Настольные игры горной страны. Часть I

К флешмобу «Игры в произведениях».

Персонажи «Шаньго чжуань» периодически играют в настольные игры. Одна из партий имеет даже сюжетообразующее значение. Другие — больше антуражное. Поскольку мир горной страны — это не древний Китай, а посткатастрофная экзопланета, на которой реконструировано традиционное китайское общество, я мог себе позволить изрядные вольности. Скажем, когда у ван Гулика судья Ди играет «в домино», — это анахронизм (при всех колоссальных заслугах ван Гулика). Игры, похожие на домино, в Китае появились позже эпохи Тан. Мои же персонажи могут играть во что угодно.

Чаще других упоминается мацзян (маджонг). Когда люди пишут: «О! Я люблю маджонг!» — они чаще всего имеют в виду пасьянс (иногда в весьма извращённых версиях, вроде «египетский маджонг»). Но мацзян — это набор костяшек, которыми изначально играли в азартную игру. Пасьянс появился, кажется, только в конце двадцатого века (в Интернете пишут о 1981 годе), а азартный мацзян значительно старше (но, конечно, не был изобретён при Конфуции, как пишут в том же Интернете, а что-то вроде девятнадцатого века). В 1920 году Джозеф Бэбкок занялся популяризацией этой игры на Западе, и именно ему мы обязаны некоторыми названиями, укоренившимися, но совершенно неверными. Если помните, в маджонге три масти: доты, бамбуки и иероглифы. А ещё есть особые костяшки (онеры): ветра, драконы, цветы и сезоны. Так вот, все масти в маджонге — «денежные». Доты — это монеты. То, что Бэбкок ошибочно принял за бамбук, — это связки монет (кажется по тысяче монет). А иероглифы — это десятки тысяч. Изначально только они в маджонге и были. Онеры появились позже — и не все сразу. Если с ветрами, сезонами и цветами (их называют «благородными господами», но это всё-таки цветы) Бэбкок передал довольно точно, то с драконами, наверное, просто нашёл более или менее приятный для западного уха вариант. Потому что они называются по-китайски «три основных» и именуются «Красная середина», «Богатство» и просто «белая», пустышка. Но, что интересно, по данным, опять же, Интернета, на некоторых наборах всё-таки изображают драконов — как бы даже и не в самом Китае.

Мне захотелось обыграть этот момент в произведении: провинциальные старики играют с традиционными китайскими названиями, в столице принято называть эти три костяшки драконами. Учитывая, насколько динамично развивался мацзян, я позволил себе внести дополнительные правила, популярные в столице, но высмеиваемые в провинции. Правила связаны с использованием пресловутых цветов и сезонов. Нужно сказать, что весь ход игры в мацзян — это формирование так называемой «выигрышной руки». Ты берёшь на руку из «стены» костяшку, потом сбрасываешь любую костяшку в открытую. В каждой масти костяшки идут по номиналу от 1 до 9 и повторяются по четыре раза, что позволяет набирать их в последовательности (типа 2-3-4), а также в тройки (5-5-5) и четвёрки (5-5-5-5). Повторяются по четыре раза ветра и драконы, но из них уже можно составить только тройки и четвёрки. А вот цветы и сезоны не повторяются вообще. В некоторых вариантах их попросту не используют. В других полагается тут же сбросить и получить бонус (дополнительный бонус — за то, что случайно полученный тобою цветок или сезон соответствует твоей стороне света в данном раунде). В мире «Шаньго чжуань» есть вариант, позволяющий не сбрасывать их некоторое время, а затем использовать в качестве джокеров.

И ещё. Играя в мацзян, можно остаться без гроша, примерно как с преферансом. Поэтому не повторяйте увиденное в домашних условиях, если только не играете на запись.

Итак, фрагмент:

Стены из костяшек были построены, мы определились, откуда начинать, и приступили к их разбору.

— Ну, что, как играем? — хмыкнул Хункунь. — Два сезона за дракона?

— Племянник, вишь, в столице побывал, — толкнул меня локтем бакалейщик. — Посмотрел, как там играют, теперь всем эти правила подсовывает. Знаешь три костяшки: «Красная середина», зелёное «Богатство» и белую, без знака? Их в столице кличут драконами. А костяшки цветов и времён года у них не на удвоение идут, как у порядочных людей, а на замену. Две костяшки соберёшь — и вместо дракона можно подставить.

— Да не любые же! — воскликнул молодой. — Там сочетания есть. «Зима» и «Бамбук», например, за белого идут. А вот, скажем…

— Не лей мне в уши такую ерунду! — запротестовал лавочник. — Барыша в столице не получил, одно достижение — посмотрел, по каким правилам там остолопы в мацзян играют.

— Вам бы, дядюшка, поосторожней со словами. К этим правилам смолоду привык сам императорский шурин, оттого они в моду вошли, особливо среди его подчинённых. Если во Дворце Львиных Ступеней у вас остолопы…

Дядя поворчал, но прикусил язык.

Шэн Янь, я слышал уже давно, поощрял у своих людей тягу к простонародным забавам. Учёные книжники и старая знать презрительно морщили носы и говорили, что вот, стало быть, вместо квартета благородных искусств — музыка, живопись, каллиграфия и облавные шашки — в почёте искусства подлые: подслушивание, подглядывание, клевета и мацзян. Но всё их остроумие разбивалось об один-единственный довод: когда Сын Неба искал союзников против Чжэ, помощь пришла не от многомудрых любителей клетчатой доски, а от гвардейца, любившего собирать комбинации на костяшках.

В министерстве столичной безопасности играли чуть ли не поголовно — всегда на деньги, что было бы немыслимо, если б не снисхождение государя и не благоволение его шурина. Но для последнего, говорили, игра стала очень удачным механизмом взяточничества: садясь за стол с высокопоставленным чиновником, даже прямым начальником, иные старались основательно проиграться, чтобы взамен получить желаемую должность или нужное решение.

Хункунь свой провал в столице тоже связывал с партией в мацзян: якобы явился в присутственное место за каким-то разрешением, да больно хорошо сыграл — и вместо бумаги с печатью получил от чиновника крепкое напутствие более не бывать по коммерческим делам в Тайцзине. Места, мол, в узилище достаточно, а причина посадить туда торгаша всегда найдётся — и пробудешь там хоть пару дней, до выяснения, а воспоминаний наберёшься на всю жизнь.

Должен сказать, играл этот плут отменно. Партия шла долго; старики, хоть и перебирали костяшки вдумчиво, неторопливо и приговаривали на углах: «Успех, приди! Беда, не лезь!» — выигрывали редко; а он всё время вёл по очкам и под конец ушёл далеко в отрыв. Но в последнем раунде потерял всё — мне сразу же вышла почти готовая победная комбинация, и я завершил её с первого сноса Хункуня.

— Дёрнуло меня даоса позвать! — утирал пот бакалейщик. — Это же, брат, жулики.

— Тут чистое невезение, — спокойно отозвался его племянник. — У меня тоже рука была хорошая, и скинуть я мог что угодно, а снёс вот красного дракона. Ничего не попишешь, эликсира нынче не получим.

— Ты так говоришь, потому в нуль проигрался, а дядя твой теперь без лавки останется, — сказал седоусый.

<…>

— Часто у вас в лавке стену-то разбирают? — спросил я. — Охота попробовать по-столичному.

— С этими стариками не попробуешь, — буркнул Хункунь.

— А какие там сезоны за драконов идут?

— Нешто в Тайцзин податься решил? — В его глазах появился блеск. — Всё, в общем, просто. Один сезон, один цветок. Белый — это «Зима» и «Бамбук». Красный — «Лето» и «Орхидея». А зелёный — «Осень» и «Хризантема».

— А что же «Весна» и «Слива»?

— За это при выигрыше лишняя двадцатка.

— Понятно, — сказал я и склонился над картой.

Хункунь пустился объяснять какие-то дополнительные тонкости тайцзинского варианта, я кивал и благодарил, но уже не слушал.

В следующей записи я немножко расскажу о том, как главный герой играл в облавные шашки (вэйци, или го), и о том, во что играл торговый и рабочий люд под новый год.