Мушка

Я ползу по странно белым пятнам февраля,

по крашенному небу, не заступая за края,

по синей старой невесомой гальке,

по облакам накрученным на мир,

по снегу, по натоптанным следам,

рыдая и скрипя песком в суставах...

И сидишь такой, распахнутый и гордый,

Под окнАми воет кобельё,

Девушка, что в домике, напротив,

Вешает махровое бельё.

В синем небе вешается солнце,

Вывесив малиновый язык.

Хорошо и весело смеётся

Пьяный в жопу крашенный мужик.

Мимо ходят парами ментолы,

Держат серп ментолы в кобуре,

И стекает кровушкой зеленой

орк дурной на жертвенном ноже.

Чувствуется в воздухе прохлада,

Воздух злой, сухой и холодит,

Лезет, куда надо и не надо, 

душу рвет, но лезет, теребит.

Ой, идитенах, идитенах, 

Идите,

И целуйте зло и горячо,

А туда, куда не захотите – 

Позже, 

нацелуетесь ещё.

***

В тот час, когда

кивает тишина и скручивает шарик

и ночь румяная поет

над ухом, как комарик,

и кто-то бегает с веслом по лужам тротуарным,

и кто-то в темноте орет

простуженным сопрано.

Когда неведомо с чего

фонарь, мерцая, гаснет

и рядом нету никого

кто б радовался в праздник,

я выхожу под сень дерев,

чтоб посмотреть на звезды,

на снег, на тень бегущих вверх,

стремительных и острых

мгновений выпавшей луны,

из легкой дымки неба,

чтоб шарик в небо запульнуть,

как строки из сонета.