Про "Пчёл" и не только
Автор: Ирина ВалеринаПозавчера, с лёгкой руки Ольги, в моей копилке появилось эссе на тему моего творчества. Чудесное эссе, рекомендую - и вовсе не потому, что оно про мои стихи. Оно само по себе хорошо и по форме, и по смыслу.
Вчера Фортуна крутнула событийный барабан, и мне выпал день поэзии. Встретилась с давними друзьями, славянскими поэтами, послушала их стихи, почитала свои. Выступление мое на Ассамблее в рамках Международной книжной выставки прошло неплохо даже по критериям моего внутреннего критика-самоеда - но вскрытие видео покажет, пока не зарекаюсь, может, там ужас ужасный будет :)
А ещё вчера в копилочку добавилась рецензия, большая, думательная. И на "Пчел". Классная такая, хочется ею поделиться :)
У прадеда были дети. Сначала их было много,
но к возрасту патриарха остались лишь дочь и сын.
У прадеда были пчёлы — он был для них добрым богом,
и часто терялись пчёлы в пространствах его седин.
Так могла бы начинаться Библейская притча о благословленном отце, которому Всемогущий, проникнувшись симпатией, пообещал: “Сделаю потомство твое, как песок морской, которого не исчислить от множества”.
Ритмичное, немного монотонное, но мелодично-напевное сказание о старых добрых (а каких же иначе!) временах. Не сразу проникаешься философским смыслом, который автор вложил в этот “зачин”.
Как в этой суетной жизни, изобилующей великими потрясениями, можно дожить до патриаршего возраста? Или тут есть какой-то персональный секрет непробиваемой брони, защищающей того, кто жил праведной и спокойной жизнью, от бурь и невзгод. Как сумел прадед пережить многих своих детей, не впасть в отчаяние от одной мысли, что семя его иссякает и скоро след его исчезнет с этой земли.
Неужели причиной тому пчелы?
Я склонен этому поверить, потому что детство провел на пасеке у своего крестного. Он также разговаривал с пчелами и заботился о них. За долгие годы он обрел абсолютную невосприимчивость к укусам и только бережно выпрастывал из волос гневно жужжащих охранников ульев, в то время как я отчаянно вопил и размахивал руками при первом же ударе маленького тельца о мою голову.
Пасека давала ему все лекарства и он мог бы жить вечно в тиши своего захолустья, если бы не израненное войной тело.
Младенец, без года ангел, мой брат, вызволял их смело
из дебрей колючих прядей взлохмаченной бороды,
и мама — почти девчонка — тревожилась и немела,
не зная ещё касаний прожорливой пустоты.
Только здесь начинаешь осознавать, что время потекло вспять. То ли это заговорила генная память, запустив датчик обратного отсчета. То ли немного странные авторские фразы - вроде “без года ангел” - так действуют на воображение.
А прадед смеялся басом и целовал ладошку,
и пах молоком и мёдом день старшего из мужчин,
но время брело к закату, серело ничейной кошкой
и вышло совсем в итоге к полудню сороковин.
Очень глубокое и в некотором смысле знаковое четверостишие. К нему хочется возвращаться и перечитывать, открывая новый смысл. Красивые метафоры, придающие драматизм происходящему действию.
Но.
Помните “Отелло”, диалог Дездемоны и Яго?
- Что мне бы в похвалу вы сочинили?
- Не спрашивайте лучше. Не могу:
Я не хвалить привык, а придираться.
Вот и рецензент, не обижая автора, рискнул посоветовать небольшую замену слов в третьей и четвертой строках: “темнело ничейной кошкой” и “вышло в сухом итоге”. Впрочем, это не критично.
Я видела бы всё это, когда родилась бы прежде,
чем прадед мой лёг на лавку и сделал последний вдох,
но, выждав четыре года, поймал меня частой мрежей
в бездонной пучине света уже не пчелиный бог.
Так коротко и изящно рассказать о рождении и смерти, подыскать самые необходимые и, одновременно, не затертые от частого употребления слова - это настоящее мастерство.
Читателя уже не отпускает чувство сопричастности этой сугубо семейной истории.
Чем автор завершит свою притчу, сказание, сагу? Какой мостик между прошлым и будущим он перекинет для нас, привыкших жить в настоящем?
Нет брата, а я осталась — не лучший хранитель рода,
во мне много слов и хлама и мало родной земли,
но видела — шёл мой прадед по мостику над Смородой.
...А может, не шёл он вовсе, а пчёлы его несли?..
Это заключительное четверостишие настолько самодостаточно, настолько философски-лирично, что его нет необходимости комментировать.
Просто прочитать про себя, закрыв глаза и представляя эту почти библейскую картину.
Как жаль, что нынешние живописцы не ищут вдохновения в стихах нынешних поэтов.