Любовная Имира Фалерса и Роза Ветров на шее

Пару свежих и очень лирических кусочков. 

***

... И Рир играл на лютне веселые частушки о трех хлеборобах, и все подпевали, а потом девушки осмелели и стали расспрашивать Комаровича о морриганках. И он, закатив к небу честные и уже порядком хмельные глаза, горько вздохнул.

— Что сказать? Встречаются среди них девы пленительной красоты, встречаются могучие воительницы, иные морриганки черны, как угли нашего костра, иные белы, как вон эта скала, иные серы, как береговые камни. Нрав у них крутой, свободный. Иной раз скажут что, да в глаза глянут — так растеряешься, точно юный отрок перед куртизанкой. Онемеешь и похолодеешь со страху, а глаз отвести не посмеешь. Иной раз журчит их речь ручейком, и опьянеешь от нее и сомлеешь... Однако, милые девушки, это все обман. Проку нам, юношам, от их пленительной красоты никакого. Морриганки дарят свою любовь лишь друг другу, а с мужчинами обращаются как с низшей расой — снисходительно и равнодушно. Потому сердцу моему было одиноко на чужбине. Здесь я дома, с вами мне хорошо.

Хмльной Комарович обнял за талии Тиану и Мэррит, сидящих по обе стороны от него, привлек к себе и крепко поцеловал сначала одну, а потом другую.

— Да вы романтик, господин Комарович! — с восторгом произнес Рир. — Может, вы нам споете?

— Увы, на лютне я не играю, — смутился Комарович. — И стихов не пишу. Однако кое-что понимаю в женщинах и знаю, что без них жизнь была бы уныла и бессмысленна, и что любовь может вылечить любые раны.

Вдохновленные поцелуями, подружки Тиана и Мэррит тотчас пожалели Василя Комаровича и чмокнули его в обе щеки одновременно. А Эрик забрал у друга свою лютню, нежно обнял ее и сыграл грустный проигрыш.

— Порой... — произнес он тихо, точно бы сам себе, но под музыку, поэтому все притихли и все его услышали. — ...любовь убивает... она как яд, травит душу, расползается по всему телу, и мучает, мучает... днем и ночью. Это убивающая разум болезнь, которая заставляет человека совершать преступления! Ваша эта любовь. Та, которая настоящая.

— Оох... — осторожно выдавил потрясенный Комарович. — А не слишком ли ты молод, друг мой, для таких речей?

— Как говорил один поэт: Любви все возрасты склоняют голову... — Эрик грустно улыбнулся и начал петь:

Ты мне сказала «Уплыву я прочь из этих мест»

Я сел тихонько на траву и посмотрел окрест...

Рир, Эмиль и Левон тихо вступили:

Куда же ты, мой друг, плывёшь? В каких теперь морях?

Я без тебя тут ни за грош качаюсь на волнах...

Дрош обнял Ами и, поцеловав ее в кудрявый висок, затянул следующий куплет низким от табака голосом:

Мне куртизан суёт пшено

Мне кастелян скоблит окно

Несут вино, чтоб я продолжил радостно тонуть...

Дальше все притихли, потому что Эрик увлекся проигрышем, и какое-то время все слушали только музыку — лирическую и такую печальную, что у многих девочек на глазах навернулись слезы.

Последний куплет Эрик спел один, очень тихо и очень проникновенно...

Оно и к лучшему, поди...

Чтобы тебя прижав к груди

На быстрой лодочке твоей с тобой продолжить путь...

— И это тоже Фалерс, — прошептал Эмиль на ухо Итте. — Но наш малыш переложил его на свою мелодию... Поэтому все и пели фальшиво.

— Какая разница, как они пели, Эм! Песня... прекрасная...

— Спасибо, Итта... — услышав ее слова, грустно улыбнулся Эрик.

***

— Даже если... предположить, что это правда, — подал голос Дрош. — Интереснее всего то, что факт причастности Имира Фалерса к Гильдии начисто вычеркнут из всех, знакомых мне источников...

— Зато про татуировку розы ветров кое-что попадается, — рассеянно добавил Эмиль. — Я встречал...

Лора протянула Эрику лютню, но он даже не заметил, сидел сычом и смотрел куда-то в сторону, и, пока Эмиль с Дрошем спорили про татуировки, жевал губы и хмурился, а потом повернулся к Итте:

— Сестренка! У тебя же есть с собой перьевая ручка?

— Ручка? — Итта вздрогнула от этого неожиданного слова, слетевшего с его уст. — Есть... В рюкзаке... Тебе... стихи записать?

— Не-а. Я... хочу такую татуировку. Нарисуешь мне?

— На лоб? — саркастично поинтересовался Эмиль.

— На жопу, — таким же тоном и таким же голосом ответил брату Эрик, а Итте сказал: — На шею. Знаешь, как выглядит роза ветров?

— Примерно... — Итта растерянно оглянулась на Эмиля, но тот только поджал губы.

— Примерно — достаточно! — Эрик расстегнул ворот тужурки и поставил Итте тощую жилистую шею. — Фигач!

Она достала из своего холщового рюкзака пенал, где лежала дорогая и любимая перьевая ручка с черными чернилами, села рядом с Эриком, и, попросив его наклониться и не шевелиться, на секунду задумалась, а потом провела по его коже первую линию.

— Щекотно! — голос Эрика внезапно поплыл. Итта слышала его чувства. Миллион всяких разных чувств. О, какие они были яркие! Она представила, что Эрик это космос, внутри которого горят звезды, летят планеты, сталкиваются миры, ползут таинственные туманы, и все это не имеет конца и начала... — Очень... щекотно!

— Потерпи.. — тихо сказал она ему и взялась рукой за его шею, чтобы та не дергалась. — Просто расслабься. Я слышу все твои чувства. Забыл?

— Надеюсь, они тебе нравятся, темная дева...

— Очень.. — вздохнула Итта. — Я думаю, кроме розы ветров тебе еще пригодится звезда. Как считаешь?

Эрик согласно моргнул и улыбнулся.

Все, кто обступил Итту и Эрика, конечно, слышали этот разговор, но друзьям было интереснее наблюдать, как на шее Эрика появляется, точно рождается из небытия Роза Ветров — четыре острых луча, сложенные из пересеченных ромбов, между ними — четыре поменьше, штриховка каждой грани с одной стороны, потом вензеля — немного похожие на облака, и звезда по центру. Итта постаралась.

Рисунок вышел очень красивый и вызывающий. Все с завистью рассматривали его, а Тигиль, который все это время светил Итте факелом, сказал:

— А мне можешь нарисовать?

— И мне... — тут же оживился Рир.

— Групповое помешательство, — покачал головой Эмиль.

— А по-моему круто, — Василь Комарович снова набил трубку и предложил Эмилю кисет. — Я бы тоже не отказался! Твоя девочка хорошая художница.

«Слишком хорошая...» — горько подумал Эмиль, но вслух сказал:

— Фалерс бы над нами посмеялся.

— А я думаю, ему бы понравилось! — Василь Комарович прислонился к белой скале и выпустил в слегка посветлевшее небо облако табачного дыма.

(в роли Имира Фалерса Orest Biarman)

Глава "Мертвый поэт" готова. Вышло почти на целую алку. Сейчас вычищу и выложу. Всем большое спасибо за поддержку и помощь!