Порка за вырванную бороду и отгрызенную руку

Телесные наказания отменили в России в 1904 году. До этого же розги столетиями оставались самой популярной карой, в первую очередь, в среде крестьян. В случаях, когда проступок не затрагивал интересы «сильных мира сего», а касался только таких же крестьян, участь виновного обычно решала «мирская сходка» – собрание жителей деревень одного уезда.

Летом 1799 года в Муромском уезде, судя по «наказательной книге» за тот период, крестьяне деревень Щедринец и Павликово наказывались розгами четыре раза за относительно мелкие по тем временам провинности.

12 июня:

Июня 12 дня в силу поданного объявления деревни Щедринца от женки Мавры Никитиной, Сидоровской жены, учинено наказание тоя ж деревни крестьянскому сыну Григорию Иванову за принесение от него во извинение со оной женкой прежде кумовства в блудном падении розгами (дабы ему впредь неповадно было того делать). А по ее, вышеписанной женки, показанию, сделано блудное падение после кумовства.

28 июня:

Июня 28 дня учинено наказание деревни Щедринца крестьянину Василью Ракову за то, что он покрал выборного Степана Дмитриева, из его собственной бани выломал пол. За то он при мирской сходке наказан розгами. При том были деревни Щедринца крестьяне, именно: лучший человек Алексей Евдокимов, десятские Антон Малафеев, Егор Бутырин, Михайла Алексеев, Михайла Кузмин, Яков Казанин, Петр Козлов, Александр Зайцев, Николай Спиридонов.

15 июля:

Июля 15 дня учинено наказание деревни Павликово Антипу Андрееву розгами при мирской сходке за то, что он поил вином оброчного сборщика, видя на нем собранные суммы с трех деревень, а притом земского и старосту, дабы ему впредь того неповадно было делать.

Позже в июле, без точной даты:

Июля дня учинено наказание деревни Павликово крестьянину Ивану Андрееву розгами по доказательству сотского Афанасия Васильева, и свидетеля в драке Максима Мулкина, и по смотру побоев на брате его той деревни крестьянами, и по поданному в суд письменному доказательству, что-де он, Иван, на поле бил брата своего смертно колом и переел ему руку зубами, которая и осмотрена при мирской сходке, дабы ему впредь того неповадно было делать.

При более тяжких преступлениях обычно для начала пороли, а после арестовывали или отправляли на каторгу, в зависимости от тяжести содеянного. 

Что касается видов преступлений, то, например, в 1857 году в Смоленской губернии было совершено 7 святотатств, 23 убийства, 9 изнасилований и одно скотоложство. Но чаще всего встречались конокрадства – 495 раз, кражи – 437 раз, корчемства (изготовление и продажа алкоголя из-под полы) – 107 раз, и подкидывания незаконнорожденных младенцев – 81 раз.

К слову, при этом власти полагали, что «народная нравственность в Смоленской губернии, судя по числу и роду преступлений, находилось в удовлетворительном состоянии, если принять во внимание малое развитие народного образования. Число преступлений в Смоленской губернии с каждым годом увеличивалось: от 688 преступлений, совершенных в 1854 году, оно возросло до 1247 в 1857 году. Впрочем, и эта последняя цифра, в сравнении с народонаселением, совершенно ничтожна».

И, наконец, свидетельство очевидца – писателя Алексея Потехина (рассказ «Хворая», 1891 год):

– Мое дело такое, Мартыныч, – говорит мужичонка, у которого под глазом синяк и нет целой половины бороды: – Он меня в самое буркало, а я его по носу. Ну, у его руда и полила. Так нет, мало ему; за бороду, братец мой, вишь ты: как полыснет, смерть моя. Посмотрю: полны грабли волосьев выхватил. Я – караул!.. Полштоф попался под руку – по роже: в раз пришлось – всю рожу ему раскровянил. Больше ничего!.. Опосля же того он на меня прошение. Так и так, говорит, убит. Ладно. А почему так?.. Может, я больше?.. Кто мне за бороду заплатит?.. Рожа – она ничего, она заживет, на то она рожа. Разбей ее вдрызг – она опять соберется, а борода – особая статья – ее не приставишь. А где мне бороду взять?.. Покажи закон, что больше: в рожу ли теперь дать, али в бороде человека обидеть?.. Вот что, брат. Вот смотри, Мартыныч: вот буркало затекло – это мне не обидно, а бородой он меня больше обидел. Так ли, Мартыныч? Что ему будет за это? 

– Выпорют обоих. Больше ничего не будет.

– Ну, нет, это мне не в удовольствие. Порка поркой, а за бороду мне он заплати. Вот что. Я и судьям скажу: господа судьи, как угодно, вы сами Божьи люди; можно ли лик без бороды сделать.

– Ты поговори, так еще старшина прибавит от себя, либо в темную посадит на неделю, – возразил Мартыныч и повернулся к бабе, которая уже давно лезла к нему в глаза, желая заговорить.

– Ну, уж пущай же меня старшина сажает, а я четверти не пожалею, четверть поставлю, рубль куда ни шел, а мне за бороду взыщи.