Медосмотр - шикарный способ раскрыть персонажа

Как познакомить персонажа с читателем? Как показать его «внутренний мир», его характер, какие-то особенности, важные детали его биографии, чтобы у читателя возник голографический образ персонажа, чтобы читатель проникся героем, чтобы было ощущение, что ты читаешь про живого и сложного человека, а не про картонку.

Один из способов — отправить своего героя на медосмотр. Там, как говорится, и познакомимся. Сцена медосмотра в романе «Родственники» сама по себе прекрасна. Да, я знаю, что когда говоришь о литературе, то применять слово «вкусный» — это моветон. Так делают только лохи. «Вкусно написано» — фу, какая гадость, чувак, ты голодный что ли, иди в столовую сходи.

Но что делать, если автор буквально смакует сцену? Что делать, если текст напоминает выдержанное вино — сложно, одновременно без чего-то лишнего, долго сохраняется ощущение «послевкусия». Что делать, если автор любит своего персонажа, но одновременно подтрунивает над ним в своей книге, создавая еле уловимый налёт юмора?

В сцене с медосмотром, автор убил как минимум четырех зайцев:

1. Мы лучше знакомимся с героем. Как с его физическими, внешними данными, также с его личностью, его характером, жизненными принципами, с некоторыми фажными деталями его биографии. Проникаемся симпатией к герою.
2. Мы больше узнаем о мире, в котором разворачиваются события. В дискуссии ГГ с врачом, по сути раскрываются непростые отношения двух древних империй, которые в прошлом воевали, теперь сотрудничают. Причем та империя, которая потерпела несколько военных поражений, теперь одерживает победу в культурной, технологической и экономической войне.
3. Сцена медосмотра — шикарная аллюзия на наш мир, на то, что происходит со всеми нами прямо сейчас. Куча отсылок и аналогий. Социалочка хлещет из всех щелей.
4. Сцена вкусно очень хорошо написана, её просто приятно читать. Тонкий, аккуратно вплетенный в текст юмор, заставляет улыбаться при прочтении.

Сцена довольно большая, по сути, это 4 глава, поэтому, приведу только наиболее яркие отрывки.

— Встаньте сюда, под камеры, — попросил медик.

Акане повиновался. Зажужжали приборы, на белую стену спроецировалась биометрическая сетка, что-то щелкнуло. Потом его попросили повернуться спиной и убрать волосы, чтобы можно было зафиксировать татуировку.

— Какие-то особые приметы еще есть?

— ДНК, — снова напомнил гем.

— Различимые визуально.

— Тогда… — Акане напряг свою память. — Брахицефалическая форма черепа, большой лицевой угол, ортогнатический прикус, уплощенные носовые и скуловые кости, низкое переносье, сглаженные надбровные дуги, «азиатский» разрез глаз с выраженным эпикантусом, короткие ресницы, структура волос классического монголоидного восточно-азиатского типа, отсутствие третичного волосяного покрова… Что-то еще там было… А, вспомнил! Лопатовидные резцы!

— Подождите, я запишу, — сказал военврач.

— Попробуйте набрать в поисковике «ветвь сливы под снегом», «раса гемов» и «генетическая модификация». Там будет полное описание внешних признаков, параметров внутренних органов и примеры наиболее характерных представителей моего типа.

Медик, похоже, тут же воспользовался советом, потому что через некоторое время Акане услышал полное изумления восклицание.

— Это еще что такое?! Девочки и мальчики по вызову? Каталог услуг ваших домов свиданий?

— Вообще-то «домов радости». И нет, там нет таких каталогов. Это вы скорее смотрите перечень услуг Центра генетики и репродукции. Родители по таким генетическую модификацию для своего ребенка могут выбрать из нескольких возможных.

— Значит, говорите «ветвь сливы»? — уточнил у гема военврач.

— Да, «под снегом». Конституция, цвет волос и кожи. У меня в варианте «поздняя осень». Это про цвет глаз.

Медик увлекся чтением. Видимо, дошел до медицинских показателей.

— Поразительно, — наконец, пробормотал он. — И какова же цель такого вмешательства в таинство зачатия? Неужели чисто эстетическая?

— Это не вмешательство, а всего лишь направленная эволюция. Вы же породы собак и лошадей выводили в Период Изоляции? Здесь то же самое, только не интуитивно, а научным методом. Какова цель? Забота о здоровье нации. Внешняя привлекательность — это лишь проявление здоровья.

Ну, а вот здесь, ответ на мой вопрос, почему на Автор-Тудей многие, особенно немолодые люди делают понятия «секс» и «размножение» тождественными понятиями:

— В таком случае, еще один вопрос, который мы задаем всем инопланетникам, — сверившись с открытыми файлами, оповестил он. — Ваша половая ориентация?

— Ну, обычная, — удивился вопросу цетагандиец. — Трупами, животными, младенцами не интересуюсь.

— «Обычная» в смысле «нормальная»? — уточнил медик.

— Ну да, — не понял Акане.

— Хорошо. Значит, галочку ставим в графе «гетеросексуал».

— Что?! Нет, не надо этой ерунды писать! Я же сказал, что «нормальная».

Врач оторвался от комма и внимательно посмотрел на пришедшего в такое эмоциональное возбуждение Акане.

— На Барраяре нормой считается, когда мужчину привлекают женщины, а женщину — мужчины.

— Как это может считаться нормой?

— Это естественно и согласуется с природой человека, — терпеливо объяснил врач.

— С каких пор это стало естественным?! — не выдержал Акане, схватившись за голову. — У вас просто, извините, техническая отсталость. И от этого — искаженные представления о природе. Но это не значит, что все остальное человечество живет на уровне Барраяра в Период Изоляции.

Медик задумчиво посмотрел на бурно жестикулирующего абсолютно голого гема.

— Да, кажется, у вашего сословия секс не связан с воспроизводством. Отсюда и ваша известная на всю галактику половая невоздержанность.

— Какая в Бездну половая невоздержанность?! Секс вообще никогда не был связан с воспроизводством! И люди, и животные занимаются сексом не для того, чтобы обзавестись потомством. А исключительно ради удовольствия и для установления иерархических отношений. Идея связи секса с деторождением есть только у людей и вообще исторически очень поздняя. У многих бесписьменных культур на древней Земле она вообще возникла только в период глобализации. А у вас она актуализировалась исключительно по причине вашей технической деградации, когда была полностью утрачена культура контрацепции!

— Нет, я все понимаю, — спокойно заметил врач. — Молодость, темперамент… Но зачем же, юноша, так кричать?

Акане остановился, перевел дыхание. Потом изобразил легкий поклон, предназначенный для не слишком глубоких извинений перед старшими по возрасту представителями третьего сословия, не являющимися государственными чиновниками.

Конечно же медосмотр в Службе Безопасности — это нечто немножко большее, чем просто медосмотр. И ГГ предлагают принять «сыворотку правды» (фаст-пента), а затем, под воздействием этого вещества ответить на несколько вопросов. Соответственно, предварительно уточняют, нет ли каких-либо побочных эффектов от воздействия этой сыворотки.

— Да, у меня довольно нестандартная реакция. Фаст-пента многократно усиливает во мне эстетические впечатления. Хотя… — цетагандиец оглянулся по сторонам. — Откровенно говоря, не вижу, с чего бы им в этой комнате у меня взяться. Но я должен предупредить, что о факте этого допроса и о его содержании мне придется сообщить в посольство.

— О, это сколько угодно! Ваши шпионы знают, что мы знаем, что они шпионы. И ваши спецслужбы знают, что мы знаем.

После формальной проверки на аллергию врач закрепил руки и ноги допрашиваемого в пластиковых зажимах и начал вводить препарат.

— Считайте вслух от единицы до десяти, потом обратно, — услышал Акане его мягкий голос.

К тому времени, когда он начал обратный отчет, он вдруг понял, что больше не чувствует своего тела. Поле зрения по краям смазалось, словно на древних голограммах. Звуки проникали внутрь головы, будто продираясь сквозь толстый слой ваты. Дверь отворилась, и в комнату вошли два человека в возрасте. Один в звании полковника СБ, другой — в чине капитана, но с гораздо более суровым, будто высеченным из камня лицом. Вошли и сели на кушетку, где-то за пределами зрения. Следом за ними откуда-то возник высокий юноша в форме курсанта Военной Академии.

У курсанта были темные волосы, лучистые светло-карие глаза с зеленым отливом, нежный румянец на молочной кожи щеках и легкая блуждающая полуулыбка. Он поставил перед Акане стул, сел нога на ногу, пристроил на колене планшет со световым пером и, заглянув в расширившиеся зрачки цетагандийца, вдруг улыбнулся одними губами — так, что у Акане учащенно забилось сердце. Все так же приветливо улыбаясь, курсант назвал свое имя и курс Академии, сказал, что допрос будет вести он. Полученная информация ничего не говорила Акане. И на самом деле было совершенно не важно, как звали этого человека. Ни одно имя в галактике не могло отразить того впечатления, которое он производил своей лучезарной улыбкой и мягким завораживающим голосом. «Таким голосом нужно посылать на смерть космические дивизионы, — подумалось Акане. — Если он скажет мне совершить самоубийство, я с радостью это сделаю». От этой мысли ему стало страшно, и по раскрашенному лицу цетагандийца потекли слезы. На курсанта было больно смотреть, и сам факт того, что он все-таки смотрел на него, казался гем Эстиру почти святотатством. Но отвести взгляд от сидящего напротив него ангельского юноши он был не в состоянии. Не смотреть в эти орехово-зеленые глаза было еще более тяжким преступлением.

— Я задам вам несколько вопросов, — с чарующей, будто бы робкой улыбкой произнес этот удивительный человек.

— Я вас внимательно слушаю, — выдохнул Акане, с удивлением узнав свой собственный голос. Говорить в присутствии высшего существа было чем-то граничащим с оскорблением исходящей от него красоты. Но не отвечать ему было и вовсе немыслимо. Любое неповиновение было равносильно смертельному приговору, вынесенному самому себе. Было что-то неправильное в том, что такая встреча произошла с ним на Барраяре. Такое впечатление должны производить на людей ауты. Бесконечная власть и нечеловеческая красота одновременно с острым осознанием собственной ничтожности и непоправимого несовершенства.

— Ваше имя?

— Акане гем Эстир из звездного пространства Мю Кита. Но, уверяю вас, это совершенно не важно. Гораздо важнее то, что я сейчас чувствую, — слезы потекли из глаз еще сильнее, носом стало невозможно дышать.

— Род занятий?

— Реставратор. Лекарь предметам искусства, — хватая воздух ртом, прошептал гем Эстир. — Историк. Трупоед, питающийся архивной пылью. И ценитель прекрасного. Пчела, порхающая в поисках благоуханных цветов.

Курсант в недоумении изогнул бровь.

— Цель прибытия на Барраяр?

— Постижение загадочной барраярской души, — медленно выдыхая слова, проговорил Акане. — Я хочу явить миру тайную красоту утраченной нами жемчужины. Для этого мне нужно отыскать все прекрасное, что только ни есть на этой планете, и подобрать правильные слова. Пока что вы — самое прекрасное, что я встретил на Барраяре. Но нет никаких слов, чтобы описать вам, что я сейчас испытываю. Умоляю, не требуйте от меня этого.

Божественная улыбка потухла. Курсант скользнул взглядом в сторону. Спросил кого-то, кого в данный момент для Акане не существовало:

— Это нормальная реакция?

Оттуда, из никуда, ответили:

— Нет, но в пределах допустимого. Продолжайте допрос.

— Посмотрите, пожалуйста, на экран, — произнесла ангельская личность, уже без улыбки обращаясь к Акане. — И скажите, знаком ли вам этот человек.

Оторваться от лицезрения небесной красоты было немыслимо. Но противиться приказанию этого высшего существа было физически невозможно. Тело само собой подчинилось чужим словам, лишив зрение невыносимой услады. Акане, не сразу осознав, каким образом ему удалось повернуть голову к экрану, затрясся в еле сдерживаемых рыданиях.

— Почему вы плачете?

— Не спрашивайте меня, — втянув носом и с трудом шевеля дрожащими губами, пролепетал цетагандиец. — Вы сами прекрасно знаете. Мне больно на вас смотреть, но лучше я ослепну от этой боли, чем прекращу это делать. А вы заставляете меня глядеть на этого странного, совершенно незнакомого мне человека, уродливого и отвратительного в своем несовершенстве, как почти все на этой планете.

— А этот человек вам знаком?

Движущаяся голограмма сменилась.

— Этот еще омерзительнее. Цетагандиец, пусть даже из третьего сословия, который пытается выдать себя за уродливого барраярца — более чудовищной деградации вкуса мне не представить. Я не знаю его и не хочу знать, столь глубоко он мне отвратителен.

— По каким признакам вы можете определить, что это цетагандиец?

— По изящному профилю, длинной шее и тонким запястьям. По телесным пропорциям и элегантности в одежде. Даже в такой ужасной одежде. По тому, как он рефлекторно опускает ресницы при виде людей в погонах, потому что привык кланяться вышестоящим. По этому жесту, которым он поправляет выбившуюся из прически прядь, которой не существует, потому что его волосы коротко обрезаны на барраярский манер. Как можно было так надругаться над самим собой и пасть так низко?

Акане говорил, прерывая себя своими же всхлипами, не в силах остановиться. А слезы все текли и текли по его лицу, превращая гем-грим в мерзопакостную цветную кашу. Он чувствовал это кожей своего лица, и ему хотелось сорвать эту кожу, как маску, и выбросить. Настолько он был отвратителен самому себе, сидящий здесь перед барраярцами и рыдающий от невозможности лицезреть совершенного человека напротив.

— Мне кажется, мы должны прекратить, — услышал он мягкий повелительный голос, от которого так жаждал получить разрешение повернуть голову обратно. — Это все больше и больше начинает походить на пытку.

— Э, да у парня-то, и вправду, стояк, — заметил голос из ниоткуда.

— К слову, он честно предупредил о таком эффекте, — ответил ему другой, знакомый.

— Курсант, жалость к противнику — недостойное чувство, — произнес третий. — Оно унижает и вас, и вашего противника. У этого молодого человека довольно стойкие жизненные принципы. И уже поэтому он достоин уважения. И жалость ваша ему не нужна. Продолжайте допрос, но учтите, что этот зачет вы мне не сдали.

— Хорошо.

Голограмма снова сменилась, и Акане увидел то, на что смотреть было еще более невыносимо. Он прямо почувствовал, как правильные черты его лица исказились судорогой негодования.

— Это гем-лорд, который пытается сойти за бетанца. Большеего предательствоа по отношению к цетагандийской эстетике трудно даже вообразить. Мне невыносимо стыдно принадлежать к одной расе с этим безумцем. Если бы я был с ним знаком, непременно вызвал бы его на поединок, настолько его вид оскорбляет мое чувство прекрасного.

На этом коллекция ужасающих картинок закончилась.

— Можете повернуть голову, — услышал он желанные слова. Снова обратив свой взор к прекрасному существу, Акане стал жадно пить глазами этот опьяняющий облик. Слезы катились по щекам градом, словно вливающаяся в зрачки красота вытесняла их из страдающего сердца.

— Можете пообещать мне, что непременно сообщите, если эти трое попробуют с вами связаться?

— Я готов вам пообещать все, что угодно, только не вынуждайте меня предавать мою Империю, — помертвелым голосом произнес Акане.

— Не предавайте, — разрешило совершенное существо.

— Допрос закончен, — произнес третий голос из ниоткуда. — Доктор, вводите ему антидот.

Лично мне это напомнило, как однажды я проходил допрос на полиграфе. Да, это были, конечно, цветочки, по сравнению с тем, что описано здесь, но я никогда не забуду этих ощущений. Это словно тебе делают колоноскопию. Через back door вводят в тебя такую длинную, извивающуюся трубочку с фонариком и камерой и заглядывают во все, абсолютно во все уголки твоей души. Я, кстати, описал это в одном из своих микрорассказов, хотя, считаю этот свой рассказ слабым.