Поцелуй первый и поцелуй последний
Автор: Мария ДемидоваУвидев флешмоб про поцелуи, я только грустно вздохнула, потому что у меня на два романа - ровно два поцелуя. И один из них, мягко говоря, не первый (более того - последний), а другой - мягко говоря, не романтичный.
Но мне тут намекнули, что это не должно меня останавливать, а потому:
– Привет. Извини, что заставил ждать.
Историк обнял девушку за бёдра, притянул к себе и с наслаждением поцеловал, игнорируя косые взгляды редких студентов.
– Извинения приняты. – Пэт сладко улыбнулась, машинально поправила якобы сбитую Эштоном, но на самом деле всё ещё идеальную причёску и всем телом прильнула к мужчине. – Пойдём к тебе?
Ответом был ещё один долгий поцелуй. Широкая ладонь Эштона уверенно скользнула по стройной спине, замерла на тонкой шее, очертила, словно изучая, изящную линию плеча.
Он помедлил, прежде чем с искренним сожалением признаться:
– Извини, сегодня не получится.
Пэт прижалась щекой к его груди, не глядя в глаза – так проще было сделать вид, что она совсем не расстроилась. Её выдавали только пальцы, ухватившиеся за ярко-алый кулон на груди – она всегда теребила его, когда нервничала. Эштон, конечно, знал правду, но был благодарен за эту покорную готовность принимать его интересы как должное и ставить их выше собственных желаний. В конце концов, возможность пообщаться с самим Дареном Тигом – явление редкое, и, учитывая возраст оружейника, едва ли стоит рассчитывать на второй шанс. А обещанный романтический вечер можно перенести. Да хоть на завтра!
– Я зайду за тобой завтра, хорошо?
Патриция отстранилась и покачала головой.
– Завтра не получится. Я уеду к родителям. Джина приболела, и мама просит помочь.
– Что-то серьёзное?
– Нет, не думаю. Наверняка какой-нибудь сезонный вирус. Мама любит делать из мухи слона. Я вернусь к твоему дню рождения.
Он провёл рукой по её волосам, всё-таки слегка растрепав причёску.
– Я буду ждать.
– Я бы хотела стереть из твоей памяти этот вечер. И меня. Так было бы лучше.
Он стоял совсем близко. В одном шаге. На расстоянии вытянутой руки. И смотрел ей в глаза – внимательно и задумчиво.
– Ты задолжала мне много ответов, Мышь, – сказал наконец тихо. – Слишком много, чтобы я мог об этом забыть.
В его зрачках отражались праздничные огни, и казалось, что радужки то и дело меняют цвет.
– И потом, это будут приятные воспоминания. Мне было бы жаль их потерять.
Мэй вдруг нестерпимо захотелось коснуться его щеки; провести пальцами по тонкому шраму; почувствовать кожей этот старательно залатанный разрез – напоминание о том, что единожды разбитое может вновь стать целым, но никогда – прежним. Коснуться и верить, что прикосновение может исцелить.
Мир вокруг терял чёткость, делался далёким и неважным. Где-то почти за гранью сознания огромное сердце башенных часов отбивало полночь, и невозможно было вспомнить, когда первые звуки потревожили тишину, и предположить, когда последние в ней растворятся. Время больше не имело значения. Ничто больше не имело значения, кроме двух людей, замерших друг напротив друга посреди бесконечной ночи. Ничто – кроме вопросов и ответов. Ничто – кроме разделённой боли. Ничто – кроме смутного, едва уловимого чувства, странно похожего на нежность.
Попутчик медленно поднял руку и провёл пальцами вдоль шрама. Неуверенно и удивлённо – будто почувствовал чужое прикосновение.
Не успев задуматься, Мэй накрыла ладонью горячие пальцы и, не дыша, поцеловала угол его улыбки.
На прощание.
Время сорвалось с места. Помчалось галопом, навёрстывая секунды.
Эмоции Попутчика вспыхнули и засияли так ярко, что их больше невозможно было разделить на спектр. Мэй почувствовала себя в эпицентре взрыва – ослеплённой, оглушённой, почти задохнувшейся от неожиданности, от запаха его кожи, от жадного поцелуя, который кружил голову и одновременно пугал каким-то диким, неистовым напором.
Она попыталась отстраниться, вдохнуть.
– Что ты…
Вместо ответа он шагнул вперёд, и Мэй отступила, ударившись поясницей о балюстраду. Его тело вдруг оказалось очень близко. Слишком близко, чтобы можно было сомневаться в намерениях.
– Нет, – выдохнула она в требовательные губы. – Подожди.
Попутчик будто не услышал, и Мэй упёрлась ладонями в его грудь. Бесполезно. Всё равно что останавливать асфальтовый каток. Он не замечал её сопротивления – или не обращал на него внимания. Одно движение – чтобы расстегнуть широкий пояс, второе – выдернуть из-под него блузку…
– Не надо! – Мэй попробовала вывернуться из рук, бесцеремонно скользящих по коже. – Ты не так понял…
– Неужели?
Он улыбнулся, и она почувствовала, как струйка холодного пота пробежала по спине.