последнее свидание, побег

Вот и закончился рассказ о приключениях неправильного дембеля, последняя глава, за которой жизнь...

Надеюсь я своим наивным рассказом отвлек  вас от повседневной суеты..

=====================================================================

К полуночи, когда страсти улеглись и проснулся зверский аппетит, я гонялся за Полинкой, пытаясь отнять последний кусок мяса! Нахохотались от души, и, поймав Полинку, мне снова стало не до еды. Она довольно заурчала и, вжимаясь в меня всем телом спросила:

- Так на чем мы остановились?..

А мы и не останавливались! Все трое суток! Лянка, наш ангел хранитель, мы бы умерли - в обнимку, с голодухи, если бы она не таскала нам еду.

----- Днем, каждый день, Полина показывалась на работе на пару часов, проверяла, как справляется сестра Лянки, (кстати, сёстры, так же, как и братья ПЕТЯ и Паша, подчинялись Полинке безоговорочно). Я предупредил кэпа, что приболел, и на разводах показываться не буду. Кэп впервые улыбнулся и спросил:

- Твою болячку, случайно, не Полиной зовут?

Не знаю, почему, но я немного посвятил кэпа в наши с Полиной проблемы, и спросил, что мне делать, ведь барон не простит Полинке связь с солдатом. Карточный долг у цыган, дело тоже смертельно опасное!

- Постой-постой, так это ее неродившейся проиграли?

- Да! А вы что-то знаете?

- Только то, что братик нашего барона садист, и сидит за то, что замучил до смерти свою родную племянницу.

Я стоял с открытым ртом.

- Откуда такие сведения?

- Разведенка, которую ты мне подсунул, очень, очень информированная особа! Мой тебе совет -- увези ее километров за двести, спрячь где то дня на три, потом заберешь. Возьмешь завтра мой ГАЗик, номера поменяешь, и вечером увезешь!

Кэп меня спасал! Сколько я нервов ему попортил, а он идет на нарушение устава, чтобы помочь мне! Бля, аж слезы навернулись!

Вернулся в дом деда с настроением ниже плинтуса. Снял куртку, и сразу оказался в плену ласковых ручек. И ножек тоже. Замерла, отстранилась, но, оставаясь на мне висеть, спросила:

- Что случилось?

- Все узнаешь, Полюшка, вечером Витька придет, и всё узнаешь.

Витька пришел в десять вечера. Не пришел, а прибежал, без стука ворвался в комнату, чем смутил Полинку до цвета помидора.

- Коля! Подъем! У нас пять минут, чтоб убраться из села.

В голове промелькнуло: кто-то сдал нас барону. Бежим по огороду к машине. Хорошо, что машину у соседа оставил! Забрались в машину, неудобно в шишиге втроем, но не до жиру. По улице ехать не решился, убрал загородку и по огороду, по узкой дорожке между участками выбрался на край улицы к оврагу, рассчитывая по оврагу уехать далеко от села. Витек, тем временем, рассказывал, что произошло.

Два дня назад, Витька с подружкой Пети, такой же отмороженной, как и Петя, сделали "каку" старлею. Организовали попойку, завлекли старлея, и, когда он потерял берега, подруга позволила себя потискать, затащила в комнату, раскидала по комнате шмотки, порвала на себе нижнюю юбку и, расстегнув старлею штаны, спустила их до сапогов (чтоб не убежал).

Старлей, млевший все это время в ожидании грандиозного траха, так нихрена и не понял, даже когда она заорала! Проснулся старлей в карцере особистов. Цыгане сдали старлея, но заяву писать не стали, так что, отделавшись порцией е….ков, он вернулся, и, ведомый праведным гневом, пошел и тупо сдал нас барону, наговорив всяких небылиц.

Витек только теперь, рассказав, понял, что наделал, не доведя "каку" до конца, виновато на меня поглядывал.

Выбираться из оврага пришлось с помощью лебедки. Смотали лебедку, и я отправил Витьку к ротному с запиской, и с поручением к Лянке. Идти посоветовал по зарослям вдоль речки и незаметно!

- Скажешь Вовке, пусть пошухарит среди цыган, чтоб им не до поисков было. Пете передай мои слова: я тоже пойду до конца!

Молча посидели, пока Витька скрылся из поля зрения. Полинка забралась на капот, обняла меня и прошептала: "Я тоже!"

Поехали по полям, оставляя далеко слева село, пробираясь на сахзавод с другой стороны, по принципу: хочешь спрятать что-то - положи на видном месте. Возле мастерской уже стоял ГАЗик кэпа.

Подошел к ГАЗику. Ротный сидел на задней лавке и что-то писал на откидном столике. Дописал, повернулся ко мне:

- Ох, и заварили вы заваруху! Пока цыган придержали, а как дальше будет, кто знает? Вот, держи командировочное удостоверение. Ты едешь в Кишинев, дальше думай сам. Возьми там, сзади канистры с бензином, и сумку с харчами, и давай подальше отсюда. На месте чтоб был через сорок восемь часов.

-- Почему? - Вопрос прозвучал глухо, у меня горло перехватило.

- Сволочь ты изрядная, - сказал кэп, - но есть в тебе что-то такое... В общем, в разведку я бы с тобой пошел! Ладно езжайте, а ты, дочка, присматривай за ним, чтоб не учудил чего, фантазия у него богатая. А мы пока цыган поспрошаем, куда они дели похищенную шишигу и ейного водилу!

Да, подумал я, у цыган начинается веселая жизнь. У нас тоже! Веселуха так и прет, откуда попало!

Куда ехать? Честно говоря, я растерялся, на мне висела горой Арарат ответственность за всё, что произошло и еще произойдет со всеми нами. Я вспомнил небольшой поселок с русским названием "Елизавета". После эшелона, мы долго стояли в этом поселке, я поменялся с одной бабулей - форельку на домашний обед. Она показалась мне очень доброй, хотя какие могут быть гарантии за два часа общения, немногословного при том. В общем, едем в Елизавету. Полторы сотни километров тянулись как полторы тысячи, никогда я еще не ездил так осторожно, стараясь поменьше попадаться на глаза. Ехал по полям, за посадками вдоль дорог, через виноградники и сады.

К полуночи тучи разошлись, и света луны хватило для движения без света. Как привидение, объехав поселок по крайним улицам, подъехал к нужному дому, со стороны огорода. Полинка, уставшая от тряски в не самом комфортном экипаже, придремала, немыслимо сложившись на тесной, неудобной сидушке.

А вот и солнышко! Набросил на Полинку шинель, примостил на баранку замызганное одеяло, и кое-как пристроившись, дал отдых одеревеневшей шее и глазам, заболевшим от солнечного света. Несмотря на усталость, сон не шел, все мысли крутились на одном: как быть дальше?

Сквозь полудрему, услышал стук двери и меканье козы, старушка проснулась. Можно идти!

Стараясь не шуметь, выбрался из машины и пошел через огород к бабуле, которая через дырки в заборе уже меня увидела и вышла из загородки, с кувшином с широким горлом, и, будто не прошло два месяца, сняла с колышка поллитровую банку, налила молока.

- Пей Коля, потом расскажешь, что случилось.

- Почему вы решили что у меня что то случилось?

- Сердцем чувствую, - сказала глядя в глаза.

Я не знал, что и думать…

- С той встречи, когда ты попросил тебя накормить, - продолжила старушка, - я знала что мы встретимся, и не раз. Зови подругу, завтракать будем.

Нихрена се! У нее глаза с рентгеном?

Разбудил Полинку, посмотрел на нее - и слезы навернулись: она недавно плакала, на бледном личике ясно проступали разводы пыли.

- Ты чего, хорошая моя?

- Тяжко что-то на душе... - Сказала и заплакала.

Я растерялся. Петя говорил, что она никогда не плакала. Обнял - и покачивал ее как ребенка, пока она не успокоилась. Егоровна все это время простояла рядом, и, уходя, произнесла негромко:

- Ох, чует сердечко, чует...

Меня как морозом обдало!

- О чем вы Егоровна?

- Ещё не знаю, дети, не знаю…

Еще день, еще ночь, еще день! Каждую секунду этих полутора суток я провожал с сожалением. И с радостью встречал каждую следующую!

Егоровна сходила в магазин на соседней улице. У Полинки глазки засияли, когда она перебирала белье, довольно дорогое по тем временам. Она только мечтать могла о таком, на зарплату библиотекаря. Мы не отходили друг от друга, не могли просто. Егоровна создала нам все условия, чтоб мы могли быть вместе. Но, хочешь не хочешь, пришло время уезжать. Это была непосильная задача, - не мог!!!

Полина опять удивила! Взяла под руку, довела до машины, поцеловала, и подтолкнула к машине.

- Езжай, не усложняй жизнь капитану. Я буду ждать!

Ехал, а в голову стучало;- нельзя было покупать бельё, ... продавщица сдаст.

По нормальным дорогам доехал за два часа. Сразу нашел кэпа, доложил и спросил, как себя цыгане ведут?

- Нормально они себя ведут. Гоняются за тобой под Унгенами где то. Кум... тьфу ты, - сержант Комов с Ляной их за нос водят, на машине из третьего взвода, она на твою похожа. Приказ: из казармы ни ногой! Завтра загрузим твою машину ротным барахлом, а послезавтра привезут настоящие документы из штаба батальона, на дорогу домой.

Нервный мандраж не отпускал меня все время, до приезда посыльного из батальона. Все, документы на руках. Кэп забрался в машину:

- Провожу до границы района. Дальше сам!

А меня злость разбирает, не может ГАЗик кэпа за мной угнаться. Психую, прошу не провожать, сам быстрее доеду!

Кэп решил воспитанием заняться:

- Успокоишься - отпущу.

- Поздно будет!! - Ору и жму на газ, не обращая больше внимания на кэпа, ГАЗик, и пусть весь мир в ад провалится, если с Полинкой что то случится.

На въезде в поселок кэп попросил остановиться возле милиционера, проходившего мимо, и уговорил дождаться ГАЗик и направить по адресу, продиктованному мной.

К дому я подлетел с заносом, и не с предчувствием, а уверенностью в непоправимом, ворвался в дом, сорвав хлипкий замок и... урывками: - Полинка не молчи, скажи, кто это сделал… улица... иду с Полинкой на руках, в ушах голос кэпа: "Не понимаю…" - скорая помощь, ее голова на моих коленях… - санитары... - держу ее руку в своей... пустыня в глазах, в душе разгорается ад - … прошу: скажи... кто-о-о? безвольная, маленькая, нежная ручка дрогнула, шевельнулись губы, прошептали: "Баро... оте... содрогнулась и поникла... Она ушла!.. Она просто ушла, вот-вот она вернется… Мелькание - дорога… дом барона... кровавая пелена в глазах... - руки… болят руки... Кум... вкус вина и ощущение вздрагивающего тела... снова и снова... снова и снова...

Очнулся от боли в груди, болели руки, костяшки пальцев, стёсанные до костей, почему правый глаз не открывается? И удар памяти! Удар, с которым я еле справился... не помню, почему я избит, и почему у меня глаз залит кровью, если голова цела?.. В памяти только вздрагивающее тело и бледное лицо, с тонкой ниточкой крови в уголке посиневших губ.

Закрыл глаза, в голове какие-то мелькающие образы: барон, какой-то мужик с бородой, тетка с топором, прикосновение влажной ткани к лицу... стоп, это уже наяву.

Открываю свободный глаз, - Лянка, наш ангел-хранитель! Опять удар боли… как ни вспоминать? И помнить, всю оставшуюся жизнь... не сберег!!!

Потом похороны... сухие глаза и рвущееся на части сердце.

Сейчас закапывали мою душу, живьём! 

В соседней могиле хоронили барона.

Долгая дорога к себе.

Помолчу, подожду, - может быть, начну с чистого листа,

Но уже стучат в жизнь мою тёмным посохом -

Подожду, помолчу, еще! Жизнь и так не совсем проста,

Бесполезно сотлела, дымя сырым порохом,

Может, зря прожита?

Пришел в себя от жестокой тряски и соленого мата. Матерился Кум, дорога резко перестала отличаться от сильного бездорожья, внезапно налетевшая на кочки шишига честно отработала первые кочки, а на мелких тормозить было опасно.

Все это пролетело в голове в первые секунды, но за рулем был не я, и повлиять на происходящее мог только тем же матом… Получилось соревнование - кто покруче завернет!

Кум завернул та-ак, что мы расхохотались.

Мазнул взглядом по лицу стоящей не обочине девчонки, и… и мой смех превратился в тоскливый волчий вой.

Немало прошло времени, пока я сумел взять себя в руки, перестал скулить побитым щенком. Я даже не мог представить, что душа может ТАК болеть. Я сдерживался, скрипел зубами, пока не пришла спасительная темнота. В ней так уютно, тихо, и нихрена не хочется. Эта темень затягивала меня все глубже, я уходил, радовался как маленький щенок, что ухожу туда, где не больно….

Урывками... чей-то голос, издалека, вкус вина на языке, хочу убежать, онемевшими губами прошу: пустите, мне тут больно.

И снова темно!

Открыл глаза и утонул! Небо!!! Такое близкое - (я им дышу) и необъятное!

- Очнулся? - голос Кума. - Я думал, тебя прикопать придётся, а ты, гляди - выжил! - Сказал он это с таким облегчением, что даже моему потерянному мозгу стало ясно: всё очень серьезно. Витька рассказывал, как я вырывался, когда он пытался залить в рот вино, а потом лежал трупом, от которого отличался только редким пульсом. В итоге минус двое суток. Посадить в шишигу безвольную тушку в одиночку - очень трудная задача. Витька решил, что я сплю, и просидел 36 часов возле меня.

Поехали, сначала уложили в кузов офицерские комбезы и собрали нехитрую солдатскую амуницию, а теперь поехали. Я крутил баранку, прислушивался к себе: боль осталась, но она стала моей, и не терзала эсэсовским палачом. К части подъехали через двадцать часов. Нашей роты еще не было...

эпилог

Печальные мысли , рваные фразы 

Душу мою просто рвали не раз,

Складывать трудно рифмы как пазлы ,

Если печаль давит слезы из глаз . 

Вот уж полвека душит вопрос,

Неужели все это было напрасно,

чистую душу ветер унес,

Память закрасив в осенние краски.

забытая осень забытого года………

Забытые рифмы забытых стихов,

Но почему до последнего слога,

Помню я боль замирающих слов.

Эти глаза что смотрели мне в душу

Видели , знали итог изначально .

Она не смогла не решилась разрушить,

То что вещала судьба нам печально.

Нить размоталась,узлы расплелись,

Жизнь и судьбу не смотаешь в начало

Трудная злая, но все таки жизнь,

Т а что на том конце нити осталась.

Печальные мысли , рваные фразы

Душу мою просто рвали не раз,

Складывать трудно рифмы как пазлы ,

Если печаль давит слезы из глаз .

для тех, кто хочет прочесть полностью   https://author.today/work/143055