Боярышник и Вероника

— Маргарет Ватсон — ведьма! — торжественно провозгласила миссис Росс, ставя перед внуком тарелку с бараньим рагу. Саймон Росс едва успел отдернуть чертеж, который как раз рассматривал, чтобы на нем не появилось жирного пятна.

— Опасаетесь конкуренции? — поинтересовался Саймон, сворачивая чертеж.

— За тебя беспокоюсь, дурачок! — снисходительно объяснила миссис Росс. — В дыхании юной ведьмы — сладостный яд, он пагубен для мужского племени. Нечаянно вдохнешь его — и не будет тебе покоя ни днем, ни ночью! Иссохнешь, истаешь, будешь сходить в могилу — и спасти тебя смогут только слова ведьмы «Я согласна стать твоей женой!», сказанные при всем честном народе. А Маргарет тебе таких слов не скажет, хоть ты весь золотом покройся. Гордыня — ее второе имя.

— Что-то не помню, чтобы читал в некрологах — сгорел от ведьминого дыхания, — возразил Саймон, принимаясь за еду.

— Слава богу, не в прежние времена живем, — ответила миссис Росс. — Сейчас ведьм считают шарлатанками, а в свидетельствах о смерти доктора пишут: туберкулез, инфлюэнца, лихорадка. Понятное дело, им виднее. А вот увидишь, сколько у нас тут в округе молодых парней от всяких хвороб помрет, прежде чем Маргарет угомонится. И самоубийц больше будет...

— Так поговори с ней, — предложил Саймон.

— Она не услышит, — покачала головой миссис Росс. — Это каждая ведьма должна сама понять.

— И ты тоже по молодости людей губила? — спросил Саймон.

— Я ведь не в городе жила, а на наших пустошах и губить-то было некого. Вот деда твоего чуть не загубила, да вовремя спохватилась. Говорю ему: «Согласна стать твоей женой», а он такой стоит: худющий, полупрозрачный, — удивляется: «Мне, говорит, и в голову не приходило спрашивать. Куда уж такой красавице за чахоточного выходить?» Ну, конечно, мне не один месяц пришлось его на путь истинный направлять, пока не образумился, но слова-то сказаны были, так что его здоровье на поправку пошло...

Саймон, не отрываясь от еды, угукнул. В семье ходили легенды о том, как бабушка наставляла на путь истинный дедушку — и это как-то расхолаживало, когда речь заходила о том, чтобы жениться на ведьме. Впрочем, когда смотришь на Маргарет Ватсон, об этих легендах легко забыть.

Миссис Росс подождала, пока Саймон доест, забрала тарелку и сказала, уже поворачиваясь к двери:

— И если ты живешь в этом доме, Саймон Росс, изволь являться к столу вовремя! В следующий раз я вывалю рагу прямо на твои бумажки!

Дверь хлопнула, закрываясь.

Саймон снова разложил на столе чертежи, но что-то не работалось: не иначе, организм решил, что лучше заняться перевариванием рагу, чем перевариванием идей Октава Шанюта.

https://patents.google.com/patent/US582718

Поэтому Саймон посмотрел, как там на улице насчет ветра, сложил чертежи и пошел запускать воздушного змея.

Едва он вышел на улицу, к нему тут же потянулись соседские детишки, и вся эта компания пошла на луг аккурат мимо дома Ватсонов. Прекрасная Маргарет занималась изящным рукоделием у окна, выходящего на улицу, и, конечно, проводила процессию любопытствующим взглядом. Интересовал ее, впрочем, не Саймон, а воздушный змей. Будь она на пару лет моложе — и сама бы побежала на луг вместе с мальчишками, но сейчас она полагала, что взрослым барышням такое развлечение не подходит.

Правда, Маргарет мало что потеряла. Змей, хоть и был сделан согласно последним авиационным теориям, летал плохо, рыскал без видимых причин и вообще оказался сущим разочарованием, так что Саймон в конце концов отдал змея детишкам, а сам сел и начал зарисовывать в блокнот свои соображения по поводу змея и пролетающих неподалеку птиц, если успевал заметить форму крыльев. Рисуя птиц, он очень жалел, что с помощью фотографии нормально полет птиц не заснимешь. Аппаратура пока слишком громоздка, а птицы — твари слишком верткие. В одном техническом журнале Саймон недавно читал, что какие-то французы по фамилии Люмьер изобрели новейший вариант хронофотоаппарата, который назвали Cinématographe, однако подробностей об этом изобретении пока не знал, и оставалось только надеяться, что аппарат будет достаточно портативен и мобилен, чтобы им можно было снимать летящих птиц. Впрочем, скорее всего, стоить эта штука будет столько, что Саймону все равно не удастся ее купить. У него и так слишком много денег уходило на модели. А знакомых, увлекающихся экспериментами с фотографией, у Саймона почему-то не было.

Возвращаясь вечером домой, Саймон помимо воли посмотрел на окно Маргарет Ватсон — он всегда туда смотрел, проходя мимо. Прекрасная Маргарет читала при свете последних лучей солнца, положив книгу на подоконник. Саймону казалось, что она очень похожа на любимую натурщицу прерафаэлита Россетти: ту, с роскошными светло-каштановыми волосами и с одним и тем же меланхоличным выражением на классически правильном лице. Кое-кто считал такое лицо одухотворенным, Саймону же казалось, что на нем нет ничего, кроме скуки. Вот и Маргарет, полагал он, тоже скучно заниматься приличными для девушки занятиями, и она изображает из себя натуру одухотворенную, склонную к творчеству. Между тем, как знал Саймон, все ее творчество сводилось к старательной игре на фортепиано и к рисованию хорошеньких девушек, очень одинаковых лицами и позами, которые, в зависимости от пририсованных деталей, назывались то Ровеной, то леди Шалот, то Гвиневерой.

Возможно, если б Саймон познакомился с ней на прошлой неделе, он, как многие, стремился бы ей угодить, с ней потанцевать, похвалить ее рисунки, сочинить в ее честь сонет, или что там сейчас модно сочинять в честь прекрасных дам. Но Саймон знал ее с детства, когда она была тощей тонконогой плаксой и ябедой, а потому воспринимать Маргарет как пререфаэлитский идеал красоты и одухотворенную натуру он всерьез не мог.

Да, плакса и ябеда в последний год превратилась в настоящую красавицу. С девочками это бывает, и что с того?

Смотреть на Маргарет очень приятно, спору нет. Однако сходить из-за нее с ума? Это точно надо быть отравленным ведьминым дыханием, решил Саймон.

Данте Габриэль Россетти Вероника Веронезе. 1872