И вот когда наконец...

...заканчиваешь выкладывать книгу, конечно, хочется сказать о ней несколько слов. 

Итак.

Я закончила наконец оцифровку и выкладку «Завещания фараона» – первого тома цикла «Аэд Эллады». Итак, что это за книга?

Как ясно из самого ее названия, а также из  названия цикла, который она открывает, роман будет в первую очередь интересен тем, кому нравятся остросюжетные исторические произведения, а также тем, кто увлекается Древним Египтом и Древней Грецией. Однако можно ли его назвать строго историческим?

Нет.

Как я пишу непосредственно в предисловии, в этой книге не стоит искать точных дат и безупречных жизнеописаний исторических деятелей, таких, например, как Эхнатон и Нефертити. Да, действие происходит в эпоху их правления, и я стараюсь быть достоверной в различных деталях – при описании одежды, украшений, быта, то есть того, что создает атмосферу страны и эпохи. Но сами их образы, равно как и взаимоотношения в царской семье – это целиком и полностью на моей авторской совести. Исторически царица Тейя пережила своего мужа, в романе же она умерла раньше него. Вопрос о происхождении Нефертити также остается до сих пор открытым, о котором спорят историки: либо она была дочерью одного из египетских вельмож, либо принцессой Митанни, либо действительно сводной сестрой своего мужа. Именно последней версии я и придерживаюсь, но исключительно потому, что она наиболее удобна для сюжета, а не потому, что наиболее достоверна. Однако хронологию введения культа Атона в Египте я стараюсь сохранить: он был введен далеко не сразу и не одномоментно. Впрочем, религиозные реформы Эхнатона скорее фон для событий романа и для сюжета какой-либо важной роли не играют. Ревнителям же абсолютной и безупречной достоверности могу предложить считать эту книгу альтернативной историей.

Теперь несколько слов о «древнегреческих» главах.

Честно говоря, мне, как историку, самой сложно представить, с какой стороны подходить с разъяснениями к той сборной солянке, которая у меня тут получилась. Сразу скажу, я описываю период не классической Греции, то есть это не Афинская республика и не современная ей Спарта, хотя архитектуру Афин я взяла именно из этого периода. Я упоминаю Пирей, Длинные Стены, Парфенон – то есть сохраняю для читателя все то, что со школьной скамьи ассоциируется с Грецией. Афины – ее столица. Но Греция здесь не единое государство, конечно же, а некая такая конфедерация (больше даже федерация) еще недавно независимых государств, которые объединил сильный правитель, формально оставив титулы местным царькам. И этот правитель – Атрид Агамемнон, тот самый, что, по выражению О. Мандельштама, некогда поднял над Элладой «журавлиный пояс» кораблей, отправляясь под Трою. И здесь исторический роман соприкасается с мифами, превращаясь, наверное, в фэнтези, но фэнтези без магии, эльфов и прочей привычной жанру атрибутики. Я просто беру мифологический персонаж и, вплетая его в контекст романа, рассматриваю как реальное историческое лицо, а все события, с ним связанные, – тоже как исторические. Без вмешательства богов, богинь, без чудес и прочей волшебной мишуры.

Как это коррелирует хронологически с египетской частью романа? 

Нефертити и Эхнатон жили в первой половине XIV века до нашей эры, Атрид Агамемнон же, будучи, согласно мифам, царем Микен, как раз ассоциировался с эпохой возвышения Микенского царства – то есть как раз с XIV-XII веками до н. э. (Посмертная маска, найденная в Микенах и называемая «маской Агамемнона», никакого отношения на самом деле к этому царю не имеет и датируется XVIв. до н.э.). Троянская же война, как принято считать, произошла в начале XII в до н.э. Как видим, разница между этими историческими деятелями (если вообще считать Агамемнона историческим лицом), около двухсот лет. 

Тем не менее в романе они современники.

И да, у меня Агамемнон правит не в Микенах, а в Афинах – городе, который для современного человека прочно ассоциируется со столицей Греции. 

Впрочем, в «Завещании фараона», первом томе цикла, до Троянской войны еще очень далеко, я описываю молодость Атрида, первые годы его прихода к власти, когда еще ни о Клитемнестре, ни о Елене в его окружении не шло и речи. Зато Троада и окружающие ее государства – сателлиты хеттов и… персов. Да-да, это снова анахронизм, ибо Персидская держава возникла лишь в VI в. до н.э., но ведь все мы помним знаменитые греко-персидские войны? 

Словом, все то, что мы любим в Греции, все, что большинство о ней знает и помнит, – все собрано, как в фокусе, в цикле «Аэд Эллады» – и, соответственно, в романе, его открывающем. Да, считайте это альтернативной историей.

Теперь я хочу немного остановиться на образе самого Агамемнона, каким я его показываю в книге.

Так уж сложилось, что сейчас его рассматривают больше как отрицательный персонаж (взять тот же фильм «Троя» или даже любительские постановки ролевиков: «Я – Агамемнон великий, герой богоравный и славный… более тысячи стадий два пальца моих разделяют»).

Я нарушаю эту традицию и вывожу этого царя как положительного героя. 

Почему?

Начнем с того, что отталкиваться я буду только и исключительно от поэм Гомера (что естественно, раз уж цикл называется «Аэд Эллады»). По "Илиаде" Агамемнон – достойный человек, совершивший ошибку под влиянием эмоций и, несмотря ни на что, пытавшийся ее исправить. Откуда же взялось отрицательное толкование его образа?  

Тут я вижу два момента. Поэму Эврипида, который на волне "я так вижу" написал свое толкование предыстории Троянской войны, "Ифигению в Авлиде" – где Агамемнон убивает на охоте лань Артемиды и потом, чтобы унять гнев богини, приносит собственную дочь в жертву, вызвав в лагерь под предлогом, что обещал ее в жены Ахиллесу. У меня здесь вызывают недоверие два момента: лань Артемиды, Киренейская лань, за которой бегал Геракл – она бессмертна. Значит, для Геракла это был подвиг – поймать ее, он за ней несколько месяцев бегал... а тут – раз! – приходит какой-то обычный царь и одной стрелой, на обычной охоте... ну вот не верю! Очевидно, Эврипид это придумал (имел право), а затем традиция превратила в версию мифа. У Гомера же (которого мы берем за первоисточник) нигде не упомянут этот инцидент, о нем не вспоминают ни Ахилл, ни Атрид. Агамемнон в "Илиаде" действительно предлагает свою дочь в жены Ахиллесу – Ифианассу. Некоторые толкователи отождествляют ее с Ифигенией. То есть в «Илиаде» девушка жива и благополучна, находится в отцовском доме. А события "Ифигении в Авлиде" происходят задолго до событий "Илиады" – следовательно, как говорят юристы, вступая с ними в противоречие, становятся ничтожны. 

Второй момент – образ Ахиллеса очень любил Александр Македонский. И вот всяким толкователям и историкам той эпохи – ну как было не "подольстить", чтобы угодить великому царю? Так вот это, на мой взгляд, если говорить совсем уж упрощенно и самую суть, и вошло в традицию.

Так что я просто, скажем так, стараюсь вернуть историческую справедливость по отношению к образу Агамемнона.

На что в поэмах Гомера я для этого опираюсь?

Обычно берут только фабулу "Илиады", гольный сюжет, вытекающий из мифов, которые складывались в эпоху, когда военная демократия, представителем которой в мифе, по сути, является Ахиллес, отмирала, уступая свое место царской власти. Военные вожди превращались в царей. Для многих простых воинов это казалось огромной несправедливостью. Отсюда такой, в сущности, традиционный мотив: благородный военачальник противостоит царю. Теперь давайте посмотрим, как раскрывает этот миф Гомер. Спросите у знакомых, кто из них читал "Илиаду" от корки до корки со всеми примечаниями? Многие ответят, что читали? А ведь там образы очень живые и глубокие! 

Вот, например, третья песнь, Приам со стены спрашивает Елену:

"Кто сей, пред ратью ахейскою, муж и великий, и мощный?

Выше его головой меж ахеями есть и другие,

Но толико прекрасного очи мои не видали,

Ни толико почтенного: мужу царю он подобен!» (стих 167-170)

Прекрасный и почтенный, обратите внимание. Где негатив?

Отвечает Елена, и потом сразу реакция Приама: (стих 177-183)

"Ты вопрошаешь меня, и тебе я скажу, Дарданион:
Муж сей есть пространнодержавный Атрид Агамемнон,
Славный в Элладе как мудрый царь и как доблестный воин.
Деверь он был мне; увы, недостойная, если б он был им!»
Так говорила, — и старец, дивяся Атриду, воскликнул:
«О Агамемнон, счастливым родившийся, смертный блаженный!
Сколько под властью твоею ахейских сынов браноносных!"

Славный в Элладе как мудрый царь и как доблестный воин. Вот так. Опять же нет негатива от автора.

Дальше трояне предлагают решить исход войны поединком, чтобы якобы сохранить жизни людей. И – обратите внимание! – Агамемнон соглашается. Идет навстречу, ценя жизни своих воинов. Почему сражаться в итоге побежал лично его брат, понятно, но дальше трояне, видя, что их боец проигрывает, пускают в Менелая предательскую стрелу, и Гомер показывает, как переживает Агамемнон за брата:

"В ужас пришел Атрид, повелитель мужей Агамемнон,
Брата увидевши кровь, изливавшуюсь током из язвы...
«Милый мой брат! на погибель тебе договор заключил я,
Выставив против троян одного за данаев сражаться:
Ими пронзен ты; попрали трояне священную клятву!
Но не будут ничтожными клятва, кровавая жертва,
Вин возлиянье и рук сопряженье на верность обета.
Если теперь совершить Олимпийский Зевес не рассудит,
Поздно, но он совершит, — и трояне великою платой,
Женами их и детьми, и своими главами заплатят.
Твердо уверен я в том, убеждаяся духом и сердцем,
Будет некогда день, как погибнет высокая Троя,
Древний погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
Зевс Эгиох, обитатель эфира высокоцарящий,
Сам над главами троян заколеблет ужасным эгидом,
Сим вероломством прогневанный: то неминуемо будет.
Но меж тем, Менелай, и жестокая будет мне горесть,
Если умрешь ты, о брат мой, и жизни предел здесь окончишь.
Я, отягченный стыдом, отойду в многожаждущий Аргос!" (стих 148-149, 155-171)

И тут очень показательный момент. Он клятву собирается сдержать, если погибнет Менелай. Даже в таких обстоятельствах он верен своему слову! Да, боец ахейцев погиб, суд поединком совершен. Слово надо держать. Он отвел бы войска.

Но Менелай выживает.

Или вот, песнь девятая, тоже очень показательный отрывок, который я позволю себе привести полностью, несмотря на его длину:

"Так охраняли трояне свой стан; но ахеян волнует
Ужас, свыше ниспосланный, бегства дрожащего спутник;
Грусть нестерпимая самых отважнейших дух поражает.
Словно два быстрые ветра волнуют понт многорыбный,
Шумный Борей и Зе́фир, кои, из Фракии дуя,
Вдруг налетают, свирепые: вдруг почерневшие зыби
Грозно холмятся и множество пороста хлещут из моря, —
Так раздиралися души в груди благородных данаев.

Царь Агамемнон, печалью глубокою в сердце пронзенный,
Окрест ходил, рассылая глашатаев звонкоголосых
К сонму вождей приглашать, но по имени каждого мужа,
Тихо, без клича, и сам между первых владыка трудился.
Мужи совета сидели унылые. Царь Агамемнон
Встал, проливающий слезы, как горный поток черноводный
С верху стремнистой скалы проливает мрачные воды.
Он, глубоко стенающий, так говорил меж данаев:
«Други, вожди и властители мудрые храбрых данаев,
Зевс громовержец меня уловил в неизбежную гибель!
Пагубный! Прежде обетом и знаменьем сам предназначил
Мне возвратиться рушителем Трои высокотвердынной;
Ныне же злое прельщение он совершил и велит мне
В Аргос бесславным бежать, погубившему столько народа!
Так, без сомнения, богу, всемощному Зевсу, угодно.
Многих уже он градо́в сокрушил высокие главы
И еще сокрушит: беспредельно могущество Зевса.
Други, внемлите и, что повелю я вам, все повинуйтесь:
Должно бежать; возвратимся в драгое отечество наше;
Нам не разрушить Трои, с широкими стогнами града!»

Так говорил, — и молчанье глубокое все сохраняли;
Долго сидели безмолвны, унылые духом, данаи.
Но меж них наконец взговорил Диомед благородный:
«Сын Атреев! На речи твои неразумные первый
Я возражу, как в собраньях позволено; царь, не сердися.
Храбрость мою порицал ты недавно пред ратью ахейской;
Робким меня, невоинственным ты называл; но довольно
Ведают то аргивяне — и юноша каждый, и старец.
Дар лишь единый тебе даровал хитроумный Кронион:
Скипетром власти славиться дал он тебе перед всеми;
Твердости ж не дал, в которой верховная власть человека!
О добродушный! Ужели ты веришь, что мы, аргивяне,
Так невоинственны, так малосильны, как ты называешь?
Ежели сам ты столь пламенно жаждешь в дом возвратиться,
Мчися! Дорога открыта, суда возле моря готовы,
Коих толикое множество ты устремил из Микены.
Но останутся здесь другие герои ахеян,
Трои пока не разрушим во прах! Но когда и другие —
Пусть их бегут с кораблями к любезным отечества землям!
Я и Сфенел остаемся и будем сражаться, доколе
Трои конца не найдем; и надеюся, с богом пришли мы!»

Так произнес, — и воскликнули окрест ахейские мужи,
Смелым дивяся речам Диомеда, смирителя коней.
Но, между ними восстав, говорил благомысленный Нестор:
«Сын Тидеев, ты как в сражениях воин храбрейший,
Так и в советах, из сверстников юных, советник отличный.
Речи твоей не осудит никто из присущих данаев,
Слова противу не скажет; но речи к концу не довел ты.
Молод еще ты и сыном моим, без сомнения, был бы
Самым юнейшим; однако ж, Тидид, говорил ты разумно
Между аргивских царей: говорил бо ты всё справедливо.
Ныне же я, пред тобою гордящийся старостью жизни,
Слово скажу и окончу его, и никто из ахеян
Речи моей не осудит, ни сам Агамемнон державный.
Тот беззаконен, безроден, скиталец бездомный на свете,
Кто междусобную брань, человекам ужасную, любит!
Но покоримся теперь наступающей сумрачной ночи:
Воинство пусть вечеряет; а стражи пусть совокупно
Выйдут и станут кругом у изрытого рва за стеною.
Дело сие возлагаю на юношей. После немедля
Ты начни, Агамемнон: державнейший ты между нами, —
Пир для старейшин устрой: и прилично тебе и способно;
Стан твой полон вина; аргивяне его от фракиян
Каждый день в кораблях по широкому понту привозят;
Всем к угощенью обилуешь, властвуешь многим народом.
Собранным многим, того ты послушайся, кто между ними
Лучший совет присоветует — нужен теперь для ахеян
Добрый, разумный совет: сопостаты почти пред судами
Жгут огни неисчетные: кто веселится, их видя?
Днешняя ночь иль погубит нам воинство, или избавит!»
Так он вещал, — и, внимательно слушав, они покорились". (стих 1-79)

Что мы видим? Агамемнон не одержим войной и победой любой ценой, он беспокоится о своих людях и принимает волю богов. Трудится наравне с простыми глашатаями, созывая людей на совет. Во время совета он выслушивает спокойно возражения от других (от Диомеда, например). Диомеда порицает за горячность Нестор, но никак не Атрид. Шатер Агамемнона всегда открыт для гостей и военачальников, там всегда еда и вино. Диомед его называет добродушным – и неудивительно. Он ведь действительно заговорщиков в свое время пощадил, Фиеста и Эгиста, отослал на Киферу... И все об этом знали. Но вернемся к Трое. На этом совете, позже, царю предлагают помириться с Ахиллесом (другой вопрос, почему Агамемнон на Ахиллеса разозлился, если на возражения реагировал либерально. В свете вышесказанного возникает мысль, что, наверное, дело в Ахиллесе. Но к этому персонажу мы еще вернемся). 

И Агамемнон отвечает, перечислив кучу всяких даров, которые готов дать в качестве мировой, очень важную вещь:

"Семь непорочных жен, рукодельниц искусных, дарую,
Лесбосских, коих тогда, как разрушил он Лесбос цветущий,
Сам я избрал, красотой побеждающих жен земнородных.
Сих ему дам; и при них возвращу я и ту, что похитил,
Брисову дочь; и притом величайшею клятвой клянуся:
Нет, не всходил я на одр, никогда не сближался я с нею,
Так, как мужам и женам свойственно меж человеков." (стих 128-134).

Это что же получается? Великий Атрид не трогает насильно невольниц! Не только Ахиллесову любимую Брисеиду не обесчестил, но у него обнаружилось "семь НЕПОРОЧНЫХ" рабынь, которых он получил вообще черт знает когда, давным-давно, когда под Трою плыли и по дороге Лесбос взяли. Нормально так... И это – отрицательный персонаж???

И вот он готов переступить через свою гордость и помириться с Ахиллесом ради спасения своих людей.

Ахиллес отвечает гордым отказом.

Вернемся к их ссоре. Точнее, к Ахиллесу.

Он требует вернуть отцу невольницу Хрисеиду (которую Атрид явно любит). Ибо – вспылил, когда ему жрец сообщил, что мор не прекратится, пока Хрисеиду не вернут отцу.

"...пространно-властительный царь Агамемнон,
Гневом волнуем; ужасной в груди его мрачное сердце
Злобой наполнилось; очи его засветились, как пламень.
Ка́лхасу первому, смо́тря свирепо, вещал Агамемнон:
«Бед предвещатель, приятного ты никогда не сказал мне!
Радостно, верно, тебе человекам беды лишь пророчить;
Доброго слова еще ни измолвил ты нам, ни исполнил.
Се, и теперь ты для нас как глагол проповедуешь бога,
Будто народу беды́ дальномечущий Феб устрояет,
Мстя, что блестящих даров за свободу принять Хрисеиды
Я не хотел; но в душе я желал черноокую деву
В дом мой ввести; предпочел бы ее и самой Клитемнестре,
Девою взятой в супруги; ее Хрисеида не хуже
Прелестью вида, приятством своим, и умом, и делами!
Но соглашаюсь, ее возвращаю, коль требует польза:
Лучше хочу я спасение видеть, чем гибель народа". (Песнь 1, ст. 102-117).

Обратите внимание, он говорит о Хрисеиде как о ДЕВЕ. Следовательно, и ее он никак не обидел, несмотря на всю свою тягу к ней. Он думал сделать ее супругой по возвращении, ни больше ни меньше. Но – уступает, потому что народ для него важнее личных чувств. Клитемнестра та еще штучка, на самом деле (что хорошо показано у Эсхила в трагедии «Агамемнон»), и Атрид очень много от нее вытерпел, но это уже совсем другая история. Еще хочу добавить, что в этом же отрывке он говорит, что брал Клитемнестру в супруги девой – что опровергает версию мифа, в котором Агамемнон женится на ней, убив прежнего мужа и сына. Таким образом, согласно Гомеру, у Клитемнестры нет причины быть обиженной на Атрида, тем не менее, в итоге она не просто изменяет ему, но и убивает – на что Агамемнон и сетует в «Одиссее». Можно представить, какая это была женщина и какова была с ней семейная жизнь. 

Итак, Атрид терпел ее характер много лет, решился наконец на развод ради законного брака с другой, но и тут не позволили… 

Заметьте, «другая» была рабыней. Его рабыней. Что ему мешало просто сделать ее наложницей? Ничего, наверное. Кроме личных качеств. Которые сейчас назвали бы благородством и порядочностью.

К слову, вспомним подробнее «Одиссею», разговор тени Агамемнона с Одиссеем в царстве Аида, где царь упоминает Кассандру, свою пленницу.

«Все на полу мы валя­лись, дымив­шем­ся нашею кро­вью.
Самым же страш­ным, что слы­шать при­шлось мне, был голос Кас­сан­дры,
Доче­ри слав­ной При­а­ма. На мне Кли­тем­не­стра-зло­дей­ка
Деву уби­ла. Напрас­но сла­бев­шей рукою пытал­ся
Меч я схва­тить, уми­рая, — рука моя наземь упа­ла». («Одиссея», Песнь XI, ст. 420-424)

Кассандру он тоже называет девой. Следовательно, тоже не прикасался к ней, а о преступлении Аякса Оилида в храме Афины попросту не знал (вряд ли Кассандра стала бы о таком рассказывать). И к себе он пленную царевну взял, скорее всего, исключительно для того, чтобы защитить от подобных Оилиду.

Вообще, конечно, в момент разговора с Хрисом Атрид был не прав. Поддался эмоциям, да. Испугался потерять любимую девушку. Больно, обидно... сорвался. А Ахиллес? Что в споре с Агамемноном его огорчает больше всего?

"Но с тобой никогда не имею награды я равной,
Если троянский цветущий ахеяне град разгромляют.
Нет, несмотря, что тягчайшее бремя томительной брани
Руки мои подымают, всегда, как раздел наступает,
Дар богатейший тебе, а я и с малым, приятным
В стан не ропща возвращаюсь, когда истомлен ратоборством". (Песнь 1, ст. 163-168).

Господи... Что за детский сад... Да ведь это зависть, господа!
И Агамемнон это понимает, отвечая Нестору:

"«Так, справедливо ты всё и разумно, о старец, вещаешь;
Но человек сей, ты видишь, хочет здесь всех перевысить,
Хочет начальствовать всеми, господствовать в рати над всеми,
Хочет указывать всем; но не я покориться намерен.
Или, что храбрым его сотворили бессмертные боги,
Тем позволяют ему говорить мне в лицо оскорбленья?» (Песнь 1, ст. 286-291).

И потом Ахиллес что делает? Он идет на берег моря и...

" …Тогда, прослезяся,
Бросил друзей Ахиллес, и далеко от всех, одинокий,
Сел у пучины седой и, взирая на понт темноводный,
Руки в слезах простирал, умоляя любезную матерь:
«Матерь! Когда ты меня породила на свет кратковечным,
Славы не должен ли был присудить мне высокогремящий
Зевс Эгиох? Но меня никакой не сподобил он чести!
Гордый могуществом царь, Агамемнон, меня обесчестил:
Подвигов бранных награду похитил и властвует ею!»
Так он в слезах вопиял; и услышала вопль его матерь,
В безднах сидящая моря, в обители старца Нерея". (Песнь 1, ст. 348-358)

Очень тонкая ирония у Гомера тут, кстати. И Звес ему что-то «должен», и… как же надо "вопиять", чтобы было слышно в безднах моря?..

И о чем же просит великий герой?

"Матерь! Когда ты сильна, заступися за храброго сына!
Ныне ж взойди на Олимп и моли всемогущего Зевса,
Ежели сердцу его угождала ты словом иль делом...
…Зевсу напомни о том и моли, обнимая колена,
Пусть он, отец, возжелает в боях поборать за пергамлян,
Но аргивян, утесняя до самых судов и до моря,
Смертью разить, да своим аргивяне царем насладятся;
Сам же сей царь многовластный, надменный Атрид, да познает,
Сколь он преступен, ахейца храбрейшего так обесчестив». (Песнь 1, ст. 393-395, 407-412)

Очень «красиво», не так ли? МЕНЯ никому не позволено обижать! И пусть все воины, которые меня до сей поры уважали, погибнут – зато все поймут, какой я!!! незаменимый!!!!

А если все же заменимый – пусть Зевс мне подыгрывает.

Ну... у меня слов нет на этого "положительного" персонажа.

Так у Гомера. И, отталкиваясь от всего вышеперечисленного, я вывожу Атрида как положительного героя в своем цикле.

Но, еще раз подчеркну, в первом томе, «Завещании фараона», еще очень далеко до событий Троянской войны, Елены и Клитемнестры, тут я описываю молодость Агамемнона.

Вообще, в романе очень четко прослеживаются две части: в первой события несутся вскачь, она очень динамичная, полная экшна, приключений, погонь и т.п. (хотя начать я ее себе позволяю с довольно длинного описания природы), а вторая очень лиричная, полная романтики, дающая возможность читателю перевести дух и отдохнуть перед третьей частью, довольно короткой, но крайне драматичной. Так называемым «розовым сиропом» книга точно не закончится, так что приглашать любителей хэппи-эндов я поостерегусь.

Однако это все же не последняя книга цикла, а первая, и приключения героев на ней точно не закончатся.

Буду рада видеть у себя на страничке всех, кто заинтересовался этим романом, и ждать ваших комментариев. Они действительно мне очень важны и нужны.