Почему мы презираем побрякушки на мужиках?

Продолжаю читать роман «Родственники» Patrick Reineke и натыкаюсь на следующий эпизод:

Он вспомнил, как два месяца назад его вызвали в Главное управление СБ. Там на входе в здание стояла такая специальная электронная рамка, которая какие-то металлические сплавы пропускала, а какие-то — нет. И вот он уже снял с себя все, что только можно, а она все звенела и звенела, издавая вызывающие панику звуки. Коронок и штифтов нет, протезов нет, никаких электронных чипов или имплантов не вставлено, на парчовую накидку с металлическими нитями рамка не реагировала. Наконец он вспомнил про зажимные кольца. Тогда под бдительным взглядом дежурного лейтенанта он стал снимать их по одному: с первого, затылочного, символизировавшего звездное пространство Эты Кита — до последнего, восьмого, с привеской на кончике в виде утраченного Барраяра. И до тех пор, пока коса полностью не освободилась от удерживающих ее зажимов, рамка не замолчала.

— Сразу бы так, — проворчал лейтенант. — И зачем, спрашивается, ходить всюду, как елка на Зимнепраздник?

Стоя в вестибюле огромного здания, по которому то и дело сновали разного рода секретари, курьеры и аналитики, с начавшей тут же расплетаться косой, Акане чувствовал себя так, будто его только что заставили прилюдно раздеться.

— Я же не спрашиваю у вас, почему вы не ходите полуголыми, как на Бете, — с печалью в голосе прокомментировал он.

— Ну-ну. Остроумие свое, юноша, будете в других местах проявлять.

О том, что лейтенант, с очевидностью, был на пару лет его младше, Акане уточнять не стал. Приставленный к рамке сержант, по виду совсем подросток, с некоторой оторопью смотрел на выложенную перед ним на столе груду драгоценных камней и высокотехнологичных металлических сплавов — целое собрание образцов цетагандийской эстетики.

— Это довольно дорогие вещи, — несколько замявшись, сообщил Акане, когда выяснилось, что до выхода из здания он свои «побрякушки» не увидит. — Вы можете гарантировать мне их сохранность?

— Раз такие дорогие, может, стоило все-таки дома оставить? — иронически поинтересовался лейтенант.

Акане не знал, что на это можно ответить. Поэтому просто напомнил, что один полный комплект из двух подлинных «глазков Гора» на галактическом аукционе стоит в полтора раза дороже всей этой кучи. При том, что художественную ценность — даже в отличие от дешевой цетагандийской бижутерии — имеет почти нулевую. Барраярцы на это замечание молча переглянулись и как-то очень скептически посмотрели на снятое с Акане.

— В любом случае, я бы не стал с вами меняться, — желая поддержать честь отечественных ювелиров и металлургов, сказал он.

— Тогда садитесь и составляйте опись, если так беспокоитесь, — мрачно предложил лейтенант.

Он составил. Из двадцати двух пунктов, с перечислением материала, техники, времени и места изготовления. На отвратительного качества бумаге и совершенно не предназначенным для описания предметов искусства шариковым пером, из которого сами собой по мере письма вытекали чернила. Ну, что дали, то дали. Просмотрев перечень, исполненный в стиле императорской школы каллиграфии периода Третьей Сатрапии, лейтенант уважительно хмыкнул:

— Вот, учитесь, сержант, как вещдоки грамотно описывать.

Потом уже почти с благосклонностью поглядел на Акане, выдал ему, наконец, магнитную карту с разовым пропуском и даже объяснил, как ею пользоваться для активации лифтов и дверей меж коридорными секциями.

Проректор по делам инопланетных студентов тоже весьма уважительно относился к манерам Акане в обращении с документами. И тоже при любом удобном случае высказывал свое неудовольствие «побрякушками», да и вообще внешним видом цетагандийца. Как и офицеры СБ, он, несмотря на свое образование, был неспособен понять, что обе этих черты теснейшим образом связаны и проистекают из одного истока. Из того же, откуда происходила и настоятельная потребность Акане в непонятной для него ситуации следовать хоть какому-нибудь официальному протоколу. Поскольку светский этикет Барраяра в некоторых вопросах представлял собой облегченную версию армейского Устава, то барраярцы, здороваясь с вышестоящим, бессознательно вытягивались по струнке. Демократически воспитанные комаррцы и зергиярцы не делали даже этого, довольствуясь одними кивками. Поэтому Акане был единственным человеком в Университете, кто при встрече с профессорами и представителями ректората обязательно кланялся.

На меня нахлынули воспоминания, как я сам примерно 15 лет назад ходил с косой до лопаток. Металлических заколок у меня не было, а только резиночки, и помню, в Москве всем было глубоко насрать на длину моих волос и то, как я их прибираю. А вот когда приезжал в Белгород, то нет-нет, а периодически слышал окрик себе в спину: "Постригись".

И это был уже 21 век, что дико удивляло меня: «Надо же, еще остались динозавры, которых волнует длина волос у мужчины». Оказывается, от лукизма страдают не только женщины. Мужчина ограничен в свободе выбора, какую прическу ему иметь. Есть определенный набор распространенных причесок из серии «как у реального пацана» и все остальное может стать причиной, что вечером, в подворотне до тебя докопаются.

С побрякушками все ещё веселее. Никогда не был большим фанатом украшений, но был у меня период, когда я хиповал. Как раз, у меня был длинный хаер на голове и костяные бусики на шее. В общественном транспорте некоторые парни игнорировали меня, когда я просил их пропустить меня к выходу. Просишь человека дать пройти к выходу из автобуса, а он делает вид, что не слышит тебя, демонстрируя свое неуважение к тебе и несогласие с выбранным «прикидом».

И если вдруг кто-то одет не по форме

Бей ему в рожу, и все будет в норме

(Егор Летов)

Это получается, какой-то вид ксенофобии. Попытка всех уравнить и навязать всем определенную роль. Бусики для девочек, а мальчикам нельзя (хотя это вообще по сути ничего не меняет).