Вороны, фолк-бэнды и мед поэзии.

Если герои “Ветви  Иггдрасиля” появились благодаря сну (и совсем немного дэйдримингу), то  сам текст начался с поэзии. Когда ты учишься на пятом курсе филфака,  невольно начинаешь вымучивать постмодернистских чудовищ и играешь с  цитатностью и в цитатность, даже если и собираешься писать  приключенческое мифологическое фэнтези (то, что оно приключенческое и  мифологическое, я поняла не сразу, но это другая история, я расскажу ее в  другой раз).

Найденный благодаря толкинутым форумам бэнд Caprice подарил моим ушам потрясающие  Kywitt! Kywitt!, Dandelion Wine и, главное, песню The Dole of the King's Daughter.  Наученная гуглить, я выяснила, что это песня на стихи Оскара Уайльда,  причем стихи, у которых нет официального перевода. Я тогда (да и сейчас)  плоховато дружила с английским, но любопытство победило. Я была очарована музыкальностью стихотворения, его мифологическими и сказочными образами. Но в особенности строками See the black ravens in the air, Oh, black as the night are they.  Она у меня каким-то образом перекликалась с поэмой Эдгара нашего Алана  По. Наверное из-за образа дьявольских воронов. У меня еще лежит где-то  на винте самый первый драфт “Биврёста” (похожий больше на аниме, чем на  книгу), где эта строчка вынесена эпиграфом. Если у Дэвида Вонга книга  полна пауков, то всю первую главу “Биврёста” заполнили вороны: “банда  малолетних хулиганов “Вороны”, клетки с воронами, ворона по кличке Линор  (надеюсь, не та, которая кричит f*ck you вместо Nevermore), а статуи  несут отпечаток несчастной золотоволосой дочери короля, погубившей семь жизней, а ко второму моему главному герою, юноше-колючке, намертво  прицепится смешная и грубоватая склейка двух японских слов “каге” - тень  и “карасу” - ворон. Кагерасу - тень ворона, тень сестры его Рейвен (Raven), очередного ворона. Конечно, вороны потом немного разлетелись  после трех-то редакций, да и анимешность ушла на второй план, но гиперфиксация на строчках из стихотворения подарила мне отправную точку и  атмосферу дождливого города, над которым сгущаются тучи будущих тысяч и  тысяч слов. Воронов так просто не прогнать.

Второй том тоже не обошелся без влияния меда поэзии. Буквально. Внезапно найденная скальдическая поэзия Эгиля Скаллагримссона (скальда и оборотня между прочим, думаю, он был шерстяным волчарой с мощными лапищами) и Квельдульва, сына Бьяльви (по совместительству деда Эгиля) не только красиво вписалась в текст, но и  дала заголовок второму тому. Поэзия-загадка, состоящая из кённигов,  скальдических своеобразных метафор, без знания которых понять ее  невозможно… Ну разве можно устоять перед таким? Я подарила мой главной  героине знание кённингов и  умение быстро тасовать внутренние рифмы для так называемого  скальдического поединка. Возможно в будущем ей стоит записать свой  рэп-микстейп.

В “Выкупе головы” Эгиля Скаллагримссона меня поразили строчки: “И ворон в очи / бил выти волчьей, / шла Хель меж пашен / орлиных брашен”.  Это было именно то, что требовалось для второго тома: “Поступь Хели” не просто как наступление страны-противника, но и как пришествие болезни,  которая разгорается в конце первого тома, как смерть. И первая строка в  третьей редакции стала названием второй главы первого тома, обыгрывая и кённинги, и то нешуточное противостояние главной героини Локи, символом которой стал волк, и той самой банды “Вороны”.

"Одина мед

мне не дается.

Трудно слова

из горла исторгнуть”,  Эгиль Скаллагримссон “Утрата сыновей”.