К "песенному" флэшмобу

Присоединяюсь к флэшмобу "Музыкальные предпочтения героя", затеянному Александрой Лэнг.

Вообще говоря, в попаданческой альтистории есть такой довольно традиционный ход: спеть Высоцкого или Цоя и поиметь на этом ништяков... Я, кстати, замечательно отношусь к творчеству обоих, ну да ладно...

Поскольку мир, в котором происходит действие моих историй, вырос из попаданческой АИ, такие ходы для моих персонажей напрашиваются сами собой (сеттинг, кстати, придумал не я, но он меня покорил - а дело происходит в раннем средневековье в Британии). Но вот именно в таком виде - как средство для достижения персонажем какого-то успеха - я их вроде бы не использую. К тому же я почти не вывожу попаданцев на первый план. А главные герои у меня - как правило, местные уроженцы. Впрочем, среди них самой главной героиней у меня почти всегда оказывается одна и та же - Танька, дочь попаданки. Так что ничего удивительного, что она знает стихи и песни, привнесенные из нашего мира. Ну а совсем местные жители - те знают свой фольклор и могут исполнять народные песни (а еще - сочинять свои собственные, но это уже отдельная история, которой я сейчас касаться не буду).

Итак, поехали. Зарисовки со вкраплениями песен прилагаются.

__________________

I. Из Танькиного репертуара. Всё - отсюда. Авторство стихов и исполнителей в нашем мире предлагаю определить самостоятельно. А при желании можно еще и отыскать мелкие изменения, внесенные мною в тексты.

Песнь первая.

Танька встряхивает головой, решительно выпрямляется в кресле, руки ее пробегают по струнам раз, другой... Звучит самая простенькая мелодия, исполнявшаяся ею еще в раннем детстве, на домашних музыкальных занятиях. Короткое вступление – и наконец раздается чистый серебристый голос сиды. По пиршественной зале «Золотого Козерога» разносятся слова, когда-то давным-давно и невероятно далеко отсюда, на другой, хоть и очень похожей, планете, написанные на английском языке, а затем переведенные на русский1. И вот теперь, переведенные в свое время уже с русского Танькиной мамой, они звучат по-камбрийски – должно быть, в первый раз перед незнакомыми людьми:

Из вереска напиток
Забыт давным-давно.
А был он слаще меда,
Пьянее, чем вино.
В котлах его варили
И пили всей семьей
Малютки-медовары
В пещерах под землей.

Пришел правитель скоттов,
Безжалостный к врагам,
Погнал он бедных пиктов
К скалистым берегам.
На вересковом поле,
На поле боевом
Лежал живой на мертвом
И мертвый – на живом.

Танька прикрыла глаза – и чтобы лучше сосредоточиться на исполнении песни, и чтобы спрятать свои огромные радужки от дружно повернувшихся к ней посетителей «Козерога». И именно потому-то она и не видит, как бледнеет лицо у совсем юного «круитни», как его рука безуспешно пытается нащупать у пояса эфес предусмотрительно отобранного на входе меча, как «круитни» постарше, с клочковатыми черными усами, силой удерживает его на скамье. Ничего не подозревая, сида продолжает увлеченно петь:

Лето в стране настало,
Вереск опять цветет,
Но некому готовить
Вересковый мед.

В своих могилках тесных,
В горах родной земли,
Малютки-медовары
Приют себе нашли.

В этот миг усатый «круитни» ненароком чуть ослабляет хватку. Молодой воин тут же вырывается из его рук, вылетает из-за столика – и устремляется к двум «уладам» в серых лейне, размахивая кулаками.
– Проклятые скотты! – кричит он по-ирландски на всю залу, так, что Танька сбивается и берет неверную ноту. – Клан Одор-ко-Домельх помнит вырезанные вами подчистую Стразмигло и Мигмарре!

Песнь вторая

Фургон, чуть наклонившись, стоял под громадным дубом, старым-престарым, еще помнившим, должно быть, приход в Британию легионов Юлия Цезаря. Позади дуба вдаль уходила привычная холмистая равнина, покрытая буйными зарослями кустарника. Зато впереди открывался вид на огромную, невероятно глубокую расселину, на другой стороне которой виднелись самые настоящие скалы — темно-серые, угрюмые, лишь кое-где украшенные зелеными пятнами растительности.
Освещая скалы, на серебристом небосводе яркими разноцветными фонариками горели звезды. А над видневшимся вдали большим утесом небо отсвечивало розовым: то ли занималась утренняя заря, то ли догорала вечерняя… Ну конечно же, это был вечер: с какой бы стати кузнечики стали вдруг петь по утрам?
Ошеломленная увиденным, Танька сделала шаг в сторону расселины. Застыла на мгновение. Нетвердой походкой прошла еще десяток шагов — а потом вдруг побежала. И, остановившись у самого обрыва, раскинула руки и закружилась в безумном танце восторга. Слова слышанной от мамы песни, рожденной где-то далеко-далеко в жаркой Италии, в иные времена, в другом мире, песни, совсем неуместной среди мерсийских холмов, но так попадавшей в настроение, сами собой полились из ее рта:

В лунном сиянье
Море блистает,
Ветер попутный
Парус вздымает.
Лодка моя легка,
Вёсла большие…
Санта Лючия!
Санта Лючия!

Песнь третья

Дважды за дорогу они останавливались на ночевки, оба раза — в старинных рыбачьих деревнях. В заезжих домах девушки привычно селились втроем в одну комнату. Утомленные доро́гой Орли и Санни быстро засыпали, едва добравшись до кроватей, а Таньке в сумерки по сидовскому обыкновению не спалось. В первый же вечер она добралась до подаренного господином Эрком свитка — и, к радости своей, нашла там и «Оду мясу», и шуточные стишки-небылички, и балладу о Робине, и еще несколько совсем незнакомых стихотворений, немного нарушавших строгие правила бриттской рифмы, но изящных в своей напевной простоте. Баллада и стихотворения так и просились на музыку, но у Таньки не было при себе ни крута, ни арфы — да и не будешь же играть на них, когда все вокруг спят! До глубокой ночи она перечитывала свиток, пытаясь мысленно подобрать к балладе мелодию, — однако та ни в какую не складывалась. Вместо этого в голове упорно крутилось памятное с детства:

Дуба листва была жива
До бегства Энея из Трои.
Ясеня ствол в небеса ушел,
Когда Брут Кер-Лундейн не строил.
Терновник из Трои в Кер-Лундейн попал,
И с этим каждый согласен.
Прежних дней рассказ сохранили для нас
Дуб, терновник и ясень.

II. Из репертуара местных жителей. Сначала - оттуда же.

Поскольку лени я не чужд, то переводить народные песни целиком, даже с гуглопереводом, я себя не заставил. Увы, только фрагменты. Но все-таки. 

Ирландская народная песня

За дверью на Орли обрушился противный мелкий, но хлесткий дождь. Роскошное саксонское платье тотчас отяжелело и облепило тело, а косы намокли и гирями потянули голову к земле. Как же не хватало ей сейчас плаща с капюшоном! Вот и брела Орли следом за Робином, сгорбившись и стуча зубами от холода. Брела и про себя гадала: что-то за жилище у Свамма, у этого не то человечка, не то фэйри: дом хоть это или тулмен подземный, а то и вообще какое-нибудь дупло в большом дереве? И найдется ли там у него очаг, рядом с которым можно было бы обсохнуть и согреться? А Свамм шел вразвалочку позади нее с безмятежнейшим видом, словно бы не замечая льющейся с неба воды. И не просто шел, а еще и напевал что-то совсем несуразное — да еще почему-то и по-гаэльски:

Мой дедушка умер и мне завещал
Шесть славных лошадок и к ним еще плуг,
Таю́дли тиу́м, таю́дли тиу́м!
Мыши в амбаре, в котле и вокруг!

Лошадок я сбыл и корову купил -
Жаль, дед не узнал, как хитер его внук!
Таюдли тиум, таюдли тиум!
Мыши в амбаре, в котле и вокруг!

Первый куплет Орли прослушала с раздражением, после второго заулыбалась. А после третьего, в котором неугомонный наследник променял корову на теленка, даже подхватила припев. И странное дело: стоило ей запеть, как холод словно бы отступил, перестал чувствоваться. Ну, не чудо ли? А уж когда простак из песни остался совсем гол как соко́л, Орли про дождь и вовсе позабыла — хохотала до упаду! И даже не заметила, как добралась до Сваммова жилища.

Корнуольская народная песня

Девчонки отыскались в фургоне: сидели кучкой на постели сиды, перешептывались. Слёз и всхлипываний больше не было и в помине: наоборот, то и дело раздавалось тихое хихиканье. A Гвен, устроившаяся наособицу и в разговоре не участвовавшая, задумчиво мурлыкала себе под нос песенку — Робин разобрал знакомые слова:

— Такая белоликая, как золото коса,
Куда идешь ты, девушка-краса?
— Я, добрый сэр, к прозрачному иду ключу,
От земляничных листьев красиве́е стать хочу!

Песенку эту, про девушку и портного, Робин помнил хорошо: когда-то давным-давно ее любила напевать в дороге веселая лицедейка Дероуэн. Так что мотив он подхватил легко:

— Такая белоликая, как золото коса,
Позволь пойти с тобою, девушка-краса!

Гвен оборвала песню, повернулась. Обрадованно воскликнула:
— Ой, Робин! Как же хорошо, что ты пришел!

Ну и напоследок - буквально пара строчек из книги, над которой я сейчас работаю: валлийская народная песня

Из каюты доносились громкий шепот и приглушенные смешки. Потом неожиданно тренькнула струна кру́та, и незнакомый девичий голос затянул протяжную песню:

Выйди в садик, милая подружка,
Цу-рум-ди, ро-рун-ди, радл, лидл, лал...

_______________________________
Вот пока что и всё.