Странствие Арманда (27-28)

27. Решающая битва

Он помнил ясно прежние советы,

И потому молчал и не спешил,

Но страха и сомнения стилеты

Так ранили, что путник был без сил.

А пес бежал вперед и лаял звонко,

И пред отвагой доброй и простой

Растаял сумрак, и светильник тонкий

Зажегся в усыпальнице пустой.

Пуста? О нет, вместилища для мертвых,

Гробницы здесь стояли в семь рядов.

Арманд вздохнул и поступью нетвердой

Направился к завесе из ковров.

Ее отдернув, оказался в зале,

Где стены состояли из зеркал —

И отраженья резво заплясали

Вверху, внизу и сбоку: карнавал.

Он ослеплен был, как ребенок жалкий,

Но шел и шел на голос чудо-пса,

Тут помогли смекалка и закалка —

Пришлось закрыть уставшие глаза.

И вот Хват смолк. Два друга очутились

Во дворике, где посредине — пруд.

Сто статуй по углам здесь поместились,

И каждая изображала суд.

«Довольно, враг! Оставь свои ты штуки,

И голову мне больше не морочь!

Я не желаю больше быть в разлуке

С той, кто любовью осветила ночь!

Иди сюда, ведь ты не трус, не мямля,

И объясни, за что же покарал,

За что ты начал эту злую травлю?

За близких, о которых я не знал?» -

Так выкрикнув, Арманд отбросил посох,

Тот с плеском опустился в тихий пруд.

«Ах, эти вечные бесплодные расспросы...

Я думал, ты совсем не словоблуд.

Ну что ж, пожалуй, объясню я кратко,

За что, когда, и как, и почему,

Но только, дорогой мой, для порядка

Пса твоего я посажу в тюрьму», -

И воин в черном снова появился,

Взмахнул рукой, три круга описал —

И Хват мгновенно в яму провалился,

Как будто здесь и вовсе не бывал.

«Ты, подлый...» — "Тс-с, не бойся слишком,

Ему там лучше, пусть сидит пока.

О чем бишь мы? Ах да, о третьем лишнем...

Сыграем в подкидного дурака?

Не хочешь? Что ж, давай развеем скуку

Словами, хоть рассказы и скучны.

По мне, повествовательную муку

Оплачивать в аду всегда должны.

Итак, за что. Как и сказал, за близких,

Точнее будет — брат и наша мать.

Они, конечно, были крайне низки,

Но в нашем роде уж не привыкать.

Мы породнились все с нечистой силой,

Когда сам Вифлеем еще молчал,

Мой брат родился маленьким и хилым,

Однако с люльки чародейство знал,

А матушка, поверь, видала столько,

Что ты б оглох, ослеп и онемел,

Испробовав хоть крошечную дольку

Ее чернейших и подлейших дел.

Да, мы поссорились, и я ушел во гневе,

Но после поостыл и мягче стал.

Мать, как-никак, в ее я вырос чреве,

Да и потом... кой-что я повидал.

Тем днем осенним шел ты по дороге,

И я решил немного поиграть,

Кто ж знал тогда, что идиот двуногий

Тебя решит внезапно подобрать?

Кто ж знал, что девка влюбится и бросит

Ради тебя такого жениха,

А мать моя всех демонов попросит

Разрушить жизнь бродяги-дурака?

Но все свершилось — и вмешались силы,

Которых уж никто не ожидал,

Твой Боженька, столь постный и спесивый,

Весь замысел матерний оборвал!

Ушел в поля от бесовской погони,

Потом ушел от жаркого котла,

Кто б ожидал такого от тихони,

Которого война сожгла дотла!

И только я хотел подбросить тайно

Хоть парочку неистовых волков,

Как — поглядите! — будто бы случайно

Ты обнаружил даму вод и льдов,

Она тебя к сестрицам снарядила,

Ты их каким-то краем помирил,

Ты был в фаворе высшем, зайчик милый,

И я зубами скрежетал и выл!

Но козырь был — я девку пас недаром,

И в нужный миг явился пред тобой,

Да, коль играет с зайцем ворон старый,

Ему и не привидится покой...

Что ж, вот ответы на твои вопросы.

Доволен ли? Я честен был с тобой,

Ну, а теперь настал момент серьезный —

Тебя убить я должен, о герой!" -

И воин замерцал, меняя облик:

Лик чистый спал, явился смертный страх -

Чешуйчатый уродливейший гоблин

О двух ногах и о шести крылах.

Что делать с ним? Каким сразить оружьем?

Арманд бы продал сердце за кинжал.

Вдруг пруд старинный забурлил в окружье,

И в нем поднялся мощный водный вал.

Закаркал гоблин, замахал крылами,

Но восемь струй ударили его,

И перья поднялись наверх клубами -

Негодника, как тряпку, унесло.

Арманд, оцепенение отбросив,

Откинул крышку люка и позвал:

«Эй, Хват, дружок — ты ведь молниеносен,

А помнишь, как добычу в поле брал?»

Пса даже и науськивать не надо:

Метнулся молча, прыг — и сразу хвать,

Тут гоблин рухнул, трижды кувырнулся

И, стукнувшись о камень, ну орать!

Но пес кусал и рвал без перерыва,

И вопль вражины вскоре приутих,

Одно перо кружилось сиротливо,

И таял дым от зелий колдовских.

28. Любовь превыше небес

Придя в себя и отряхнув одежду,

Арманд пошел искать свою любовь,

В нем нежным цветом расцвела надежда,

Волнуя, как и раньше, дух и кровь.

Ивонну звал, срывая в крике голос,

Блуждал по лабиринту день и ночь,

Но наконец услышал звук виолы

И поспешил возлюбленной помочь.

«Ивонна, ты!» — «Спаситель, ты со мною!»

В слезах, волненье обнялись они,

Пришла пора и нашему герою

Предаться неизведанной любви...

Однако, в стенах проклятых не смея

Пробыть хотя б единый лишний миг,

Арманд увлек Ивонну прочь, в аллею,

И к озеру, где рос густой тростник.

«Владычица! Тебя благодарю я

За то, что нам погибнуть не дала!»

Вода взбурлила, сердце образуя,

А после успокоилась, ушла.

«Идем скорей, мне даже тени гадки,

Что падают от этих злобных стен,

Хочу сбежать, любимый, без оглядки,

Забыть весь этот многодневный плен!» -

Ивонна руку робко протянула,

Он взял ее и вновь поцеловал...

Зима кругом как будто бы уснула,

И свет нездешний им двоим сиял.