Страшные истории

Вы любите страшные истории? Я — ненавижу.

Потому что они — страшные. Пугают, то есть, — это их единственное предназначение. А если они вдруг не пугают — значит, плохие. Тем более не люблю.

Стыдно должно быть взрослому дяденьке признаваться, что он боится детских страшилок. А мне не стыдно, потому что они реально страшные. У вас было так, чтобы ночью в комнате, где, с гарантией, никого, кроме вас, нет, начинала трястись мебель? А может быть, на вас нападало нечто невидимое, не давая пошевелиться, не давая дышать? Вам удавалось невероятным усилием сжать кулак и ощутить в кулаке чей-то палец, который тут же выдернут? Эта тварь уйдет нескоро. Минут десять приходится мысленно повторять с детства затверженную наизусть «Отче наш», пока получится разжать губы и начать шептать, наблюдая облачка пара, идущего изо рта посреди тёплой квартиры.

Тогда оно уходит. Медленно. Нехотя.

Со мной это было. И я хорошо представляю этот иррациональный страх, когда всё твоё существо вопит о смертельной опасности, а ты ничего не можешь сделать. Это просто не в твоей природе — бороться с этим. А оно может убить. И даже молитва — ты чувствуешь это — помогает не сама по себе. Она будто случайным касанием запускает некий древний механизм, который неохотно, со скрипом, приходит в движение, и Нечто вынуждено отступить. В другой раз механизм может заклинить. Или молитва пролетит мимо. Здесь нет гарантий. Только ты, ужас и непостижимые законы, по которым развернется противостояние.

Вот почему я не люблю страшные истории. Это — не то чувство, которое хочется воскрешать. И не тот случай, когда чужая история поможет разобраться в себе и пойти дальше. Дальше-то идётся без проблем, только ЭТО всегда где-то рядом. Ему нет до тебя дела. Просто однажды вы можете вновь встретиться. Подчиняясь каким-то непонятным законам.

Самое страшное — то, с чем не можешь бороться. То, от чего не защитят ни высокие стены, ни вооруженная охрана, ни бронированная камера, ни дробовик под подушкой. То, что заставляет чувствовать себя крохотной, беззащитной пылинкой, чудом зацепившейся за шарик под названием Земля.

Они — подлые, эти истории, потому что не дают возможности спрятаться. Можно бояться маньяка и хорошо запирать дверь. Можно бояться ядерной войны — и копать бомбоубежище. А от этой потусторонней дряни не спасешься нигде. И, читая страшную историю дома, ты не сможешь подумать: «Как хорошо, что я дома, и со мной ничего подобного не случится!». Потому что чувствуешь — случится. Этот страх заползает под кожу и сворачивается там колечками, как змея.

Потусторонние твари играют без правил, вот в чем самая главная беда.

И люди придумывают правила сами. Они пытаются заговорить это нечто, они приносят ему в жертву малые страхи, надеясь, что с них никогда не спросят огромного УЖАСА.

Речь, разумеется, о жанре «хоррор».

В литературе, в кино считается дурным тоном играть без правил. Герой, игнорирующий все правила и побеждающий, презрительно именуется «Мэри Сью». Зло, действующее без правил, становится скучным. Потому что в реальности оно приходит и уходит, а в кино и книге должно действовать постоянно, иначе о чем рассказывать.

Появляются правила. Герои Кинга находят в своих детских воспоминаниях оружие против нечисти. Герои Баркера вступают в сношения с потусторонними силами. В фильмах про зомби герои соображают, как передается заражение, и находят способ борьбы — обезглавливание, либо расчленение. Неприятный, но безотказно действующий способ. Даже герои дурацкого отечественного фильма «Мертвые дочери» стараются соблюдать заповеди. Даже в «Звонке» есть семь дней, их гарантируют героям.

В реальности правил нет и не может быть. Поэтому хоррор никогда не умрет, как жанр. Это — наша попытка объяснить, обезопасить. Это наш аналог мифа и жертвоприношения. В старину людям было проще придумать гневливых богов, чем поверить, что ураган иногда налетает просто так, что близкие иногда просто умирают. Сегодня мы умные, мы познали всё, что могли, на Земле, тянем руки в космос. Но за нами крадется эта мерзкая тень, это непостижимое нечто, которого не существует для официальной науки. И мы пишем хоррор. Снимаем. Читаем. Смотрим.

Быть может, однажды наука сможет объяснить и эту тайну, и тогда хоррор уйдёт навсегда, отвалится, отсеченный эволюцией. Но пока что… Пока что он нужен.

И я люблю хорошие, качественные ужастики, где герой преодолевает себя и побеждает зло. Или пасует перед злом, не сумев себя преодолеть. Это — хорошие истории, в них есть смысл.

Я ненавижу только те примитивные, бессмысленные сказки, которые начинаются со слов типа «однажды неподалёку отсюда…». Потому что в них не бывает героев, только жертвы непонятных сил, необъяснимых стихий.

Прямо как в жизни…

https://vk.com/club166965629