Любви к автору пост

Наткнулась на одну из любимых книг и не могу не поделиться отрывком. Очень грустно, что Марка Лоуренса в России больше не переводят. В его работах порою встречаются достаточно интересные и смешные моменты. Например как этот.

На обратном пути в зал моё внимание привлёк едва слышный звон колокольчиков. Лишь краткий высокий "звяк". Кажется, звук исходил из переулка между двумя близстоящими зданиями – это были большие строения из брёвен. У одного даже имелся покрытый искусной резьбой фронтон… возможно, храм. Прищурившись, я различил во мраке фигуру в плаще. Я стоял, моргал и уповал на Бога, что это не какой-то озабоченный близорукий варвар, который решил утащить меня в какую-нибудь далёкую деревню, ещё более унылую, чем Харроухейм.

Фигура не двигалась с места, скрытая в узком проходе. Из тёмных рукавов показались две стройные руки и откинули капюшон. Снова звякнули колокольчики, и выяснилось, что это девушка из окна, с такой дерзкой улыбкой на губах, которая не нуждается в переводе.

Я бросил взгляд на светящийся прямоугольник дверей медового зала, снова глянул в сторону уборной, и, не заметив никого, кто смотрел бы в мою сторону, помчался к моей новой подруге в переулке.

– Что ж, привет. – Я улыбнулся ей своей лучшей улыбкой. – Я принц Красной Марки Ялан, наследник Красной Королевы. Но ты можешь называть меня принц Ял.

Она прижала пальчик к моим губам и прошептала что-то столь же восхитительное, сколь и неразборчивое.

– Как я могу отказать? – Прошептал я в ответ, положив руку ей на бедро и задумавшись на секунду, как по-норсийски "нет".

Звякнув колокольчиками, она уклонилась от моей ладони и прижала пальцы между своими ключицами.

– Ингвильд.

– Прелестно. – Мои руки преследовали её, а я попытался выговорить её имя и решил, что не стоит.

Ингвильд со смехом отскочила и указала назад между зданиями, и с её губ снова полилась милая тарабарщина. Видя мой непонимающий взгляд, она помолчала, а потом повторила медленно и разборчиво. Конечно, не имеет никакого значения, насколько медленно и насколько разборчиво ты повторяешь тарабарщину. Возможно, там встречалось слово "задира".

Высоко над нами своё лицо показала луна, и тот скудный свет, что добрался до нашего узкого переулка, выхватил из темноты черты девушки, осветив изгиб её щеки, её лоб, оставив глаза во мраке. Лунный свет блестел на усыпанных колокольчиками волосах, серебрился на выпуклости груди, и тени опускались к стройной талии. Внезапно уже перестало иметь значение то, что она говорила.

– Да, – сказал я, и она пошла вперёд.

Мы прошли между храмом и соседним с ним зданием; между хижинами; вокруг свинарников, где на сене хрюкали неугомонные боровы; мимо дровяников и пустых загонов, и вышли туда, где склон сменялся харроухеймским участком для земледелия. Я схватил фонарь со свечой внутри, висевший перед одной из последних хижин. Девушка зашипела и неодобрительно заахала, в то же время улыбаясь, и жестом показала мне повесить на место, но я отказался. Огарок жира в мутном стекле с крышкой вряд ли можно было назвать кражей в крупных размерах, и будь я проклят, если собирался закончить эту ночь со сломанной ногой, или по колено в яме с грязью. Куда бы Ингвильд не направлялась, чтобы впервые отведать Красной Марки, я собирался добраться туда целым и невредимым, и не ударить в грязь лицом.

Так что мы ковыляли дальше в маленьком кружке света, по пологому склону, по перекопанной земле и уже держась за руки. Она иногда что-то говорила – звучало это соблазнительно, но с тем же успехом могло быть и замечанием о погоде. Ярдах в ста от последних хижин перед нами показался высокий сарай. Я стоял и смотрел, как Ингвильд подняла щеколду и приоткрыла дощатую створку двойной двери, ведущей внутрь грубого бревенчатого здания. Она обернулась через плечо, улыбаясь, и зашла внутрь, поглощённая темнотой. Пару секунд я раздумывал, насколько мудро поступаю, а потом последовал за ней.

Свет лампы не достигал крыши или стен, но я видел, что здесь хранилось сено и фермерские принадлежности. И того и другого немного, но хватало, чтобы запнуться. Ингвильд снова попыталась заставить меня отказаться от лампы, указывая на дверь, но я улыбнулся и притянул её к себе, поцелуем сняв с губ все возражения. В конце концов, она закатила глаза и высвободилась, чтобы снова закрыть дверь.

Взяв меня за руку, Ингвильд провела меня вглубь сарая, где наверх, к этажу над основным сеновалом, шла лестница. Я поднялся за девушкой, улучив возможность насладиться грязными, но фигуристыми ножками, исчезавшими в тени юбок. На самом верху из кучи сена было сложено что-то, смутно напоминавшее гнездо.

В Красной Марке сеновал весной может быть и неплохим местечком, где можно покувыркаться со случайной крестьянкой или дружелюбной фермерской девчонкой. Хотя в этих непристойных историях вам никогда не расскажут, насколько всё зудит от сена, как оно колется, и как лезет в такие места, где ни один из участников не пожелал бы ничего острого или зудящего. Сеновал в Норсхейме весной, пожалуй, похож на ледник. Ни один человек в своём уме, как бы ему не хотелось любовных утех, не станет здесь расставаться ни с одним предметом одежды, и кажется, что любой, кто высунет голову на ледяной воздух, немедленно съёжится и умрёт. Я поставил лампу рядом с нами, и, глядя на клубы пара от дыхания, задумался, есть ли способ ускользнуть обратно в медовый зал, сохранив при этом остатки гордости. С другой стороны Ингвильд вроде бы хотела продолжать, как и планировалось, и улыбаясь, жестикулируя, а потом и нетерпеливо кивая головой, она опустилась на четвереньки, показывая мне, чтобы я поспешил со своей частью.

– Дай мне минутку, И… Ингв… любезная. – Я подержал руки над лампой, чтобы немного согреть. – Холодный воздух мужчине никогда не угождает.

Норсийские женщины бывают весьма страстными, и Ингвильд не была исключением: она прижала меня спиной к стене и принялась задирать множество грубых юбок, чтобы приступить к делу. Ещё немного повозившись закоченелыми пальцами и почти не раздеваясь, мы с Ингвильд сомкнулись в позе, нередко встречающейся на фермах, причём у меня возникло несколько оскорбительное чувство, будто я нахожусь в бутерброде между стеной амбара и моей пассией.

Несмотря на кусачий холод, зудящее сено и жёсткие доски, я наконец-то начал наслаждаться. Всё же Ингвильд была привлекательной, увлечённой и энергичной. Я даже немного согрелся и начал позвякивать её колокольчиками. Протянув руки, я взял её за плечи, и принялся выяснять, какие ноты удастся из неё извлечь. Звон стал громче, наслаждение нарастало… звуки стали более хриплыми…

– Вот так! Громче! Могу поспорить, ни один норсиец не звонил на твоих… – Посреди этого бахвальства пришло понимание, что даже самый лучший любовник в мире не сможет добиться настолько глубокого и громкого перезвона от медных колокольчиков Ингвильд. Я открыл глаза и, продолжая ритмично стукаться задницей об стену , выглянул за край пола и увидел, что внизу в сарае теперь полно коров, всё больше животных заходит в двери, и у каждой на шее – большой колокольчик.

– Ты, уффф! Ты не, уфффф! Закрыла дверь как следует!

Ингвильд, видимо, была так занята, что не заметила, или не волновалась из-за этого, а может, решила, что я своим комментарием призывал её усилить накал. Ещё некоторое время я стоял на коленях, пытаясь не удариться головой о доски.

– Да… возможно, нам стоит потише… – Казалось, её энтузиазм с каждой секундой привлекал всё больше коров. – Тсссс! – На неё это не оказывало никакого впечатления. Немного беспомощно я уставился на коровье море внизу. Те животные, что не ели сено и не гадили на пол, таращились на меня в ответ. А когда за звяканьем колокольчиков Ингвильд, за её вздохами и за звоном коровьих колоколов я услышал голоса приближавшихся мужчин, я начал паниковать.

– Любезная, не могла бы ты, уффф! – На этот раз я довольно сильно ударился головой, добавив гнев к смеси возрастающей паники и невольной похоти. – Заткнуться!

Судя по звукам, приближалось немало харроухеймцев, и их голоса становились всё более заинтересованными и встревоженными. Наверное, когда они поймут, что коровы вошли в сарай, ситуация станет несколько более напряжённой. Кто знает, что они сделают, если увидят, как иностранец растлевает их деву!

– Пора прекращать, И… – Я снова ударился головой, пытаясь выговорить её имя. – Стой! Они идут!

К несчастью, Ингвильд, по всей видимости, приняла мою настойчивость за воодушевление и совершенно не собиралась останавливаться. В маленькое окошко над дверями я увидел свет фонаря в поле.

– Хватит! – С большим трудом мне удалось оттолкнуть Ингвильд достаточно далеко и высвободиться от стены. Она упала, к несчастью ничком, задела плечом лампу , и та свалилась.

– Ох, чёрт! – Удивительно, как быстро огонь охватывает сено. Я отполз на заднице, пиная по ближайшим ко мне горящим комьям. Они тут же попадали вниз в основной сеновал. Спустя несколько секунд под нами раздалось громкое мычание, которое быстро переросло в животную панику. Ингвильд перекатилась, с полным ртом сена, и с недоумением оглянулась – это выражение быстро сменилось на ярость, а потом на ужас.

– Нет! Нет-нет-нет-нет-нет! – Я попытался затоптать горящее сено, но лишь помог огню распространиться. Тем временем коровы внизу в панике начали проталкиваться в двери сарая, пылко желая оказаться снаружи. Судя по пронзительным воплям, едва слышным за общим грохотом стада, в награду за любопытство животные неслабо помяли местных, привлечённых необычным поведением коров.

– Быстрее! – По-джентльменски, как и всегда, я спускался первым, проверяя, что путь безопасен – то бишь, с безрассудной скоростью съехал по лестнице, наплевав на занозы. В воздухе уже пахло дымом и было жарко, как в аду. Кашляя и хрипя, я добрался до задней стены сарая, решив, что там должна быть дверь, и что она ближе. А ещё – хотя по большому счёту огонь был первым в списке моих приоритетов – мне не хотелось выскочить из огня прямиком в полымя. Выбравшись через задний ход, я смог бы незаметно сбежать и выкрутиться из этой заварушки.

– Чёрт! – Я остановился, как вкопанный. Передо мной оказалась небольшая дверь, заваленная несколькими дымящимися копнами сена. Ингвильд врезалась мне в спину, и я полетел в ближайшую копну, которая тут же заполыхала, словно разъярённая моим приближением. Слёзы заливали глаза, дым слепил и окутывал такими густыми клубами, что видно было только языки пламени. Ингвильд прокашляла какие-то слова, ещё менее понятные от недостатка воздуха, и сунула что-то мне в руку. Похоже, это был какой-то фермерский инструмент: два острых железных шипа на деревянной рукояти. Где-то на задворках разума всплыло слово "вилы", хотя, возможно, я мог бы применить это название к любому крестьянскому орудию. Ингвильд ещё что-то пролопотала, дёргая меня за руку, и толкнула вперёд. Девчонка явно спятила от страха, но мы, Кендеты, знамениты способностью сохранять рассудительность и демонстрировать новаторское мышление. Так что я принялся откидывать в сторону горящее сено этим приспособлением. Наверное, суровость положения придала сил моим мышцам, и мне удалось раскидать копны по сторонам, несмотря на недостаток воздуха, и на то, что каждая была тяжелее меня. За спиной ревел огонь, а я из последних сил пинком распахнул дверь, и мы оба вывалились наружу.

Свет пожара из дверного проёма внезапно озарил конусом тьму, осветив пять или шесть мужиков в сером, бегущих прочь по полю. Мне было плевать, что им нужно, но в запале, обнаружив, что вилы в моей руке охвачены огнём, я завопил и бросил инструмент в убегающих людей. Интерес к орудию иссяк в ту же секунду, как оно покинуло мои опалённые руки, поскольку я обнаружил, что плащ на мне тоже горит.

P.s. Отрывок взят из любительского перевода книги "Ключ лжеца"
P.p.s. Люблю Лоуренса. Спасибо ему за вдохновение.