К тем, кто читал “Каждый за себя”. Вопрос

Был уже вечер, когда в дверь Элединых апартаментов коротко постучали.

– Да? – она оторвалась, наконец, от голокуба и повернулась.

На пороге стоял Горден.

– Мисс Ховерс, пройдемте со мной.

Эледа встала с кресла. Она была одета по-домашнему – в спортивные штаны, футболку и уютные мягкие тапочки.

– Мне переодеться? – уточнила девочка.

– Нет. Мы всего лишь на цокольный этаж.

Странно. Эледа направилась к выходу. В коридоре телохранитель пропустил её вперед и пошел следом.

На цокольном этаже особняка находился зал с тренажёрами, сауной и небольшим бассейном. Зачем они туда идут? Впрочем, мама велела слушаться. И дочь слушалась. Однако любопытство пересилило:

– А зачем нам туда? 

Ее спутник пояснил:

– Мистер Ховерс попросил вас спуститься.

– Папа? Он что – дома?

– Со вчерашнего дня, мисс.

– А… почему же он?..

– Был занят, – последовал короткий ответ.

Ещё страннее. Отец постоянно занят. Но если он дома, то ужин никогда не игнорирует. Это незыблемая семейная традиция.

– Сюда, мисс, – сказал Гордон, когда Эледа спустилась по лестнице на цокольный этаж. – Налево.

Эледа даже не знала, что здесь есть какое-то «лево». То есть она знала, конечно, что в углу зала находится подсобка, но что в подсобке есть еще одна дверь, а за ней еще одна лестница, – на этот раз узкая, круто уходящая вниз, – оказалось для неё неожиданностью.

Лестница привела в небольшой тамбур с бронированной дверью. Что ещё за бункер?

– Подождите мисс, – сказал, тем временем, Горден. – Я войду первым.

Он нажал комбинацию цифр на кодовом замке и заглянул внутрь.

– Мистер Ховерс, ваша дочь пришла, – после этого телохранитель повернулся к девочке и сказал: – Входите, мисс.

Эледа изумленно сделала шаг вперёд – в небольшой серый зал. Тут не было никакой обстановки. Кафельный и почему-то мокрый пол с отверстием под слив и водопроводный отводок со шлангом, торчащий из стены.

А вот людей в зале оказалось много – телохранители отца стояли полукругом, словно что-то рассматривая на полу, а сам мистер Ховерс и его заместитель по особым поручениям мистер Оуэн замерли чуть в стороне. При этом отец был без пиджака – в брюках и рубашке с закатанными почему-то рукавами. Руки он держал в карманах.

– Отвратительно! – сказал Нейт Ховерс, словно выплюнул. – Оуэн! 

Спец по особым поручениям перевел взгляд на шефа и согласился:

– Да, теряешь форму.

– С начала следующей недели надо возобновить тренировки. Не менее часа в день. Встрой в график своих ребят. И чтоб работали со мной в полную силу.

– Папа? – удивленно окликнула отца Эледа. – Я думала, ты в управлении…

– Леда, вот и ты, – Нейт подошел к ней и безо всякого перехода спросил: – Хочешь знать, кто выступил заказчиком вчерашнего покушения? 

Дочь потрясенно смотрела на отца снизу вверх. Нейт Ховерс был мощным и крепким мужчиной, а Эледа – невысокой даже для своего возраста. Поэтому рядом с отцом она всегда чувствовала себя песчинкой у подножия скалы.

– Хочу, – ответила девочка.

Отец улыбнулся, вынул, наконец, руку из кармана брюк, и Эледа увидела, что костяшки его пальцев сбиты до крови. Нейт приобнял дочь за плечи и сказал, кивая в сторону застывших телохранителей:

– Смотри. Раздайтесь, парни.

Эледа была готова к чему угодно, но не к тому, что увидела.

На мокром полу лицом вниз лежал, скорчившись, худой человек в насквозь мокрой одежде. Человек дрожал и закрывал руками голову, рядом на кафеле виднелись бледные разводы плохо смытой крови.

– Узнаёшь? – спросил отец.

Дочь сделалась белее его сорочки, но внимательно вгляделась в сжавшегося пленника.

– Эй, поднимите ему голову! – приказал Нейт охранникам. 

Один из мужчин вздёрнул избитого человека за светлые волосы. 

Эледа, с трудом сдерживая тошноту, ответила:

– Это Дейв Парсон.

Рука отца на плече девочки отяжелела.

– Дейв, гляди, кто пришел, – окликнул Нейт Ховерс пленника, а потом посмотрел на дочь: – Видишь, к чему приводят ошибки? Не твои. Его собственные. Мальчик захотел мести, начал искать тех, кто сможет тебя припугнуть. А кое-кто более умный и дальновидный узнал об этом и решил использовать в своих целях. Впрочем, тебе такие подробности знать рано. Для подобных игр ты пока маловата. Что мне с ним сделать, Эледа? – спросил он задумчиво.

Дочь с трудом оторвала взгляд от обезображенного мальчишки, взиравшего на неё с немой мольбой, и подняла глаза на отца. Тот, в свою очередь, смотрел на неё – внимательно, испытующе. А значит, вопрос задан не просто так. И Дейв здесь тоже не просто так… и не просто так ещё жив. Усилием воли Эледа взяла себя в руки, с трудом, но подавила тошноту и сделала глубокий вдох. Отец с удовольствием наблюдал, как на её бледное лицо постепенно возвращаются краски.

– Не надо его убивать, – задумчиво сказала Эледа, прикинув что-то в уме. – Он – один из лучших учеников колледжа, ему прочили хорошую карьеру. Глупо убивать специалиста, который сможет приносить пользу. Его надо использовать. Если вернуть родителям, они будут нам обязаны за то, что ему сохранили жизнь. И сделают всё, что угодно, чтобы её не отняли у него окончательно, а заодно и у кого-нибудь из них. Его семья не очень влиятельна, но польза от них будет. Обязанные и благодарные нужны всем.

Нейт усмехнулся:

– Быстро соображаешь. Правда, не так всё просто, как кажется, но со временем научишься гарантии обеспечивать. Научим. Ладно, поступим, как предлагаешь, – и без перехода, не меняя интонаций, спросил: – А какие выводы ты сделала из этой истории? 

«Пи-и-ип!» – пропищали в воцарившейся тишине дорогие наручные часы.

Этот звук ненадолго вернул мистеру Парсону самообладание. Десять минут рабочего времени прошли. У Дэйва на ролексах был выставлен таймер, подающий сигнал каждые шестьсот секунд. Каждые тысячу двести – двойной. Потому что сильнее страха открытого огня и промышленного оборудования у Дэйва был страх потеряться во времени.

Тогда, тринадцать лет назад, после ухода Эледы из кафельной камеры пыток, мистер Ховерс кивнул помощникам и сказал:

– Как обычно. Когда дозреет, позовите, – развернулся и ушел.

Дейв заранее скорчился на полу, предчувствуя продолжение экзекуции, но быть его не стали, наоборот, бросили полотенце вытереться, затем позволили встать и провели в тесную комнатку, где усадили в обычное офисное кресло перед большим голокубом. Рядом зачем-то стояло пластиковое ведро.

Спустя полчаса, когда фильм в голокубе поставили на паузу, Дэйв уже знал, для чего предназначалась емкость рядом.

– Удивительно изобретательные люди, – Нейт Ховерс стоял в дверях и, чуть усмехаясь, смотрел на пленника. – Всего-то старая бочка и ведро дизельного горючего… Кстати, этот вот, – он кивнул на закопченное, искаженное в крике лицо на стоп-кадре, – жил еще целых шесть часов. Впрочем, у настоящих мастеров жертва может прожить сутки. Сомневаешься? Понимаю. Я и сам иногда сомневаюсь, хотя своими глазами видел.

Он щелкнул пальцами, и телохранитель внес стул, на который мистер Ховерс уселся верхом, опираясь руками на спинку. Дейв еще сильнее вжался в кресло.

– Но ты не бойся, – Нейт доброжелательно смотрел на подростка, – мы же не варвары из-за Периметра.

Он взял пульт, нажал пару кнопок, и в голокубе запустился новый фильм. В круглое жерло электропечи подавалась по рольгангу толстенная стальная балка, раскаленная добела. На бортике лежал, стремительно испаряясь, кубик льда.

– Наше производство. Рабочие температуры – от двухсот до двух с половиной тысяч градусов. Точность подачи – до десятой миллиметра. Просто торжество техники, – добродушно усмехнулся мистер Ховерс и продолжил: – Моя дочь считает, что ты небесполезен. Считает, принесешь пользу. Говорит, ты отличный ученик и голова у тебя соображает. Так вот, Дэйви. У тебя есть три часа, чтобы доказать мне свою полезность. Ты понял? Это десять тысяч восемьсот секунд. За это время ты должен составить качественный бизнес-план на себя самого, а также расписать мне гарантии твоей добросовестной работы и меры, предотвращающие предательство моих интересов. Как мне надежно использовать тебя с максимальной выгодой. Если спустя три часа я вернусь, и ты не сумеешь меня убедить в своей нужности… – он кивнул на уже погасший голокуб.

С этими словами Нэйт Ховерс вышел, а вместе с ним вышли и телохранители, оставив у двери блокнот со стилом.

Дэйв сжался. Избитый, мокрый и жалкий, в офисном кресле рядом с омерзительно воняющим ведром блевотины. Блокнот да стило – вот все инструменты, при помощи которых ему предстояло бороться за жизнь. И десять тысяч восемьсот секунд. Тысяча восемьдесят раз по десять.

Только вот часов своему пленнику отец Эледы не оставил…

Тогда – двенадцать лет назад – его день закончился черной пропастью. Дэйв отдал свой лихорадочно составленный бизнес-план Нейту Ховерсу, а тот, небрежно пробежав глазами по написанному, сказал: «Пойдет. Сейчас оформим юридически». От облегчения мальчишка потерял сознание. Он успел! Справился! За три часа! И черная пропасть, у которой не было дна, приняла его в свою темноту. Он падал, падал и падал… А очнулся уже в стерильно белой палате. Совсем один. Никто не пришел его навестить. Ни в этот день, ни на следующий. Только медперсонал изредка заглядывал, да наведывалась санитарка с подносом безвкусной больничной еды.

Лишь спустя пять дней явился отец. Встал в дверях и сказал без жалости и участия:

– Ты подставил нас, Дэйв, – он смотрел на сына с презрением. – Всех подставил. За эти дни нас просто раскатали. Ты хоть думал, на чей интерес замахнулся? Твоих братьев уже перевели в другой мегаплекс с понижением в должностях. Сестре ты сломал едва начавшуюся карьеру в экономическом управлении. Твоей матери дали однозначно понять, что о повышениях она может забыть лет на пятьдесят. Меня с должности старшего советника перевели на должность старшего специалиста. Все кредиты теперь надо погасить досрочно. Это же Ховерсы, Дэйв. И Эледа – их наследница. Об этом ты думал, идиот?! Теперь Нэйт держит нас так, что не соскочить. И отныне он решает – позволять нам дышать раз через три или раз через раз. Нам полностью перекрыли кислород. Лет через пять откроют, но принадлежать самим себе мы не сможем уже никогда. Теперь всё, что мы будем делать, мы будем делать исключительно в интересах Ховерсов. Иначе они от нас не оставят ничего. Спасибо тебе. Когда отлежишься, поедешь в бизнес-интернат. Мы не желаем тебя больше видеть и знать.

У сына пересохло во рту, и он вжался в кровать, стискивая потными руками простыню.

Отец говорил ровно, спокойно. Лицо и глаза у него тоже оставались безразличными. А затем он ушел. Вот и всё.

Через неделю Дэйва с пластиковым пакетом, где лежал минимум вещей, отвезли в закрытый мужской бизнес-интернат. Так начался его новый персональный ад, который продолжался пять лет. Единственное, что за все эти годы было хорошего, так это то, что Дэйв больше ни разу не видел ни Эледу, ни мистера Ховерса, ни своего отца.

* * *

Жизнь в бизнес-интернате стала для Дэйва чредой непрестанного кошмара. Без друзей, без покровительства близких, брошенный, затравленный и раздавленный, он просто пытался не сойти с ума. Внутренний надлом, оставленный ему на память Нейтом Ховерсом, невозможно было скрыть. Его чувствовали все.

Преподаватели относились к студенту с плохо скрываемым пренебрежением: несмотря на отличные успехи в учебе, Дэйв вызывал антипатию одним своим видом – зажатый, испуганно вздрагивающий от малейшего резкого звука, неспособный выступать на публике, теряющий дар речи всякий раз, когда на него повышали голос.

Конечно же, Дэйв быстро стал объектом насмешек и издевательств со стороны одногруппников, которые чувствовали его постоянный страх, видели нерешительность и невозможность дать отпор.

Травить Ссыкливого Парсона было весело и забавно. Но Дэйв научился не обращать внимания на насмешки, а тычки, побои и злобные шутки переносил безропотно и молчаливо. В конце концов, это было далеко не самым страшным – куда страшнее была мысль, что мистер Ховерс сочтет старания Дэйва недостаточными и…

Когда совсем накрывало, Дэйв подумывал о самоубийстве. Но у него не было ничего, чтобы лишить себя жизни безболезненно. А резать вены или сброситься с верхнего этажа кампуса – на это у Дэйва не хватало духу. Впрочем, однажды он всё-таки решился покончить с собой. Сделал петлю из галстука, накинул на водопроводную трубу в туалете и спрыгнул с унитаза.

Разумеется, пластиковый водопровод лопнул, ледяная вода начала хлестать потоками, а Дэйв при падении вывихнул ногу и даже не смог убежать. Когда в туалет ворвались студенты, то над Дэйвом, лежащим в ледяной луже на кафельном полу, с галстуком-петлей на шее, ржали так, что он разрыдался.

А потом всё вдруг прекратилось.

Сперва, конечно, было непонятно – почему? Почему над ним больше не издеваются? Вообще не трогают! Даже преподаватели стали снисходительнее – скрывали пренебрежение. А для однокашников студент Парсон будто вовсе перестал существовать. Лишь спустя месяц Дэйв догадался. Мистер Ховерс.

Нейту, видимо, доложили о жалкой попытке самоубийства. И он пресек издевательства над своей собственностью. Не хотел терять ценного раба. Странно такое говорить, но Дэйв был за это благодарен. Действительно благодарен. Хоть кому-то оказалось не всё равно, что с ним происходит.

Оставшиеся два года он доучился почти спокойно. Тянул из себя жилы, боялся не оправдать надежды покровителя, боялся, что тот снимет с него свою защиту и всё опять станет, как прежде… Но этого не произошло. Дэйв старался! Очень старался и смог – сдал-таки все экзамены на высший балл. После чего второй раз в жизни свалился без сознания от нервного истощения. Прямо в экзаменационной аудитории.

Диплом ему привезли в больницу. Оплатил лечение, конечно же, Нейт Ховерс. И он же прислал курьера с очередным пластиковым пакетом, в котором лежали недорогой костюм, пара рубашек, галстук и ботинки. На первое время. Чтобы было в чем ходить на работу. О Дэйве снова заботились.

Он сидел в больничном туалете и плакал, уткнувшись носом в синтетическую ткань, которая еще пахла магазином: у него теперь есть своя одежда, а не эта интернатская форма! Он почти человек. Почти. Костюм оказался великоват, ботинки маловаты. Но надо было потерпеть всего месяц – до первой зарплаты.

Дэйва взяли работать помощником юриста в один из филиалов юридической конторы «Ховерс и партнеры». На самую низшую должность. Сотни мегабайт инструкций, решений, постановлений и актов. А в дополнение – анонимные издевки и пренебрежение коллег: смешки, сигаретные бычки в ящике стола, мерзкая харкотина в кофе...

Они смеялись, твари! Он же не смел поднять глаз, потому что они были людьми Нейта, а Дэйв очень хорошо усвоил, что интересам Нейта нельзя противостоять. Он по-прежнему видел в кошмарах отблески электропечи и слышал вопли сгорающего заживо человека.

Не раз по вечерам, сидя в своей крохотной съемной квартире, Дэйв задумчиво рассматривал лезвие кухонного ножа. Иногда ему казалось, что вот-вот почти хватит духу… Нет. Не хватило.

У его коллег было всё: молодость, положение, поддержка семей, дерзость, самоуверенность, друзья, женщины. А он, Дэйв, оставался убогим лузером, на которого смотрели, как на мусор. Это был какой-то медленно сужающийся круг…

Выход отыскался неожиданно.

В тот вечер начальник навалил на безотказного сотрудника работы вдвое больше обычного. Просто спихнул на него свои дела, чтобы особо не напрягаться. И Дейв, тихо зверея от бессильного бешенства, всё перебирал и перебирал запутанную документацию по одному из разделов. Время уже перевалило за десять вечера, офисное здание опустело. И только над столом младшего юриста Парсона горела лампа.

Когда в кабинет вошла работница клининговой компании со своей тележкой. Дэйв ее даже не заметил, настолько был погружен в документацию. И не замечал до тех пор, пока девчонка нечаянно не задела его стул мопом, надраивая пол. Вот тогда Дейв первый раз в жизни потерял контроль над собой. В нём разом вскинулся, становясь на дыбы, весь накопленный гнев.

Он сидит тут и горбится над документами, когда все его коллеги давно разъехались по домам и единственный, кто вообще остался в офисе, это клинер! Тупая девка, не окончившая даже профессиональных курсов, только и умеющая, что пидорить поверхности! А он пять лет учился на износ и в итоге торчит тут с ней?! Причем, в отличие от нее, занимается чужой работой, за которую его не то что не повысят, но даже и не премируют! Мало того, пока он – отлично образованный юрист – безуспешно пытается сосредоточиться, чтобы не допустить ошибку и не заработать взыскание, эта тупая пизда отвлекает его своей возней!

Когда Дэйв пришел в себя, девка подвывала в углу, тщетно пытаясь прикрыться обрывками униформы. Её тележка валялась опрокинутой, по полу была разлита вода… Дейва трясло, он смог только проорать: «Уберись здесь, сука!» – и выбежал вон.

До утра Парсон трясся в своей квартире, с ужасом ожидая, что вот-вот прозвучит сигнал домофона и хорошо поставленный голос скажет: «Откройте. СБ». Но вместо этого его по прибытии в офис всего лишь вызвали на дисциплинарную комиссию. Разбор дела занял четверть часа, а назначенное наказание заключалось в штрафе на покрытие прямого ущерба, который составил примерно пятую часть дневного заработка Парсона. В штраф вошли стоимость порванной униформы, расходы на оказание медпомощи пострадавшей и десять минут рабочего времени самой девчонки, которые были потрачены «на непроизводственные нужды».

Внезапно оказалось, что сотрудник-семь с сотрудником-десять может сделать практически всё, что угодно. Ну, пока прямой ущерб не превосходит некой суммы. Правда, девку перевели в другое подразделение, но Дэйву на это было наплевать. Он неожиданно осознал, что впервые за последние годы чувствует себя спокойно. И даже посмеялся над собой. Он же юрист, должен помнить базис корпоративного правосудия – наказание исчисляется по нанесенному корпорации ущербу: фактическому, потенциальному и моральному. А какой ущерб нанес он, поимев эту дуру? Фактический с него сняли. Потенциальный (даже если дура покончит с собой) – это мелочь. В конце концов, низовиков у корпорации более чем достаточно. Моральный... а, считай, и нет такого, подумаешь, упадут слегка нравственность и корпоративный дух в общаге, где живет дура, но как упадут, так и назад поднимутся.

Когда он после дисциплинарной комиссии вернулся на рабочее место, его коллеги собрались вокруг голокуба и смотрели ролик-презентацию шлюх из элитного эскорт-агентства, со знанием дела обсуждая их достоинства. Дэйва встретили издевательским смехом. Конечно, какие ему шлюхи. Его амплуа – девки-клинеры.

Дейв тогда только скрипнул зубами, привычно проглатывая обиду, а потом, легко и непринужденно смешивая реальные нарушения и домыслы, написал два доноса на самых увлекающихся обидчиков. И лишь отправив документы, вдруг понял, что… не боится.

В тот вечер новую девку из клининговой компании он ждал с нетерпением. И уже не стал убегать, о нет. Напротив, объяснил зарёванной дуре, что жалобы не повлекут за собой ничего хорошего, ведь он проследит за тем, чтобы после этого её перевели в самый дерьмовый офис, в самую задницу мира. Девка оказалась понятливой. Как он ей и сказал, с тех пор приходила убираться на час раньше, а в выходные еще и убирала его квартиру. Неплохая девка. Исполнительная, пугливая. Дэйву с ней было хорошо. Удивительно хорошо. И как-то вдруг, словно само собой, всё вокруг Парсона изменилось. Карьера пошла в гору, а недоброжелателей он убирал с дороги одного за другим. Через полгода Дэйв сожрал руководителя своего отдела, затем руководителя его руководителя. Он начал стремительное продвижение по головам. И не жалел вообще никого. Зачем? Его ведь тоже никто не жалел.

Жизнь заиграла новыми красками: перспективы, уважение, заработок… А вместе со всем этим открылись и новые способы борьбы со страхом. Вершиной этих способов стали горничные с закрытого острова. У них не было прав. Их ничто не защищало. Вообще ничто!!! И, в отличие от несотрудниц из-за Периметра, они не умели сопротивляться. Покладистые хорошие девочки, воспитанные на трепетном уважении к корпорации.