Флэшмоб - Финальная битва

Богдан Костяной предложил интересный флэшмоб: https://author.today/post/292562

Суть - в том, чтобы описать отрывок, демонстрирующий битву с "финальным боссом". Так как "Сердце бури" пока не закончено, финальной битвы всего цикла вы пока не увидите; однако, в каждой книге серии есть своя финальная битва с "двойником" (тему двойников я раскрывал вот здесь: https://author.today/post/263587). 

Итак... 

Халиф обернулся, и на черном лице мелькнуло что-то похожее на улыбку.

- Ты упрям, вор.

- Я не вор, - ответил чародей, - Я просто исследователь, зашедший несколько дальше других.

- Я сделаю вид, что я не слышал этой ереси, - отмахнулся адепт, - Твое упорство заслуживает уважения, и я даю тебе последний шанс. Склонись перед Владыкой, и я сохраню тебе жизнь.

- Если я и должен буду склониться перед каким-нибудь богом… - задумчиво протянул Килиан, - То твой Владыка будет последним в списке!

На этих словах он вскинул шпагу, выпуская одиночный, прицельный разряд молнии. Попал бы он с такого расстояния или нет, но Первый адепт воспринял угрозу всерьез. Его чудовищный фламберг снова засветился синим цветом, впитывая энергию заклинания.

- Ты мог бы уже понять, что это бесполезно, - голос халифа звучал как-то даже укоряюще, - Похоже, что ты совершенно не извлек урока из нашей прошлой встречи.

В ответ на это ученый направил немного энергии в клинки своих шпаг, - и они засветились точно таким же синим цветом.

- Почему же, извлек, - ответил он, приближаясь, - Мне просто нужно было проверить полярность.

Клинки столкнулись… Точнее, должны были столкнуться. Обычно тяжелый двуручник может переломить тонкое лезвие шпаги с одного удара. Но вместо этого одинаково заряженные магнитные поля оттолкнули лезвия друг от друга.

Килиан, в отличие от противника знавший, чего ожидать, опомнился первым. Ученый обрушил на халифа град ударов обеими шпагами. Но тот держался молодцом. Он выставлял двуручник перед собой, раз за разом заставляя противника терять равновесие и пропускать возможность нанести новый удар.

Казалось, в сражении установился паритет, но паритет этот был ложным. Килиан был не так вынослив, чтобы поддерживать сражение в таком темпе. Паузы между ударами становились все больше. И вот, наконец, халиф смог контратаковать. Первый же удар заставил ученого податься назад. Мустафа не торопился преследовать: чем больше становилась дистанция, тем большее преимущество давал ему длинный клинок. Преимущество Килиана заключалось в том, что у него клинков было сразу два, но реализовать его все никак не удавалось. Благоприятную возможность для атаки вторым клинком он каждый раз упускал, занятый восстановлением равновесия после столкновения магнитных полей.

Это все больше походило на игру кошки с мышью. Мустафа двигался спокойно и неспешно, экономя силы и зная, что бежать некуда. Килиан же скакал, как бешеная лисобелка, силясь выйти ему во фланг, - но Первый адепт с легкостью пресекал эти попытки. Ученый отступал под ударами все дальше и дальше, пока не уперся спиной в колонну.

- Шах и мат, - заявил халиф, обрушивая на него рубящий удар наискось.

С громким звоном клинок ударился об колонну – и прилип к ней.

- Не стоит водить железом рядом с магнитом…

Килиан метнулся вправо, выходя на удобнейшую позицию для решающего удара.

- …если не хочешь потом его отдирать или изменять положение поля.

Одна из шпаг в руках чародея вонзилась в бок Первому адепту, пробивая его насквозь. Судя по крови, появившейся на губах чернокожего, пробито легкое. Как минимум, одно.

- Я с самого начала понимал, что мне не хватит ресурсов одолеть тебя своей магией, - рассказывал Килиан, поворачивая шпагу в ране, - Ты верно сказал, что за тобой богатства целой империи, а я – всего лишь скромный исследователь, да еще и незаконнорождённый. Если бы мы сражались сила на силу, мои запасы закончились бы гораздо раньше, и даже в количестве заклинаний ты меня превосходишь. Поэтому я схитрил. Я отступал к колонне, чтобы ты попал в ловушку. Дал тебе поверить, что ты побеждаешь, - и тем самым позволил тебе победить самого себя своей же магией. Изящно, не так ли?

- Глупо, - гулким басом сообщил Первый адепт.

Сноп молний с его руки ударил в грудь Килиана, и ученый с воплем повалился на пол. Ноги уже не держали его, пораженные чудовищным спазмом: в этом было слабое место отведения заряда за счет клетки Фарадея, прикрывающей только корпус. Отводится-то он все равно вниз.

Мустафа отключил магнитное поле на своем мече и оперся на него, как на трость. Он все еще был смертельно ранен; по всем расчетам он едва мог двигаться, не то что колдовать. Но что-то придавало ему сил.

- Ты… тщеславен, - изрек он, сбиваясь и выкашливая кровь, - И в этом… тщеславии… твоя… слабость.

Новый поток молний ударил по Килиану. Клинки, магнитным полем на которых еще можно было заслониться, прилипли к полу, так что все, что мог сделать ученый, это кричать от адской поли, пронзившей его тело.

- Твой… единственный… бог… это твое… эго. И потому… выдав и вправду… неплохой ход. Ты хочешь… Чтобы его оценил хотя бы… я.

Пошел дым, неприятно запахло горелой плотью. Кольчуга по-прежнему защищала внутренние органы мага, но под ударами молний она постепенно раскалялась, прожигая одежду и впиваясь в тело. Эту боль становилось уже невозможно терпеть.

- Ты не понимаешь… тех… у кого другие мотивы. Тех… кто бьется не за себя. Тех… в чьем сердце живет бог. Тех… кто готовы ради Владык… подняться над смертью и болью. Ты не понимаешь… что вера стоит подвигов.

Молнии прекратились. Килиан ждал, что сейчас Мустафа добьет его мечом, но этого не происходило. Пару вечностей спустя ученый понял, почему. Он был просто не в состоянии. Первый адепт умирал. Он уже не мог поднять меч. И теперь лишь ковылял к лифту, упрямо надеясь в последние мгновения своей жизни достичь поставленной задачи. Освободить Лефевра.

И несмотря ни на что, Килиан почувствовал к своему врагу легкое сочувствие. Ведь их цели, их идеалы были так похожи. Так похожи и так несовместимы.

Лишь магия и клинок могли рассказать, чьим идеалам было место в этом мире.

- Ты прав, - еле выговорил юноша.

Халиф остановился, не оборачиваясь. Он молчал. Может, он и хотел что-то сказать, но приступ кровавого кашля не позволил.

- Ты прав, - повторил чародей, - Вера стоит подвигов. Но кое в чем ты ошибся. И ошибся очень серьезно.

В отличие от своего оппонента, Килиан не прерывался посреди предложений. Но формулировать их старался покороче.

- Ты помнишь, что ты мне сказал? Тогда, на корабле?

- Что… именно? – уточнил халиф.

- «Я не знаю, где ты научился магии Владык», - напомнил чародей, - «Я не знаю, кто ты: вор, еретик или предатель». Так вот. Как я уже сказал. Я не вор. И не предатель.

Если бы он творил новое заклинание, даже в таком состоянии Первый адепт почувствовал бы возмущение магических энергий. Совсем иное дело – перенаправить уже существующее. Одна из шпаг оторвалась от пола и подобно копью, полетела в спину халифу. Тот все-таки обернулся и в последний момент попытался отбить ее в сторону своим мечом.

После чего лезвие переломилось, и острый обломок угодил ему прямо в глаз. Триггер вероятности сработал, как надо.

- Вера стоит подвигов. Ради Владык можно подняться над смертью и болью. Что я и делаю. Ради СВОЕЙ веры.

Используя шпагу, как трость, Килиан поднялся на ноги и проковылял к поверженному противнику. Тот уже не пытался ни сражаться, ни даже стоять на ногах. Грозный правитель огромной империи превратился в одышливого слепого старика.

- Я проиграл, - выговорил он. Без ненависти, без страха. С достоинством.

- Да, - подтвердил Килиан, - Ты проиграл. Шах и мат. Прощай, Мустафа.

Удар шпаги закончил дело. Где стояли двое, остался один.

Тяжело налегая на клинок, Килиан направился вперед. К лифту. Нужно было возвращаться вниз. Лана и Тэрл ждали его возвращения. К тому же Лана смогла бы оказать ему медицинскую помощь.

Он нажал на кнопку верхнего этажа.

(с) "Осколки старого мира", глава "Клинок расскажет" https://author.today/work/33948

«Рано или поздно наступает момент, когда уже невозможно отворачиваться от того, на что не можешь смотреть. Когда накопившиеся противоречия прорывают плотины твоего разума, неостановимым селевым потоком обрушиваясь на твою жизнь. Смывая все то, что ты строил, надеясь, что того, на что ты не станешь смотреть, не посмеет существовать.»

Килиан не стал спорить с решением Владычицы. Это было бесполезно. Да, она давно уже вложила в его голову такую установку: не спорь с божеством, божество знает лучше. Вот только сейчас ученый считал это бесполезным совсем по иной причине.

Не спорь с божеством. Божество все решило.

«Я слишком хотел быть причастным к великому. Бастард. Одиночка. Отверженный. Я так хотел быть чем-то большим, что дал обмануть себя. Даже нет, не так. Я так хотел быть чем-то большим, что обманул сам себя. Ты лишь дала мне яд, но выпил его я сам.»

В тот самый момент, когда Ильмадика рассказала о своем решении, сквозь пелену слепого обожания прорвался отголосок возмущения. Возмущения тем жестоким, бессмысленно-жестоким приговором, который Владычица вынесла своей сопернице.

Сопернице. Его разум вцепился в это слово, как вцепляется в мачту матрос на корабле, подхваченном штормом. Островок стабильности, позволяющий сохранить рассудок.

Или скорее – найти его.

«За тысячи лет в качестве божества ты так и не поняла, что значит быть божеством. У божеств нет соперников. Зато для лжеца соперником будет любой, кто пытается разоблачить его обман. Как Лана, героическая Лана, в которой истинной силы больше, чем в тебе со всем твоим богоподобным могуществом. Потому что в отличие от тебя, интриганки с божественными силами, она понимает, что такое достоинство, честь… и любовь.»

Он не стал спорить с богиней. Он не стал даже лгать ей снова. Воспользовавшись неоднозначными формулировками, Килиан скрыл свой внутренний мятеж. Но в душе своей он уже знал, какое решение правильное.

И знал, что пойдет до конца, чего бы ему это ни стоило.

«Любовь не приемлет рабства. Но слишком часто рабство принимают за любовь. Именно на этом попался и я. Тогда, в Проломе Стефани, я искал того, кто объяснит мне, как жить в этом мире. Для тебя, для той, кому нужен был слуга и источник творческой энергии, это было настоящим подарком Судьбы… Или, быть может, результатом твоей ворожбы. Тебе не составило труда нащупать нехитрые струнки моей души. И сделать так, что я не просто стал твоим рабом: что я был рад стать твоим рабом.»

От Ильмадики Килиан направился прямиком в темницу. У него было мало времени. С минуты на минуту Владычица догадается о подвохе. А кроме того, зная Йоргиса… Ученый слишком боялся, что если он промедлит, случится непоправимое.

«Но кое-чего не поняли ни ты, ни я. Мы сами строим мир вокруг себя. Мы сами решаем, каким он будет. Нам не нужны Боги, - потому что каждый из нас и так немножко Бог. Это главное, чему научила меня Лана. Ты построила мир, в котором есть лишь хозяева и рабы. И я принял его, потому что выстроил мир, где могу надеяться лишь на помощь извне. Возможно, ты счастлива в том мире, что построила вокруг себя. Но мне он больше не нужен. Я отвергаю его.»

«Я отвергаю тебя».

Стражники у ворот темницы скрестили алебарды:

- Извините, господин барон, но Госпожа Ильмадика велела не пускать вас к пленникам…

Сдвоенные молнии с двух рук заставили их заткнуться, отшвырнув к стенам. Не смертельно, но в строй они встанут нескоро. Даже не глянув на поверженных противников, чародей двинулся дальше.

«Мне не нужны Владыки. Мне нужно лишь делать то, что я считаю правильным. Я считал правильным высказаться против рабства. Но я промолчал. Я считал правильным спасти Хади. Но я промолчал. Я считал правильным не допустить бессмысленной войны за веру. И тогда я снова промолчал. Но сейчас я знаю, что будет правильным и как мне следует поступить.»

«Я не позволю причинить вред Лане».

Отчаянный женский крик заставил его ускориться еще больше. Стражники у камеры даже не успели понять, что произошло. А уж увидев навалившегося на девушку Йоргиса, Килиан и вовсе ощутил приближение неконтролируемой трансформации.

«Забавно. Я ненавидел их. Амброуса, Йоргиса, Эрвин. Я ненавидел их, потому что ты того хотела. Я верил, что все зло, что мы несем, исходит от них, а ты – жертва, которую понимаю лишь я. Каждый из нас верил, что понимает тебя только он. Но только это тоже ложь. Мы все были лишь рабами. Рабами, которых ты использовала, чтобы контролировать других рабов.»

Удар. Ранение. Негодующий крик Йоргиса. Жесткие слова. Так. Нет времени драться. Нужно вспомнить начальный план.

- Владычица изменила решение. Иди к ней и получи новые распоряжения.

- С чего бы ей передавать это через тебя? Ведь гораздо удобнее сообщить по мыслесвязи.

К счастью, ответ пришел сходу. Ильмадика никому не позволяла полностью проникнуть в ее планы. Слишком она, как понимал сейчас ученый, боялась того, что рабы могут выйти из-под контроля. Правильно, как оказалось, боялась.

«Я больше не твой раб».

- Хочешь сказать, что знаешь все помысли Ильмадики?

- Тоже верно.

И тут, в самый неподходящий момент, по мыслесвязи пришло «широковещательное» сообщение:

«Всем адептам! Киллиан Реммен нам больше не друг! Он предал нас, соблазненный пленной чародейкой Иолантой Д’Исса! В данный момент он штурмует тюрьму, пытаясь освободить ее! Все, кто в столице – идите на помощь!»

Понимая, что сейчас произойдет, Килиан сосредоточил магнитное поле на рукояти шпаги, отводя выпускаемые Йоргисом разряды молний через клинок в землю.

- Предатель.

Но почему-то эти слова ни капли не поколебали решимости бывшего адепта.

Трансформация Йоргиса не была прекрасной и величественной, как у Амброуса. Не была она и пугающей, как у самого Килиана, или брутальной, как у Эрвин. Скорее она была… довольно противной. Но вместе с тем, весьма и весьма эффективной.

Адепт походил на антропоморфного спрута. Необычайно длинные щупальца позволяли ему атаковать со всех сторон одновременно. Аморфное, рыхлое тело было почти неуязвимо для поверхностных повреждений. Широкая акулья челюсть могла перекусить практически любой металл.

«Все мы во что-то играли. Ты поощряла нас в этом: достаточно было диктовать правила игры, чтобы мы плясали под твою дудку. Йоргис играл в покорителя женских сердец. Эрвин играла в защитника угнетенных. Амброус играл в короля. Я играл в героя.»

Позволив, наконец, телу перейти в боевую трансформацию, Килиан выступил навстречу щупальцам. Шесть стремительных взмахов клинков. Четыре яркие вспышки электрических разрядов, доставляемых через лезвия. Четыре раны на теле спрута.

«Но сейчас я созрел до того, чтобы перестать играть. Прости, Владычица. Мальчик повзрослел.»

Два клинка плясали, рассекая воздух и выводя затейливую мелодию. Наверняка со стороны это было красиво. Но Килиан не видел этого. Он продолжал держать оборону.

Не подпуская чудовище к женщине, которую любил.

Поднявшись на ноги, Лана отступила назад, к стене. Молодец, девочка. Поняла, что сейчас будет лучшим, что она может сделать. Обеспечила Килиану свободу маневра.

Поднырнуть под удар. И с размаху вогнать шпагу в основание щупальца. Йоргис взревел от боли; три других щупальца конвульсивно дернулись, ударяя по стенам, от чего темница заходила ходуном.

Килиан выпустил шпагу, оставляя ее в ране, и освободившейся рукой начертал в воздухе полукруг. Догадавшись, что сейчас он атакует магией, Йоргис попытался перехватить удар магнитным полем…

И притянул практически к самым рукам сгусток раскаленной плазмы. Конвекция – страшная штука.

Разумеется, так как плазменный шар находился все-таки на некотором расстоянии, его жара не хватило, чтобы причинить серьезные повреждения адепту. И все же, руки ему хорошо обожгло. А главное – отвлекло его внимание, позволяя ученому вложить остаток воли в решающую атаку.

Прыжок. Щупальца пытаются перехватить его, но слишком поздно. Замах. Колющий удар в грудь. Шпага вонзается на несколько сантиметров ниже сердца. Ничего. Заклятье изменения кристаллической решетки. Прямо в теле Йоргиса клинок изменил свою форму, в буквальном смысле находя сердце.

И поворот напоследок.

«Я больше не один из вас».

(с) "Ложь путеводных звезд", глава "Все, что было мной" https://author.today/work/52961

Сколько секунд в Вечности?..

Почему-то, когда все тело конвульсивно дернулось от пронзившего его острия меча, какая-то не особенно рациональная часть сознания Килиана начала отстраненно вспоминать монолог из великой Дозакатной классики.

И пастушок ответил…

Триггер вероятности не смог отвести от него сокрушительный удар короля. Все, что он сделал – не позволил клинку вонзиться в сердце, отведя его по ребру в живот. Что ж, пожалуй, этого хватило, чтобы если не спасти ему жизнь, то по крайней мере продлить агонию.

Гора чистого камня… Нет, в оригинале было «алмаза». Почему вообще алмаза? Алмаз хоть и твердый, но вообще-то довольно хрупкий. Под ударами клюва он быстро раскололся бы по плоскостям спайности. В посыл монолога мрамор или гранит вписался бы гораздо лучше.

Триггер вероятности продлил его агонию, - и это было правильно. Агонию всегда лучше продлить. Люди так боятся долгой смерти, так молятся о том, чтобы умереть быстро. Они не понимают простой и очевидной вещи.

Пока ты еще жив, каким бы хреновым ни было твое положение, всегда можно найти выход. А из Последних Чертогов выхода нет.

Чтобы взобраться на гору, понадобится час, и обойти – тоже час… То есть, при средней скорости пешего человека в четыре-шесть километров в час радиус окружности горы получается в районе восьми десятых километра, то есть восьмисот метров. Вот зачем ему понадобилось сейчас это подсчитывать? Ведь ему не требуется взбираться на гору. По крайней мере, не буквально.

Килиан вернулся в человеческий облик: сил поддерживать боевую трансформацию не хватало. Но крайне ошибается тот, кто считает человеческое тело слабым. Да, оно не обладало демонической силой, скоростью и живучестью, не могло выдерживать ударные дозы Порчи и проводить через себя колоссальные объемы энергии. Но в конечном счете все это было неважно. Важно лишь то, хватит ли тебе сил сделать то, что ты задумал.

Ведь ученый всегда имел козырь в рукаве на случай, если что-то пойдет не так.

Каждые сто лет прилетает маленькая птичка и точит клюв об алмазную гору… Интересно, а ведь судя по дальнейшему контексту, это каждый раз одна и та же птичка. Что ж это за птичка, живущая многие сотни лет? И где она точит клюв в промежутке между прилетами? Может, помимо загадочной Померании, у нее множество таких алмазных гор по всему миру? А раз в секунду Вечности она создает алмазную россыпь, где позже будут трудиться рабочие?

Так ведь и рождаются легенды.

Кровь хлестала из развороченного живота. Двигать рукой было очень тяжело. Но Килиан упрямо, миллиметр за миллиметром, тянулся к скрытому кармашку на поясе.

Зная, что если на мгновение остановится, то сил на второй рывок может не хватить. И тогда он умрет.

И вот когда птичка сточит так всю гору, наступает первая секунда Вечности. Релятивистская какая-то птичка.

Пальцы ухватили крошечный хрустальный флакончик со свинцовой крышкой. И в тот же миг перед внутренним взором Килиана встал образ, на мгновение придавший ему сил. Лана… Он вспомнил, как, впервые за долгое время общаясь как прежде, когда между ними не стояли рабство и предательство, они делились друг с другом своими наработками. Их подходы к магии различались, но все больше и больше находили они общего. Каждый из них расширял свой кругозор, свое понимание Мира и Магии, благодаря другому. Слегка. По капле. По крошке алмаза, откалываемой клювом релятивистской птички.

Вы думаете, что это чертовски много времени?.. Нет, блин, много раз по сто лет – это мелочи. Ну, по крайней мере по сравнению с тем временем, что уходит, когда в предсмертной агонии пытаешься дотянуться до единственного, что может тебя спасти.

Именно тогда, еще в Иллирии, в поместье дома Д’Исса, Лана рассказала Килиану, как творчески адаптировала его идею с амулетом, оберегавшим от болезни. Она сделала это еще во времена, когда вместе с Амброусом помогала крестьянам в южной Миссене. Именно тогда она придумывала зачаровывать зелья и травяные отвары, закладывая в них частичку своих исцеляющих чар. Принципа, по которому это делалось, Килиан тогда не понял (сам он связывал амулет с триггером вероятности через условия, а не изменял его собственные свойства), и разговор плавно перешел в демонстрацию. Результатом стала пара флакончиков со сбором календулы, чистотела и золототысячника, зачарованным на заживление ран. Один флакончик остался у Ланы, другой она вручила ему. И хоть и несравнима была их сила с настоящим заклинанием, эффект они оказывали вполне ощутимый.

…лично я думаю, что это чертовски упрямая птичка! К слову, эта фраза – неканон: Килиан смутно припомнил, что этот монолог ссылался на более раннее произведение, где ничего об упрямстве птички не говорилось.

Вот к чему сейчас было вспоминать эту информацию?..

Килиан смог достать флакончик. И даже отвинтить крышку. Но сил выпить ему уже не хватило. Перед глазами все плыло. Густой темный дым, заволакивавший небо, казался круговертью радужных узоров. Да еще братец над ухом продолжает вещать. Когда до тебя дойдет, что Ильмадика не откликнется? Ей не нужны те, от кого нельзя больше подпитаться творческой энергией.

А Амброус… Он был выжат досуха. До последней капли рассудка.

Как ни странно, Килиан не чувствовал гнева и ненависти по отношению к своему убийце. Скорее… Сочувствие. Ведь он сам мог бы разделить его судьбу, если бы Лана не спасла его. Если бы не помогла ему вовремя осознать, куда он катится. Отчасти поэтому он пообещал ей помочь спасти Амброуса.

Вот только чтобы исполнить это обещание, нужно было сначала спасти себя.

Скосив глаза на источник странного звука, ученый кое-как смог рассмотреть, как магия брата выдирает арматуру из развороченных стен. Непродуманно, братец. Тебе в этом дворце еще жить. Недолго, правда: даже ангельское тело не может выдержать подолгу такого количества энергии. После этой битвы оно неизбежно будет разрушено, если, конечно, Лана или еще кто из целителей-эжени не исцелит его.

Именно на Лану, точнее, на «Искренний» направил Амброус свои снаряды. И Килиан… понял, что не допустит этого. Без пафоса, без яростных выкриков «Я защищу тебя, любимая». Просто – не допустит. Не разрешает реальности сложиться таким образом, что Лана погибнет.

Он почти не удивился, когда эта мысль преобразовалась в купол магического щита, окружающий крышу дворца, не оставляя выхода никому из тех, кто заточен на ней. Теперь купол спадет, только когда один из них одержит верх. Окончательно.

Три арматуры ударили в щит с такой силой, что ударная волна отшвырнула Амброуса на метр назад. Хорошо. Это ошеломит его. Выиграет лишние секунды.

Секунды, необходимые на последний рывок.

Через боль. Даже не через саму боль, а через страх, осознание того, как больно будет сейчас. И бессмысленно убеждать тело, что боль необходимо потерпеть, чтобы потом стало легче. Тело не понимает таких тонкостей. Оно не загадывает вперед, оно просто знает, что сейчас будет ОЧЕНЬ БОЛЬНО.

Но даже оно склоняется перед разумом, знающим слово «надо».

В глазах потемнело, когда Килиан резко согнул руку в локте, почти опрокидывая в себя содержимое флакончика. Половина пролилась мимо, но и того, что попало в рот, хватило, чтобы ощутить, как рана начинает затягиваться. Куда медленнее, чем это было, когда Лана исцеляла его во время битвы за Тюрьму Богов, но все-таки…

…все-таки нужно было подняться. Подняться и встретить врага.

- Эй, братец… Мы еще не закончили…

Какая же слабость… Не то состояние, чтобы сражаться с адептом в боевой трансформации, совсем не то. Но выбора сейчас нет. Есть такое слово, «надо».

Короткое усилие воли, и свинцовая пробка рассыпалась золотой пылью. В сравнении с той силой, которой орудовал Амброус, это были жалкие крохи, но… и этим можно победить, если знать, что делать.

Главное, чтобы ничего не подвело в решающий момент. Сейчас Килиан собирался использовать уроки Ланы и магию адептов одновременно, гармонично сочетая одно с другим. Теперь он понимал: магия адептов – лишь частный случай магии эжени. Питающийся силой от его вдохновения ученого, от веры в то, что силой своего ума мир можно познать и изменить к лучшему.

Сейчас эта вера была сильна, как никогда. Именно поэтому он не собирался отступаться от привычных методик: все то, чему он научился, было его достижением, от кого бы ни исходили эти уроки.

- Упрямая тварь! – лицо Амброуса исказилось бешеной яростью. Странно, но чем больше сияло ненависти в лазоревых глазах, тем спокойнее и увереннее чувствовал себя Килиан.

- Сдохни!

Сразу все арматуры устремились в атаку. Именно для этого момента Килиану и были нужны методики, преподанные Ланой. Он сотворил привычное заклинание, - но без ритуала, который занял бы преступно много времени.

«Пусть я найду единственное положение, где все снаряды брата пройдут мимо. Сто процентов или цельная единица. Я так хочу!»

В первый раз в жизни Килиан сотворил контроль вероятностей, не делая жестов руками и не проговаривая желаемого вслух. Но волна квантового изменения подсказала ему, что заклинание сработало. Ведь в конечном счете, все ритуалы нужны были не миру, а лишь ему самому. Чтобы поверить в собственные возможности.

Бросившись навстречу «копьям»-арматурам, Килиан споткнулся. Прошедший совсем рядом снаряд разорвал пустынное одеяние и ободрал кожу на плече, еще один прошел в опасной близости от не до конца залеченной раны в животе, третий – просвистел над самым ухом. В глазах Амброуса светилось злорадное торжество: он не сомневался, что огромной мощи, вложенной им в заклятье, хватит, чтобы попросту изрешетить своего врага.

Точно так же Килиан не сомневался в обратном.

Когда все три десятка арматурин прошли мимо, глаза брата удивленно расширились. Он не ожидал подобного – и преступно промедлил. Выскакивая из простреливаемой зоны, Килиан вложил всю инерцию движения в один простой, но стремительный колющий удар шпагой. Он метил в сердце брата, - но знал, что тот успеет защититься.

И знал, как именно Амброус защитится, - ведь в те мгновения, что ушли на преодоление обстреливаемой зоны, Килиан сотворил еще два триггера вероятностей специально под этот бой. На этом силы, взятые из свинцовой пробки, иссякли.

Не успевая отразить удар мечом, Амброус торопливо закрылся крылом, и шпага оставила глубокую рану. Килиан замахнулся для новой атаки, но скорости человеческого тела не хватало. Первый Адепт стремительно перехватил инициативу. С огромным трудом ученый сумел увернуться от первого удара, но за ним тут же последовал второй.

Клинки столкнулись и замерли, сцепленные магнитным полем. И даже несмотря на ангельский облик, лицо брата искажала нечеловеческая, безумная ненависть всей Преисподней.

- Сдохни уже наконец! – почти попросил он.

Килиан чуть усмехнулся, - а потом сделал то, чего никогда не сделал бы высокородный аристократ в благородной дуэли.

Сместившись навстречу своему противнику, он с силой ударил коленом в пах.

Расчет оказался верен: зная о том, что Ильмадика любит заниматься сексом со своими адептами в их боевой трансформации, Килиан не сомневался, что ни у одного из них эта часть тела не прикрыта дополнительной броней или чем-то подобным. Даже чувствительность не понижена (а скорее всего, и вовсе повышена в сравнении с обычным человеческим телом: тщеславию Владычицы такая идея прекрасно подходила).

Амброус согнулся пополам от боли, а Килиан продолжил наступать. Удар в основание шеи не вырубил адепта, как это случилось бы с обычным человеком, но ошеломил, заставив терять инициативу. Следующую атаку, - в челюсть, - Амброус блокировал, пытаясь отступить назад, чтобы разорвать дистанцию и снова перевести бой в плоскость фехтования.

Килиан не мешал ему, тем более что магнитное поле, окружавшее меч короля, исчезло, и шпага ученого была освобождена. Клинки братьев снова столкнулись.

Финт, выпад, парирование. Шаг вперед, два шага назад. Клинок Амброуса был заметно тяжелее, парировать такой сложно. Кроме того, благодаря силам боевой трансформации Первый Адепт был сильнее и быстрее. Амброус не сомневался в победе.

Килиан – тоже.

Натиск. Ученый пытался воспользоваться преимуществом легкого клинка, нанося быстрые удары с разных сторон, но даже с мечом Амброус не уступал ему в быстроте. Пусть. Главное, что отражая их, король немного отступал назад.

До тех пор, пока не сработал оставшийся триггер вероятности.

Развороченная крыша, из которой Амброус вырвал свои «снаряды», не выдержала издевательств. На очередном шаге короля она обрушилась под его ногой. Первый Адепт попытался взлететь, но раненное крыло не смогло удержать его в воздухе.

Обломки крыши посыпались вниз, подобно оползню увлекая короля за собой. Амброус попытался спастись, сотворив контроль вероятностей, но со всей его силой привязанность к ритуалу сковывала его. Лишь в последний момент, пересчитав своим телом выступы обломанной крыши, одной рукой он ухватился за самый край, повиснув над пропастью.

Килиан остановился, тяжело дыша и глядя на поверженного противника сверху вниз. Как просто. Сделать шаг и безжалостно наступить на пальцы. Высота более трехсот метров. Даже для тела адепта, усиленного магией Владычицы, - это слишком. Амброус упадет – и разобьется. И никто не узнает в точности, как он умер.

Да даже, на самом деле, и необязательно делать шаг, вдруг понял Килиан. Он видел, как дрожат руки, которыми брат держался за выступ крыши. Порча медленно убивала его. И опять же, никто не просил его закачивать в себя такое количество энергии.

Просто постоять и подождать, пока он упадет. И никто не усомнится в правильности его действий. А Лане можно сказать, что он сделал все, что мог. Она поверит.

Килиан протянул руку.

- Сдавайся, брат, - попросил он, - Ты проиграл. Сдавайся, и будешь жив.

На всякий случай он следил за мечом, который король все еще сжимал во второй руке. Атаковать из такого положения было бы глупо. Но ученый давно привык не недооценивать глупость.

- Я… не… проиграю! – закричал в ответ Амброус.

Камень крыши начал крошиться под его пальцами.

- Неужели ты не видишь? – покачал головой Килиан, - Ты умираешь. Без помощи ты не выживешь. Я предлагаю помочь тебе. В буквальном смысле протягиваю руку.

Первый Адепт закричал от боли, унижения и ненависти. Казалось, вот сейчас силы его ненависти хватит, чтобы если не спастись, то унести за собой врага – без заклинания, на одной лишь силе его эмоций…

Не хватило. Ильмадика выжрала все досуха. Килиан смотрел на то, во что мог превратиться, и щемящая боль терзала его сердце.

Как бы он ни ненавидел своего брата, такого тот точно не заслужил.

- Неужели ты не видишь, что Она с тобой сделала? – спросил ученый, - Ты превратился в пародию на себя-прежнего. Вспомни себя. И ответь: от тебя хоть что-то осталось?

Амброус молчал. Кажется, слова начали достигать цели. Килиан качнул рукой:

- Послушай меня, брат. Дай мне руку. Дай мне руку, и я помогу тебе.

- Зачем? – Амброус поднял на него глаза, и в лазоревых… нет, уже голубых, трансформация начала спадать. В голубых глазах короля блестели слезы.

- Зачем тебе помогать мне? Ты ненавидишь меня. Ты всегда мне завидовал. Ты будешь рад, когда я упаду. Не ври, что это не так!

- Ради Ланы, - просто пояснил Килиан, - Ради того, чтобы она улыбалась.

Видя недоумение на лице поверженного врага, ученый хрипло рассмеялся:

- Она ведь любит тебя, придурок! Сам того не замечая, ты получил сокровище, о котором я могу только мечтать. Но я тебе не завидую. Я просто пытаюсь спасти твою гребанную жизнь! Постарайся не мешать этому, хорошо? Дай мне руку.

Король внимательно посмотрел на ученого – и выпустил меч из разжатых пальцев. Медленно, перебарывая себя, он потянулся вверх – и ухватился за протянутую руку.

Пришлось немного повозиться, но Килиан все-таки вытянул брата. И вот, наконец, тот встал на твердую крышу, глядя ему в лицо и все еще держа за руку.

- Отец любил твою мать, - сказал вдруг Амброус, - Действительно любил. Он любил Ванессу Реммен, а нам с матерью доставалась лишь его милость.

- Я не стану извиняться за это, - пожал плечами Килиан, - И в любом случае, Ильмадика никогда не дала бы тебе того, чего ты был лишен. Она использовала тебя, - как и меня.

Амброус, кажется, не слышал его.

- Отец любил ее… - продолжал он, - И тебя. Он любил тебя только за то, что ты был ее сыном.

- Брат, - мягко сказал ученый, - Отпусти мою руку.

- Отец любил тебя… - повторил Амброус.

И Килиан почти не удивился, когда его глаза полыхнули ненавистью.

- Так умри так же, как он!

Остатки накопленной силы он вложил в одно-единственное заклинание, и через сцепленные руки прошел колоссальной силы электрический разряд. Не отвести. Не заземлиться. Не выставить магнитный щит.

И все-таки Килиан был спокоен. Он не сомневался в своих силах. Хотя он так и не разобрался до конца в том заклинании, которым Ильмадика остановила его молнию во время схватки в Тюрьме Богов, он доверял тому, чему научила его Лана.

Разряд замедлился, неспособный преодолеть барьер сплетенных рук.

- Не пытайся, брат, - покачал головой ученый, - Сейчас я сильнее. Сдавайся. Пожалуйста.

Амброус весь побагровел от натуги. С искаженным лицом пытался он «подтолкнуть» заклинание, заставить его передавить волю новоявленного эжена.

И странное дело, чем больше он напрягался, тем проще было Килиану держать защиту. С каждым мгновением, как лицо короля превращалось в уродливую маску, ученый чувствовал себя все более… цельным.

Глядя на то, во что мог превратиться, он понимал, что сделал правильный выбор.

Боль от ломки по Ильмадике прошла.

- Она любит меня! – отчаянно закричал Амброус, - И видит Небо, я оправдаю Её любовь! Клянусь могилой отца, я отправлю тебя в Преисподнюю!

- Да не любит она тебя, - поморщился Килиан, - Ильмадика вообще неспособна любить. Она использовала тебя, как и всех нас. Каждый из нас думал, что его любят. Потому что тех, кто так считает, очень легко контролировать.

- Ты не заберешь Её у меня! – крикнул Амброус, - Если даже я умру сегодня, - я позабочусь, чтобы весь остаток своей жизни ты жалел об этом дне!

Он оглянулся в сторону края крыши, куда как раз закинули веревку. Армия повстанцев наконец-то поднималась к месту решающей битвы. Хади с ансаррами, Тэрл с кавалеристами… и Лана.

Амброус оглянулся на голос девушки, и жестокая улыбка озарила его лицо. В свободной руке мелькнула фосфорная граната – оружие, созданное когда-то для Идаволла самим Килианом.

- Ты пытался забрать мою любовь! – припечатал король, - А я заберу твою!

Волшебство откликнулось быстрее, чем разум успел осознать весь ужас происходящего. В мгновение ока сократился, сжался купол магического щита, надежно ограждая братьев от подоспевшего подкрепления.

Создавая барьер между Первым Адептом и девушкой.

Король улыбнулся: он знал, что это произойдет. Он ждал этого.

- Говоришь, она любит меня? – сбиваясь на истерический хохот, провозгласил он, - Так НАСЛАЖДАЙСЯ ЕЁ НЕНАВИСТЬЮ!!!

И с этими глазами он бросил гранату себе под ноги. Килиан все-таки разорвал контакт, бросаясь назад, спасаясь от опаляющего жара. Смех короля сменился адским криком, когда яркое пламя заживо пожирало его тело. Омерзительно запахло паленой плотью.

Килиан сидел прямо на крыше, больше не пытаясь спасти его. Не пытаясь помочь. Он проиграл. В последнем мгновении король Амброус Первый все-таки увел у него победу. Сквозь густой дым, отблески огня и сияние магического барьера ученый смотрел в глаза Лане, поднявшейся на крышу.

И чувствовал воочию, как сбывается последнее проклятье Первого Адепта.

(с) "Свет погасших отражений", глава "Секунды Вечности" https://author.today/work/112247

Кстати, кто опознал отсылку?)