О Ней

Женщина, стареющая по науке,

бережёт себя, избегает душевной муки,

в глицериновых масках изящные нежит руки,

в сутки спит не меньше восьми часов.

Поутру, выпив огненный кофе и раскрошив рогалик,

надевает духи, улыбку, задумчиво смотрит в дали,

добавляет игривый шарфик и в мир слетает,

и свистит над немеющей жертвой взгляда её лассо.

Впрочем, жертвы напрасны: ведь ей же слегка за тридцать

всю последнюю вечность — желание порезвиться

пересохло давно, так стоит ли из копытца

пить нечистую воду чьей-то чужой души?

Ни к чему, ни за чем, ни о ком — всё закрыто в прошлом,

настоящий момент блазнениям не испошлить.

Подкаблучник-асфальт льнёт покорно к её подошвам,

и не время её торопит — она спешит.

У стеклянных дверей, отразившись, поправит годы.

Козлоногий консьерж, косоглазый и криворотый,

узнавая, кивнёт, застынет. Она у входа

на секунду замрёт, а потом в темноту шагнёт.

И запнётся опять — как всегда! — о сбежавший коврик,

в недра сумки нырнёт и почти преуспеет в ловле

одичавших ключей, откопает арбузный "Орбит",

запасные колготки, помаду и райский плод.

Бросит мелочи жизни на откуп теням ползучим,

на немые вопросы ответит: "Бывало лучше.

Замоталась вконец. Времена навалились сучьи.

Вот..."

Дверь запрёт, сбросит плащ и, губу прикусив, завоет.

Проберётся на ощупь к центру, на круглый стол

сумку вытряхнет, лист отыщет, что сложен вдвое,

пробормочет что-то о меньшем из вечных зол.

...Выцветает мгновенно, глаза западают, остреют скулы.

В списке чёркает нервно и курит, запойно курит.

Замирает за окнами людный усталый улей.

Ж-ж-ж-дёт.