Боярышник и Вероника

Этим летом мне везет на красивых мужчин... или это у меня возраст наступил, когда я начала обращать на них внимание?

Молодой человек, который вышел к нам из зарослей, очень сильно напоминал Диониса кисти художника Соломона: не того, что полуобнаженно-разнеженный-в-леопардовой шкуре, а того, что призадумался, держа тирс на плече: куда бы ему еще попутешествовать?

Венка на нашем незнакомце не было, но виноградную лозу с успехом заменяли листья березы, дуба и чуть ли не водоросли, запутавшиеся в романтически-растрепанной шевелюре. Вместе с тем впечатления неопрятного бродяги этот юноша не производил, потому что костюм на нем был хоть и мятый и не новый, но весьма достойного качества, а рубашка явно была свежей еще сегодня утром, а не неделю назад. В общем, можно было представить, что незнакомец скорее будет играть в гольф или регби, а не искать поденной работы у рыбаков или пастухов, если вы понимаете, что я имею в виду. Скорее джентльмен, чем работяга.

Он представился: звали его Филип Роуг, — и весьма мило извинился, что сперва подслушивал нас, приняв меня за кузину.

— А впрочем, — сказал он, наклонив голову к плечу и вглядываясь мне в лицо, — мерещится мне, что вы и в самом деле мне родня. Говор у вас английский, но нет ли шотландских родичей?

— Моя мать из Фрезеров, — сказала я. — Мой дедушка — Джеймс Фрезер из Гленфрита...

— А бабушка — сумасбродная Эйлин, которая сбежала с Джеймсом Фрезером, а потом сбежала от Джеймса Фрезера, — невежливо уставив в меня палец, воскликнул Филип. — Она — моя троюродная тетка!.. Вы и впрямь мне кузина.

Делать нечего, пришлось представляться и нам, а потом мы вернулись к балладе и принялись гадать, существует ли какая шотландская легенда с похожим сюжетным ходом. Филип уверял, что очень любит слушать шотландские предания, и слышал их уже много, но вот ничего подобного балладе Стивенсона пока ему не встречалось. Милли морщила нос, лоб, гримасничала, как бы демонстрируя углубленную работу мысли, и уверяла, что что-то такое она слыхала, но вот где, о чем? Артур застыл столбиком как суслик, готовый с минуты на минуту услышать тайну. Я совершенно по-простонародному, нарушая заветы бабушки, чесала затылок. Шляпка сдвинулась набок самым нелепым образом, но Момс этот прием помогал. Помог и мне.

— Это «Сказ об Атли» из Старшей Эдды! — выпалила я. — Атли пригласил Гуннара и Хегни, но обманул и захватил их в плен. — Я увидела озадаченный взгляд Милли, и продолжила не очень уверенно: — И Гуннар сказал Атли, что не расскажет, где спрятал золото, пока Хегни жив. А когда Атли показал Гуннару сердце Хегни, Гуннар засмеялся и сказал, что теперь, когда тайну золота знает только он, он никому ее не расскажет!

Меня смущало выражение лица Милли: она явно тоже вспомнила, но вспомнила совсем другую версию:

— Нет, это Хаген заявил Дитриху, что надо сначала убить Гюнтера! И это «Песнь о Нибелунгах»!

— Хегни это Хаген, а Гуннар — Гюнтер? — озадачился Артур.

— Да, но ученые спорят... — начала я, но Милли прервала приступ «фэрбенксита», проворно закрыв мне рот ладонью.

— Это было так давно, что никто ничего толком не помнит! — заявила она.

У меня возникло ощущение, что Филип что-то может сказать про этих древних королей, он даже рот открыл, но промолчал... и разговор как-то сам собой перетек на музыку. Ну Вагнер же, раз зашла речь о Нибелунгах! Я эти оперы знала только отдельными ариями, потому что бабушка водила меня в оперу только на Генделя, и это было так давно, что у меня воспоминания остались весьма смутные. А Милли у нас оказалась меломанкой. Она пыталась пересказать нам оперы (и не только Вагнера, а свое любимое), напеть мелодии... и право же, это вовсе не выглядело смешным. То есть, конечно, мы смеялись, когда она вдохновенно размахивая руками, изображала весь оркестр, но и она смеялась.

— Вдруг: та-та-тааа, — объясняла она прелюдию к «Так сказал Заратустра», — фарфары! Сладчайший звук откуда-то из пустоты... пам-пам! — говорит весь оркестр, и вдруг литавры: там-там-там-там-там! как бы без всякой связи с мелодией, будто бы не в такт и невпопад, понимаете? И снова фанфары, пам-пам оркестра, но как бы выше, понимаете, и литавры — снова совершенно бестолково, и опять фанфары, и вот тут наконец оркестр, выше уровнем, понимаете, что я хочу сказать? Солнце восходит, и вот первый луч из-за горизонта! Восторг!

Она скакала по валуну, который выбрала в качестве сцены, как дикарка, но мне не было смешно. Я увидела, как на нее смотрит Филип... я увидела, как она остановилась и озадаченно посмотрела на Филипа, как бы вспоминая, кто он такой и что здесь делает.

Филип протянул руку, и Милли медленно вложила свою ладонь в его.

...Откуда-то из небытия послышался мне звук фанфар, вздохнул оркестр, невпопад прошлись по литаврам колотушки...

...Фанфары-оркестр-литавры накатились следующей волной...

...Фанфары...

И я воочию увидела то, что пишут иной раз в романах: «Лица их внезапно озарились внутренним светом». Честное слово, я не вру!

Мне стало неловко, и я отвернулась к морю. Там далеко шел какой-то пароход, и на нем горели огни, и до меня дошло, что если зажгли огни... это же Шотландия и июнь!.. то это значит, что давно наступила короткая летняя ночь, и ни в какую гостиницу нас уже не пустят.

— Ой, — за моей спиной проговорила Милли. — Уже так поздно?

Я оглянулась. Филип озадаченно смотрел на заснувшего Артура.

— Придется ночевать здесь, — растерянно сказал Милли и с деланной практичностью добавила: — У нас есть пледы, свитера... не замерзнем, думаю. Жестко, конечно, будет...

— Нет, — придя к какому-то решению, сказал Филип. — Тут рядом есть местечко получше.

Он нагнулся и поднял Артура на руки.

— Не надо! — воскликнула я. — Он уже большой и тяжелый...

Но Филип нес Артура легко, как пушинку.

— Велосипеды оставьте, никуда они за ночь не пропадут, — бросил он через плечо. — Тут есть что-то вроде боти, пастухи в непогоду ночуют.

Место, куда Филип нас привел, хижиной назвать было трудно — просто под скальным навесом была сложена из камней стенка от ветра, но под этой стенкой было навалено свежего сена, и в это сено мы положили Артура, а потом и сами рядом повалились, накрывшись пледами. Филип по-братски поправил на Милли плед, пожелал нам спокойной ночи и ушел.

— А где вы будете ночевать, кузен? — спросила я в темноту.

— Да разве я в Шотландии себе место для ночевки не найду? — ответил невидимый уже Филип и удалился посвистывая.

Сейчас идет работа над повестью "Боярышник и Вероника":

Когда у Вероники Фэрбенкс закончились родственники по папиной линии, она решила найти родственников по маминой. И что с того, что для этого надо забраться в самую глушь Шотландии? Слава богу, на дворе не средневековье, а век технического прогресса, пара, телеграфа и электричества https://author.today/work/52644