Пушки острова

Мне кажется, я бегу, бегу, выбиваясь из сил. 

И уже не хватает дыхания. 

Три года прошло после смерти отца. Третьи сутки у меня бессонница — мои попытки сна похожи на тяжелое забытье. И тут я впервые за три года увидел отца. 

Я не люблю читать или слушать про чужие сны. Мне все это кажется лишним или ненужным. Сюжет, который никуда не приходит. 

А тут вдруг, когда сна не стало, я увидел. Что-то вроде "Грязной дюжины". Я даже могу пересказать сюжет. Остров, шторм, и нам нужно добраться до немецкой военно-морской базы — но сделать мы это можем только с моря, во время шторма. У нас есть ржавая трофейная немецкая подлодка и моторный катер. И это мучительно сложно. Это как фильм, который идет нарезкой, без хронологической последовательности. Вот мы в штормовых куртках и плащах, в мокрых фуражках, пытаемся добраться до базы с моря. Грохот волн, темнота, брызги волн в лицо, лучи немецких прожекторов шарят по воде. Ржавую лодку разворачивает волной. Натужно рокочет мотор катера. И каждый наш шаг — все труднее и труднее. Бьет волна. 

А потом, без перехода — день до этого, светит солнце. Спокойствие. Этот остров — скалистый, высокий, белые сколы породы, на вершине скал — искривленные сосны, над ними ясное голубое небо. Кажется, это Греция. И веселый голос вдруг говорит мне: 

- Раф четыре тебе пойдет? 

Что? 

Я опускаю голову и вижу черную машину, без верха. Это пыльный джип со срезанной крышей. Мы готовимся к ночной операции. Я водитель Грязной дюжины — хотя мои таланты вождения сомнительны, в нашей команде есть те, кто водит в сто раз лучше меня — Серега, второй Серега, дядя Гена, мой отец... Но я почему-то именно водитель. И почему-то моя роль в плане будущей операции очень важна. 

И тут я понимаю. 

Это голос отца. Я поднимаю голову. Отец ухмыляется, словно это отличная шутка. 

- Ну что, подходит? Берем? - у него сотни морщинок разбегаются от глаз. 

Я понял, что это отец, когда проснулся. А во сне я воспринял все как должное. Мы Грязная дюжина, мы работаем. И вдруг почувствовал себя нужным и счастливым. Ненадолго. 

Говорят, сюжетный сон длится всего доли секунды. 

- Берем, - говорю я. - Подходит. 

Отец ухмыляется. Дядя Сережа рядом улыбается. На нем клетчатая рубашка с закатанными рукавами, загорелые руки измазаны в солидоле. И другой Серега улыбается, с русыми усами, он потом уехал в Беларусь. А вокруг рабочая такая суета, мы готовимся к ночной штормовой работе. Чем-то это напоминает "Пушки острова Наварон", это я сейчас понимаю. Вокруг какие-то ящики с армейской маркировкой, зеленые тенты натянуты. А дальше там суетится Катульский, великан дядя Гена что-то ворчит, кто-то несет ящик, кого-то слегка матерят, он оправдывается, дальше еще что-то делают. И где-то там, я знаю, грузный тяжелый Михал Михалыч, прекрасный и мудрый, который в детстве учил меня лепить лошадку и говорить по-немецки, и Зверев, бывший мент, друг моего отца. Он резкий, как понос. А может, их там нет, среди этих людей, и это я все придумал, когда проснулся. 

Я там совсем мальчишка, по ощущениям. Это наш старый "Обьспецмонтаж", отцовская фирма, где я был как дома. Только у нас сейчас другое задание, мы Грязная дюжина, нам нужно взять немецкую базу. Это важно. 

Подержанную Тойоту Раф 4 Серега собирался пригнать для меня из Владика, они поехали тогда с другим моим дядей, Сашей, но в тот момент вдруг резко взлетели цены на машины, так что Серега вместо рафа взял тойоту платц, хорошая машинка, с полным приводом, но не джип, конечно. На раф 4 не хватило денег. 

А во сне этот Раф 4 был черным. Не знаю, почему. Мне нужно будет ехать на нем по горному серпантину. Это часть плана. 

А все вокруг радостные и бодрые. Они все рядом. Все вместе, хотя впереди — тяжелая опасная работа, с которой мало кто вернется. Я сейчас мысленно возвращаюсь в этот момент сна и не могу наглядеться на эти лица. В эту долю секунды, снова и снова. 

"Господи, как я вас всех люблю. 

Радуга на ладонях" (с) Аля Кудряшева 

А потом я проснулся.

====

В качестве иллюстрации кадр из фильма "Пушки острова Наварон" (1961) по одноименному роману Алистера Маклина.