Познать Творца (отрывок из "Детей Бесконечности")

Мир вокруг погас. Темнота, но темнота не абсолютная, – слабые радужные разводы. Какие-то тени, как те тени, что плавают в закрытых глазах, вспыхивали в ней, медленно плыли и угасали, – но сейчас Лэйми чувствовал всю глубину окружавшей его бесконечности. Насчет остальных своих чувств он не был уверен, – ничто не имело ни запаха, ни вкуса, ни тепла, ни, тем более, плотности. Прислушавшись, он смог уловить нечто вроде звуков, – стоны, вздохи, пощелкивания, – никто не издавал их, их порождала сама пустота. Лэйми помнил, что это – Возможности, виртуальные квантовые флуктуации вакуума, того бездонного моря, в которое они сейчас нырнули...
+ / Начинаем, – беззвучно сказал Вайми. – Лэйми, мне придется... поглотить тебя, иначе ты мало что почувствуешь. Ты станешь мной... в какой-то мере. Не знаю, сколько ты сможешь запомнить... вернувшись, – но, надеюсь, это поможет тебе... всем вам понять меня. Итак... + /
На сей раз, Лэйми смотрел в правильную сторону, – то есть, «вниз», в объемлющее пространство, и потому увидел, как оттуда, из бездны, поднимается тускло-радужная, необозримо огромная воронка. Ощущение не самое приятное, – словно он падает в черную дыру, – и он невольно сжался. Да,  Вайми был... большим. БОЛЬШИМ. Его сущность окутала Лэйми, словно океан, – словно он с размаху нырнул в горячую, соленую, пронизанную миллионом звуков воду. И...
Мир раскрылся перед ним, так, как не раскрывался ещё никогда. Он парил в бесконечности, он БЫЛ бесконечностью – но не только. Он видел её начало. Он видел её конец. Он видел все варианты её развития. Он видел... но в этот миг он уже не был собой. Он был – Вайми.

*   *   *

Любопытство. Желание знать всё до самой глубины. Любовь. Ненависть. Желание творить. Яростное недовольство собой. Много что ещё. Не было, наверное, лишь страха. И жестокости. Но было... яростное стремление восполнить себя до конца. До сих пор было. Несмотря на весь пройденный путь, оно не стало слабее. Напротив. Теперь он видел, кем бы мог стать. Видел бесчисленные измерения, бесчисленные времена – пока что закрытые. Видел границы своего времени – сверху и снизу. Видел сны наяву – бессчетное множество их. Видел себя – тоже бессчетное множество. Одни были более реальны. Другие – менее. Третьи не существовали, – но он всё равно был и ими тоже. Хотя быть большинством их ему совершенно не хотелось. О других он мечтал, – отчаянно и недостижимо, как никогда не смогут мечтать те, кто никогда не видел других себя. С другими он болтал, спорил, дрался... они были и им тоже. Все они были – им. Всё же. Хотя много его всё ещё оставались вверху... или внизу, вне его взгляда. Вне сознания. Там, где жили его сны. Или кошмары. Или... тени. Он парил вне времени – и, в то же время, был в нем. Он скользил по нему – и не двигался. Он знал, что с ним случится... с каждым из них. Он не знал, кем будет этот каждый. Иногда он мог выбирать, кем станет. Иногда – нет. Иногда это не нравилось. Иногда пугало. Иногда приводило в отчаяние. Иногда он был рад, что у него просто нет выбора. Иногда это не имело значения. Он всё же двигался. Он – постепенно – становился больше. Иногда он ошибался. Иногда отступал. Иногда стирал пути, которыми шел. Иногда прокладывал новые. Иногда не видел путей. Иногда – просто спал... и видел сны... и сны... и сны... которые сами превращались в Реальность. Иногда замирал на грани между сном и реальностью – и тогда...

Слабые, едва заметные тени устремились навстречу, одновременно разгораясь, – пока он вдруг не завяз в ослепительно яростной, невообразимо сложной, бешено кипящей массе. Вайми замедлил своё скольжение в потоке Времени, и неистовый свет померк, а кипение стало замедленным, словно бы сонным. Он видел исходную структуру пространства – структуру, в которой само оно кипит, сворачивается черными дырами, торами, нитями, и в этом аду, – бесконечное множество виртуальных частиц, чудовищная, беспредельная энергия, целая бесконечность её, лишенная лишь возможности воплотиться иначе, как с его помощью, и в нереальном, обреченном на неизбежное исчезновение призраке-мире... но сейчас он смотрел вглубь... и вглубь... и вглубь, – и не видел конца. Это воистину была Бесконечность, – лестница структур уходила до бесконечности вверх, и до бесконечности вниз. Он смотрел в бесконечный зеркальный коридор самоподобного, всё более чуждого – бесконечно чуждого – хаоса. Его сущность начала отражаться в нем, умножаться, и её части стали вгрызаться в него, пожирая его, – его мысли, – заживо. Но его мысли сами были... хищными. Они тоже вгрызались, умножались, пожирали, – и он продолжал уходить вглубь вязкой зеркальной пелены, пока пустота вокруг... не расцвела. Виртуальные квантовые флуктуации, – единственная доступная ему теперь реальность, – разгорались перед ним, пространство рвала невообразимо яростная буря энергии, обреченной вечно оставаться взаперти.

Он ощущал кипящий вокруг хаос, – неведомое побуждение заставляло пустоту бурлить, перестраиваться... этот хаос совсем не был истинным, – здесь бушевал шторм структур, возможностей, самоорганизаций, мгновенно возникающих и гаснущих сознаний, похожих на его собственное и совершенно чужих. Он словно летел сквозь поток, лес беспрерывно сталкивающихся и взрывающихся смерчей ослепительного радужного пламени, и каждый его лоскуток был живым. Он слышал крики, стоны, нечто невообразимое, – невероятный, бесконечно разнообразный безумный хор...

Любой другой здесь мгновенно сошел бы с ума, или просто навсегда заблудился в этом огненно-безумном хаосе,  – но Вайми уходил всё глубже. Водоворот вспышек и звуков стал столь сильным, что ему уже приходилось пробиваться сквозь эту вязкую, запутанную среду. Но именно здесь, в этом многокрасочном аду, жили его отражения, жили образы... бессчетное множество их, необозримый океан, в котором он с безмерным удовольствием купался, глядя на всё, что могло бы быть – и выбирая, собирая, разбирая... иногда с изумлением глядя на вещи, совершенно чужие и незнакомые ему... Эти мгновения были самыми густыми, сочными, вкусными, потому что познавая эти... вещи он и восполнял себя, – и с этим ощущением не могло сравниться вообще ничто...

Но сейчас любопытство оказалось сильнее, и он нырнул ещё глубже, в океан бесструктурного уже хаоса, заполняя его собой, придавая ему форму... пока не ушел так глубоко, что даже хаос не замер, точнее – не вырос так, что даже быстрейшие его броски казались теперь неподвижными глыбами. Зато здесь появились странные, словно приходящие ниоткуда голоса, настолько чуждые, что Вайми даже был рад, что не может ничего понять в них. Возможно, это были Тэйариин. Возможно – кто-то ещё... но столь чужой, что понять его... их не получалось. И этих голосов... бесконечно разных голосов здесь было бесконечно много... почти бесконечно много. Но Вайми хотел заглянуть ещё глубже... хотя уже почти перестал понимать, что же именно он видит.

Он ощутил дыхание Небытия. Реальность вокруг – та самая Реальность, в которой он жил и вне которой просто не мыслил себя, – становилась зыбкой, обманной, непрочной... и, в то же время – хищной, голодной, растворяющей любую сложность. Но и он далеко не в первый раз бывал здесь. Он придавал ей форму, – и уходил всё глубже, пока не коснулся Небытия, Т`окэ фйау, того, в чем парят все Реальности, из чего они рождаются... и в чем исчезают без следа. Пути дальше не было – и он замер, отчаянно пытаясь понять... ощутить хотя бы что-то... но напрасно. Может быть, не Небытие, но Реальность, столь плотная, что в неё нельзя было войти? Хаос, столь хаотичный, что ничто не придаст ему форму? Все Реальности, сменяющие друг друга с невообразимой быстротой? Нет, не понять... пока. Ну что ж...

С небрежной легкостью он скользнул назад, в океан образов, купаясь в них, восстанавливая себя, восполняя... пропуская их через себя, – ещё одно не веданное там, Наверху, наслаждение. Стоило ему лишь захотеть, – и время замирало, превращая неистовый хаос в триллионы триллионов осколков разбитой в пыль мозаики. Для сознания не столь большого они всё равно остались бы хаосом... но для него эта задача была до смешного простой. Когда ты можешь собрать триллион триллионов осколков триллионом триллионов способов, это в самом деле не так уж и сложно. На самом деле, это совсем не сложно, ведь сложность подразумевает усилие, работу... Для него же это было радостью, – наверное, самой большой из доступных ему. Превращать Хаос в Порядок, нет, даже не так – находить Порядок, скрытый в Хаосе, наслаждаясь уже тем, как едва мелькнувший на грани сознания образ обретает глубину, вбирая в себя бессчетные, иначе обреченные навсегда остаться бессмысленными подробности...

Теперь он ощущал себя черной дырой, неотвратимо втягивающей в себя всё, что её окружает... нет, совсем не всё, а только лишь нужное – тут и сейчас. И – не уничтожающее его до исходной, изначальной бесструктурности, нет! Напротив – собирающей Сущее из исходной, изначальной бесструктурности, стягивая, сплавляя все образы в самом ядре, в том, что в обычной черной дыре было бы сингулярностью, – а здесь было точкой Творения, невыразимой для любого, кто не был им. И в ней...

Мир... целая вселенная, похожая на ту, в которой они только что были, но, в то же время – иная. Бесконечное множество историй... но здесь каждый её обитатель не выбирал себе тропу, а шел по всем тропам одновременно, сам творя времена и истории, бесконечно изменяя их так, что даже из своего вневременного бытия Вайми не мог ухватить ничего, кроме текущего мига...

Это было неизведанно и потрясающе интересно, – и, едва этот образ... замкнулся окончательно, Вайми... вошел в этот образ, наполнив его собой, своей силой – и, вместе с ним, вырвался, наконец, на поверхность Реальности, придавая ей форму – сейчас и навеки.