе к Востоку, чем к Западу. Даже с языковой точки зрения.

Это была пятиминутка занимательной лингвистики. Надеюсь, друзья, она подтолкнет вас к творчеству ))