О здоровой красоте и утопиях Чайковского.

Переслушивал "Щелкунчика" и "Зимние грёзы" Петра Ильича. В святочные дни, когда особенно хочется добра и чистоты, музыка Чайковского как никогда просится на душу. И просится она не только благодаря своей красоте. Есть у Чайковского одно поразительное качество – его вера в человека. Эта вера, возможно, несколько наивна, возможно она заставляет нас думать о людях гораздо лучше, чем они того заслуживают. Но ведь хочется верить, хочется...

Перебирая в памяти героев сценических произведений Чайковского, я не могу припомнить среди них ни одного по-настоящему отрицательного.  Это либо благородные рыцари, вроде короля Рене, либо ангелоподобные дамы, типа Татьяны, Лизы или Иоланты. В крайнем случае – амбивалентные Онегин и Герман. Воплощениями зла выступают если не злая фея, так черт, мышиный король и прочие потусторонние сущности.

В симфониях та же ситуация. Зло у Чайковского всегда внешнее. Оно потустороннее и нечеловеческое по своей природе. Все эти жанрово неопределенные, зачастую колористические "фатальные" и "роковые" темы несут на себе оттенок чего-то фантастического. Ну, или мистического, если угодно. Зло это то, что угнетает, порабощает человека. Оно зачастую сливается с судьбой, а в конечном итоге и со смертью.

Наверное благодаря такому гуманизму даже глубоко трагическая Шестая симфония не кажется апофеозом черной безысходности. Занятно, но погребальный хорал финала "Патетической" кажется куда более светлым, чем, допустим, ликующая кода "Ленинградской" Шостаковича. Герою Петра Ильича, хоть в теории, но можно куда-то убежать. Его враг внешний. Внутри он цельная и здоровая личность. А ведь так хочется быть здоровым в нашем больном мире...