Десять книг, которые на меня повлияли

Решил вот подключиться к мобу, принесённому на АТ глубоко мною уважаемой Джиджи Рацирахонаной. Правда, с поправкой на своих тараканов, и одним постом, так что извиняюсь за лонгрид. Но и в таком виде оно мне показалось достаточно интересным, чтобы ради него злоупотребить темой «Флешмобы и праздники», едва успевшей остыть от недавнего ажиотажа. 

Предупреждение: подборка может показаться очень эклектичной. Есть здесь общепринятая классика, есть книжки менее известные, есть даже книжки авторов, представленных на АТ. При беглом рассмотрении это, пожалуй, может смутить. Потому, во избежание недоразумений, скажу сразу: этот список — не лучшее из лучшего во всём мире и на все времена по версии Владимира Угловского (хотя всё перечисленное ниже я считаю как минимум достойным прочтения). Это список книг, которые повлияли на меня сильнее прочих и что-то поменяли в моих взглядах, мыслях или вкусах. Не больше и не меньше. А порядок упоминания книг — просто хронологический порядок, в котором я их прочëл. 

Дж.Р.Р. Толкин, «Хоббит, или Туда и обратно»

Забегая вперёд, «Властелина Колец» в этом списке не будет. Превосходная книжка, нежно её обожаю, однако, существенного влияния она на меня уже не оказала, ибо на момент, когда она впервые попала мне в руки, я уже был наглухо толкинутым. А всё потому, что в десять лет я прочёл «Хоббита». Кстати, в том самом легендарном иллюстрированном издании, где Бильбо похож на Евгения Леонова. Это сразу сформировало во мне как нездоровый интерес к фэнтези, так и вкус к нему. Не то, чтобы я впоследствии не читал всяческой проходной макулатуры в этом жанре, или что она не доставляла мне удовольствия, однако, планка всё же была задана. 

Ричард Бах, «Чайка Джонатан Ливингстон»

Прочтена через год после «Хоббита». Книжку цапнул потому, что она была небольшая и вроде бы как про животных. Самое то почитать в дороге мальчику одиннадцати лет. «Вроде Даррелла что-то», — подумал я тогда. 

Ага, щаз. 

Те, кто знаком с этой книгой, полагаю, не будут сильно удивлены, что я в том возрасте ровным счётом ни шиша в ней не понял. Однако, меня сразу же заворожило такое количество символизма на квадратный миллиметр текста, равно как и тема самосовершенствования, и идея, что развившись сверх определённого уровня, ты начинаешь мыслить уже другими категориями. Трюизм для взрослого человека и огромное откровение для ребёнка. Помню, я ещё несколько недель после её прочтения ходил просветлённый до полного изумления. Идеи, повторюсь, я тогда не понял, да и не мог понять, однако, на мои литературные вкусы и в чём-то на образ мышления эта книга повлияла очень сильно. 

Ф.М. Достоевский, «Бесы»

Первая книга Достоевского, которую я в жизни в принципе прочитал. Не помню точно, в каком возрасте, но ещё точно до того момента, когда Достоевского начинают проходить в школе. Вроде бы, незадолго до того, так как она была в списке того, что желательно прочитать на каникулах, почему родители мне её и засунули в рюкзак, когда отправляли на летние сборы по лёгкой атлетике, коей я тогда занимался. 

Читать «Бесов» я начал откровенно от скуки, терзавшей меня в часы, когда сил что-то делать после тренировки уже нет, а до обеда ещё далеко. И, к немалому своему удивлению, втянулся. То, что в русской классической литературе так и именуется достоевщиной, тогда было для меня внове — а тут сразу крайне непростая и далеко не позитивная по настрою вещь от самого кодификатора этого явления. Можно сказать, концентрированная достоевщина со знаком качества. И мне понравилось. Очень. До сих пор обожаю Достоевского. Хотя, чернуху и бытовуху не жалую. Парадокс? Да нет. Чернуха с бытовухой в разных произведениях других авторов зачастую идёт мало что не самоцелью. У Достоевского же очень тщательно и живо выписано, что как бы персонажи не злились на окружающие их «свинцовые мерзости бытия», загнали они себя в них исключительно сами — и очень хорошо видно, чем именно. Разница между «жизнь — боль» и «жизнь может сделаться болью, если делать так и так» всё-таки огромна, посыл прямо противоположный получается. 

Плюс, урок, что среди движимых высокими идеалами людей (а какой подросток не романтизирует всяческих бунтовщиков?) может затесаться и преуспеть патентованная мразь вроде Петруши Верховенского, запомнился мне очень хорошо. 

Александр и Людмила Белаш, «Война кукол»

Первые авторы с АТ в этом списке, хотя, их книгу я прочёл в те времена, когда никакого АТ ещё не было. Уж не знаю, считается ли оно в таком случае?) Но, как бы то ни было, в списке повлиявших на меня книг «Война кукол» занимает своё место по праву. Причём, повлияла она интересным образом: отложенно по времени. 

Я всегда считал себя целиком и полностью фэнтезятником. Я себя таким позиционировал и фанатично в этом упорствовал. Вполне объяснимо для толкиниста, не правда ли? Но однажды, давным давно, ещё заканчивая старшую школу, я прочитал «Войну кукол». Один единственный раз (книга была не моя), и перечитать как-то с тех пор не довелось. Но запомнил я её очень хорошо. Может, конечно, надо сделать поправку на то, что я тогда ещё не был избалован Гибсоном, «Призраком в доспехах», да и аниме ещё толком не смотрел, пара тайтлов — не отаку. Однако, этот сеттинг покорил и увлёк меня сходу гармоничным и самобытным переплетением мотивов Азимова, Дика, тех же анимешных образов, темы городской герильи, чего-то всё же своего родного постсоветского и венчающей всё это великолепие фигурой Хлипа, объединяющего в себе разом, пожалуй, и Леннона, и Меркьюри, и Высоцкого и Летова в придачу. Нет, понятно, что распознал я тогда далеко не всё из этого, ибо был ещё юн и неопытен. Но это не помешало мне до глубины души впечатлиться. Настолько, что потом... я так и продолжил считать себя фэнтезятником. Что поделать, я и в принципе упёртый малый, а уж тогда, на фоне юношеского максимализма... Однако, зерно было посеяно, чтобы взойти вот сравнительно недавно — когда до меня, наконец, дошло, что я хочу писать киберпанк, или хотя бы что-то гибридное с ним. И это во многом благодаря Александру Марковичу с Людмилой Владимировной и тёплым воспоминаниям об их книжке. Так что если заметите в моей нынешней или будущей писанине не то чтобы вот прямо спёртые, но чем-то смутно знакомые мотивы — знайте, это от большого уважения (хотя и не всегда осознанно). 

Сергей Чичин, «Гнев генерала Панка», «Хундертауэр»

Дилогия, подаренная мне на совершеннолетие. По сути, одна книжка в двух обложках, поскольку у первой толком нет финала, а у второй — завязки. 

Это нечто совершенно фееричное. Я никогда, ни до, ни после, не видел, чтобы тупости и брутальности описывались настолько высоким, без дураков изысканным и пафосным слогом. Результат получился смешным просто до безумия, и вместе с тем — запоминающимся и интересным. Причём, это тот случай, когда тупизм происходящего вовсе не равен тупизму исполнения. Так, скажем, пантеон в этой вариации типичного фэнтезийного сеттинга составляют бойцы из Street Fighter и Mortal Kombat, однако, это настолько гармонично и естественно вписано в мир, что и не прикопаешься. Но главное, повторюсь, это восхитительно, божественно хулиганский слог. 

Отмечу при этом, что тогда я уже порывался писать сам. И потому практически сходу вынес из свежепрочитанной дилогии этакий стилистический анархизм. Долой границы жанров, сеттингов, долой заборы между высоким и низким, давайте устроим хаос, ибо это весело. Фитилёк, правда, со временем прикрутил, так как постоянно фестивалить оказалось не слишком соответствующим моей натуре. Но если вдруг наткнётесь у меня на какие-нибудь явно нарочитые стилистические безобразия, то это оттуда. Ну, и в метамодернисты я именно по этой кривой дорожке и пришёл, хотя, на момент чтения Чичина таких словей ещё, разумеется, не знал. 

Владимир Свержин, «Воронья стража»

Не первая книжка в цикле, но первая, попавшаяся мне в руки. 

Ранее в частных беседах я уже называл Свержина, наряду с Чичиным, одним из тех писателей, под чьим влиянием формировался мой слог. И действительно, слог во всём цикле «Институт экспериментальной истории» очень и очень хорош. Вот только насчёт влияния получается не совсем так. То есть, да, повлияло. И да, в какой-то мере на слог. Вот только не мой собственный, который у меня за авторскую речь, а скорее на то, как изъясняются мои персонажи. Не на уровне самого Свержина — до этого мне ещё пилить и пилить, но концептуально сразу после прочтения «Вороньей стражи» начал подражать, и с переменным успехом подражаю до сих пор. Изначально — просто прямо передирал в меру своих небольших навыков манеру выражаться Вальдара или Лиса (выраженьица последнего я и в свою повседневную речь тогда утащил). Затем — тоньше, стараясь дать персонажу именно речевую характеристику. Сделать то, что Свержин, на мой взгляд, умел очень недурно — и при том, очень выпукло, так, что получилось хорошо заметно, как именно. 

Л.Н. Гумилёв, «Этногенез и биосфера Земли»

Пассионарной теорией я долгое время был некритично очарован. Потом, потратив некоторое время на самообразование в истории, заметил просто дикое количество неувязок с ПТЭ, и из гумилëвцев выписался. Впрочем, не разочаровался и сохранил к книге в целом скорее хорошее отношение. Сама по себе мысль, что исторические ветры дуют не просто так, и плевать против них — занятие контрпродуктивное, далеко не лишена интереса, а там она объективно вкусно изложена. 

А ещё в нашем контексте важно то, что отсюда растëт мой интерес к моделированию социальных процессов, находящий выход и в творчестве. 

Александр Молчанов, «Букварь сценариста»

А вот это был очень интересный момент. Тогда я, уже плюс-минус опытный фикрайтер, обнаружил, что достиг предела в развитии литературных способностей просто дуриком, без руля, ветрил и особого напряжения. Идея соврать себе, будто я уже красавчик и выше этого потолка ничего нет, показалась мне малодушной, и я полез в интернет за мудростью. Сколько и какой бредятины на меня оттуда вывалилось, думаю, никому объяснять не надо, такое и на АТ водится. Однако, в потоке ерунды нашлась и эта прекрасная книжка, очень доходчиво и по делу написанная. После её прочтения писать, как раньше, я уже не смог, так что пришлось учиться дальше: «Спасите котика», Кэмпбелл, Пропп, вот это вот всё. 

Правда, должен заметить: она не про литературу, так что фильтровать, что там применимо, а что нет, придëтся самостоятельно. 

Джим Батчер, «Досье Дрездена»

Серия книг, которая, пожалуй, вернула меня к литературе после десятилетней паузы. 

Часто можно услышать, что плохие книги могут быть в чëм-то полезны начпису, ибо они дают ему уверенность в своих силах. Мол, если это фуфло вышло в свет, то неужто я так же не смогу? Увы, это не работает, если начпис не хочет так же, а хочет хорошо. 

Так вот, Батчер в этом случае просто незаменим. По крайней мере, для моего поколения, способного в полной мере уловить весь этот ураган отсылок к массовой культуре. Благодаря нему Джим видится своим в доску парнем — при том, что пишет-то хорошо. И это работает намного лучше, чем чувство превосходства над каким-нибудь бракоделом, проверено. 

Игорь Давыдов, «Viva la PostMortem, или Слава Послесмертью»

После Толкина с Достоевским автор с АТ в списке может показаться неожиданным, спору нет. Но, напомню, это список книг, которые значительным образом повлияли лично на меня — и с «Постмортемом» это как раз в наличии. 

При этом, есть на АТ книги, которые я назвал бы написанными лучше. Есть здесь и книги, которые понравились мне больше. Но, к чертям дипломатичность, это был первый известный мне пример бояръ-аниме, написанного не на отвяжись. Да что там, с душой написанного. И это меня очень сильно впечатлило, заставило присмотреться к жанру и понять, что потенциал-то у него есть — вопрос весь в том, кто его как реализует. Сильный результат, учитывая, что прежде я был, что называется, хейтером всей боярки скопом. А сейчас и пишу её, родимую — хотя, конечно, по-своему. 

P.S.: В названии моба я взял на себя смелость заменить «сделали» на «повлияли», так как не уверен, что нынешний я — финальная версия. Кто знает, как на мне отзовутся книги, которые я прочту в будущем?