Александр Файнберг. "Вольные сонеты"

ЮНОСТЬ

Мне девятнадцать. Служба – не война.

Мундир сверкает. Не унять волненья.

Сержант эНэН дает мне увольненье.

А в городе суббота и весна.

Сквозь КПП – хмельней, чем от вина, –

ныряю в свежесть утренней сирени.

И плащика шального дуновенье

в меня летит, как встречная волна.

Лети, лети. Мне большего не надо.

Стою меж Байконуром и Невадой.

В кармане увольнение до двух.

Есть время нам с тобой поцеловаться.

Еще он светел – тополиный пух.

Еще дуреет город от акаций.

ПОЭТ

Большой поэт встречает Новый год.

Да вот веселье что-то не такое.

Прозренье не дает ему покоя,

а слава стать собою не дает.

Закусок на столе невпроворот.

Он выпьет спирт. Он в стужу дверь откроет.

Борей ли хрипнет в соснах за рекою?

Высоцкий ли о родине поет?

Он пьян – поэт. Он горько понимает,

что зря его дорога – не прямая,

что не вернешь вчерашние дары.

Вот и живет, сверкая поневоле,

как при свечах красивые шары

на праздничной, но обреченной хвое.

ОТРАЖЕНИЕ

Дурак, что пьяный, машет кулаком.

Дурак и создан сварам для затравки.

Но отхватив синяк по высшей ставке,

живет он, гордый этим синяком.

Дурак повсюду будет дураком.

Он, как дурак, плывет в базарной давке.

Он, как дурак, торчит в торговой лавке,

пока не даст по шее базарком.

К жене придет – и здесь труби отбой.

Любить его? Какая там любовь!

Ему уже и церковь не поможет.

Ни дать ни взять – ханыга и жулье.

Ну, рожа дурья! Ну, ошметок божий!

Почем, хозяин, зеркальце твое?

МАДРИГАЛ

                 «Какие женщины! Какие померанцы!..»

                 Байрон

Ехидством я, увы, не обделен.

Но пред тобой, любезная соседка,

гюрза и кобра – сестры милосердья,

и просто ангел – майский скорпион.

Ты и меня кривей со всех сторон.

Жаль, не по делу злобствуешь на свете.

Тебе дано косу отнять у Смерти,

а ты помои льешь на мой балкон.

Решил я жить, на разногласья плюнув.

И потому вчера из Кара-Кумов

тебе с песком колючку приволок.

Прими, душа, букет от голодранца.

Простите, лорд, иначе я не мог.

Какие женщины – такие померанцы.

РОДИНА

Меж знойными квадратами полей

она легла до горного отрога –

гудроновая старая дорога

в тени пирамидальных тополей.

Я в юности не раз ходил по ней

с теодолитом и кривой треногой.

Я пил айран в той мазанке убогой,

где и теперь ни окон, ни дверей.

Печальный край. Но именно отсюда

я родом был, я родом есть и буду.

Ау, Европа! Я не знаю Вас.

Вдали орла безмолвное круженье.

В зубах травинка. Соль у самых глаз.

И горестно, и счастливо мгновенье.