Про межвидовую любофф (Нетфликс одобряет)

Жили-были кошечка и собачка. Хорошо жили, душа в душу, и любили друг друга неистово. И вот захотелось им заиметь детишек. Они уж и так пытались, и эдак - и всё никак.
Пошли они к специальному доктору по этим делам. Сначала он осмотрел кошечку, потом собачку. И вот, собачка выходит из кабинета с грустным лицом, и говорит:
- Хана, Муська! Доктор сказал, что не будет у нас детей!
- Ой, это, наверное, потому, что я кошечка, а ты собачка?
- Вот ты дурашка! Нет, конечно. Это потому что мы обе - девочки...

(с) детский анекдот из 90-х

Пётр Сергеич, как состоявшийся пенсионер, имел давно сложившийся размеренный и привычный ритм жизни. Он всё ещё продолжал работать, и делал это исправно и профессионально, хоть уже и без огонька. Что называется, дорабатывал. Ну и деньги-то не лишние, да и дома сидеть скучно.

В мае он обычно брал в счёт отпуска рабочие дни между праздниками, и выезжал на малую родину, в небольшую деревеньку на Волге, в Нижегородской области. Там он предавался возлияниям с соседями в режиме "подводная лодка", рыбалке, и ностальгии по детству. Порой возлияния затягивались, проще говоря Пётр Сергеич уходил в запой. И тогда он нетвёрдой рукой набирал номер начальника производства, и слабым дрожащим голосом просил ещё недельку на реабилитацию. Ему обычно шли навстречу, ибо работником он всё-таки был ценным, да и пенсионерам вроде как положены дополнительные дни отпуска. И надо отдать должное, этот "праздник непослушания" у него был только раз в году, в остальное время он держался в рамках.

После посещения родных пенатов Пётр Сергеич, по привычной схеме, вместе с женой и котом перебазировался на дачу под Зеленогорском, стабильно посещая её в выходные, а иногда и на буднях, и пребывал там до самого октября. Но про кота тут нужно сказать отдельно.

Пётр Сергеич всегда был кошатником, но больше любил именно кошек, а котов считал туповатыми. Но вот однажды, при очередном возвращении в Питер с малой родины, он увидел у придорожного шалмана, куда заходил перекусить, тощего грязного котёнка, который жалобно пищал и льнул к рукам. Пётр Сергеич, несмотря на напускную строгость, всегда был человеком доброй души, поэтому сжалился и взял котёнка с собой.

По первости он думал эту животинку кому-нибудь пристроить, но желающих что-то не нашлось, да и Пётр Сергеич сам к нему уже прикипел. Поэтому, несмотря на то, что тот оказался мальчиком, оставил его себе. Назвал Степаном, в честь кафе, у которого его нашёл, "У Степаныча".

И Стёпа, судя по рассказам Петра Сергеича, вырос крайне интересным мужиком. Несмотря на блох, глистов, и признаки рахита, котёнка удалось вылечить, выходить, и выкормить. А кормили как на убой. Поэтому неудивительно, что Стёпа довольно быстро превратился в махину шпротной расцветки с максимально бандитской мордой. И суть его была под стать внешности, а своим порванным в местных драках ухом он как будто даже гордился. Степан гонял на даче всех окрестных котов, создав вокруг дома полосу отчуждения метров эдак двести в диаметре, гонял редких пришлых лис и зайцев, извёл вокруг всех птиц и полёвок, и попутно трахал всё, что движется. А что не движется... Ну, вы понимаете.

Покуситься на Стёпины бубенцы у Петра Сергеича рука не поднялась. Возможно, тут сыграла роль мужская солидарность, возможно и то, что дома кот ничего не метил, проявляя завидное чувство такта. Да и вообще, по интеллекту Степан превосходил всех котиков, с которыми до этого Пётр Сергеич имел дело. Безжалостный к врагам Рейха семьи, дома Степан превращался в натурального котопса.

Он всегда понимал чего от него хотят, что такое "можно", а что - "нельзя", знал несколько команд, и в целом слыл достойнейшим джентльменом, соблюдающим внутренний распорядок. К Петру Сергеичу он вообще всегда испытывал какую-то щенячью нежность, как будто памятуя о своём прошлом. Впрочем, только на Петра Сергеича эта любовь и распространялась. К его жене Степан выказывал вежливое уважение, но не более. "Вожак" у него был только один.

Кроме того, Петр Сергеич, как заядлый грибник, с малолетства таскал Стёпу с собой в лес. Сначала просто за пазухой, потом, когда тот подрос, то он бегал где-то возле. Когда Стёпа уставал, то демонстративно садился на какой-нибудь пенёк и начинал мяукать, мол, всё начальник, устал, неси меня полностью. Тогда Пётр Сергеич по старой привычке брал его на руки. Но Стёпа освоил более удобную позицию, и переползал на плечи, ложась вокруг шеи, на манер воротника.

Но была у Степана и своя мякотка. Поскольку он был изрядно любвиобилен, а его бубенцы остались в целости, то в период межсезонья, когда его вывозили в город, у Стёпы немного протекала крыша. Бывало такое нечасто, но всё же иногда на него находило что-то эдакое, и он мог прихватить за загривок какую-нибудь подушку, мягкую игрушку, ботинок, или даже складку одеяла, и начинал недвусмысленно это сношать. После окриков Петра Сергеича в самых крепких выражениях Стёпу как будто бы попускало, и в его взгляде даже читался испанский стыд, но... Ровно до следующего раза.

В том году у нас ещё бушевала легендарная пандемия, поэтому дочь Петра Сергеича, выдворенная работодателем на удалёнку, тоже попросилась к нему на дачу. С мужем, дочкой, и собакой. Ну а чего, дело хорошее. Но насчёт собаки наш пенсионер сразу строго предупредил, что могут быть нюансы, ибо кот суров. Дочь решила рискнуть.

Знакомство кота с Маней, барышней породы чихуахуа, проводилось под строжайшим контролем всех сторон и чуть ли не с оружием в руках. Маня немного порычала и потявкала на Степана, после чего была им обнюхана, и найдена безвредной. На этом они, так сказать, и покалили сростень.

Нет, не то чтобы они сразу нашли общий язык. На "боевое слаживание" у них ушло около недели. Чему я был невольным виртуальным свидетелем, ибо о новых успехах межвидовой кооперации Петру Сергеичу регулярно писала и присылала фотки в Вотсап жена, а он делился этим с нами, своими коллегами.

Как выяснилось, уже к концу первой недели у них сложились довольно доверительные отношения, включающие совместные возлежания и вылизывания друг друга. Но это были ещё цветочки.

Ягодки начались к концу второй недели знакомства. Жена Петра Сергеича заметила, что чувства Степана к Мане перестали носить сугубо платонический характер, и он пытается с ней сношаться. И, что самое главное, Маня была не особенно против. Кота, конечно, стали гонять ссаными тряпками. Безуспешно. Маню начали запирать в отдельной комнате. Но поскольку Степан успел изучить все лазейки в доме, то каким-то образом умудрялся оказываться даже в запертой комнате с псицей, с понятной целью.

В конце концов, тайные кошачьи лазы были обнаружены и заткнуты чем попало. Маня превратилась в принцессу в недосегаемой башне. Домочадцы Петра Сергеича, включая его самого, не очень понимали причины всех этих телодвижений, но искренне над ними потешались. Мол, где это видано - кот собаку сношает!

Но к середине июля, когда у Мани появился ощутимый живот, улыбки сменились растерянностью. Кормили её как обычно, поэтому постепенно раздавшиеся бока можно было объяснить только одним фактом - Маня залетела.

Пётр Сергеич, будучи нормальным человеком, воспитанным советским диаматом, отказался верить в невозможное, и пошёл на разведку по соседям. Но тут выяснилось, что у ближайших (а участок находился на отшибе садоводства, почти у леса) имеется только одна собака, да и та - девочка, которую к тому же, по уверениям владельцев, не выпускают с участка. У соседей через улицу обнаружилось ещё два пёселя, но оба жили в будках на привязи. Причём один из них был алабаем, а второй - немецкой овчаркой, что порождало некоторые сомнения о возможности соития с чихуахуа. К тому же участок Петра Сергеича окружал забор не из какой-то рабицы, а из добротного профлиста практически "в пол".

В общем, стало понятно, что ничего непонятно. Поэтому дня Х все ждали как на иголках. Жена Петра Сергеича даже предлагала на всякий случай позвонить на Рен-ТВ - а вдруг тут невиданный доселе биологический феномен? Но он её всё-таки отговорил. Хотя чего греха таить, червь сомнееий начал подтачивать и его научные воззрения. Поэтому Маню на всякий случай переселили на чердак, где точно исключались посторонние контакты, а за Степаном начали пристально следить во все глаза. Хотя каждый в душе наверняка понимал, что особого смысла в этом нет - дело уже сделано.

Вопрос разрешился в начале августа. Маня разродилась, и стало очевидно, что народная мудрость "от осинки не родятся апельсинки" таки не врёт. В картонной коробке рядом с виновницей торжества лежали четыре совершенно обычных на вид щенка, и даже без намёка на шпротный окрас. Степан, как жертва чудовищных инсинуаций, был реабилитирован.

Однако, всё же оставался вопрос каким ветром надуло эту радость в Манины чресла. Но и это дело было раскрыто через некоторое время. Сразу скажу, что Маня просто оказалась женщиной с не очень высокой социальной ответственностью.

Внучка Петра Сергеича, которая как-то ловила лягушку под кустом смородины, растущим возле забора, случайно наткнулась на небольшой подкоп с улицы, который прикрывала густая трава. Вскоре с поличным был пойман и безымянный хахаль - коварный самец таксы.

Всё дело было в том, что Пётр Сергеич совершал свой обход соседей в выходные, а одни из них, чета дизайнеров-фрилансеров из Питера, как раз в это время мотались в город. Поэтому он так и не узнал о наличии у них любвеобильного и целеустремлённого самца таксы, который, следуя запаху женщины, не только совершил "побег из курятника" (чем, как выяснилось, занимался постоянно), но и, идя к мечте, как заправский диверсант, под покровом ночи сделал подкоп, проник на чужую территорию, и совершил соитие по предварительному согласию.

Хозяев таксы, конечно, отругали (те и сами каялись за раздолбайство, и даже были готовы искупить), а подкоп зарыли. Но что самое забавное, в итоге получилось как в том анекдоте - "ложечка, конечно, нашлась, но осадочек-то остался!". И хоть Степан оказался бессовестно оболган, дочь Петра Сергеича больше Маню на дачу не брала. На всякий случай, мало ли что...

Такие дела.