Льюис о "духе поэзии" и ясности суждений

"Прочитал ваше эссе с большим интересом. Что мне больше всего понравилось, так это различие между прямым и переносным смыслом и признание (часто упускаемое), что Ибсен в своих лучших проявлениях преимущественно прямолинеен. Случай с непониманием Шоу Ибсена я считаю более сложным, чем вы говорите. Его любовь к Ибсену, Беньяну, Вагнеру и «Волшебной флейте» указывает на настоящую любовь к прямому их содержанию, которую, я думаю, он испытывает; но он понятия не имеет, что с ним происходит, и пытается объяснить все это на рациональных, фабианских основаниях.

Мне кажется, ваше эссе нуждается в признании того, что то, что сейчас должно быть прочитано в переносном смысле, иногда было прямым для современников: например, Шекспировские ведьмы и призраки были восприняты им и его аудиторией почти как репрезентация фактов, и география адского мира у Данте, когда она была написана, представляла для людей такой же интерес, какой сейчас вызывает книга Уэллса «Первые люди на Луне» – в обоих случаях человек считал, что имеет дело с описанием мест, которые, как считается, существуют в материальной вселенной, но недоступны.

Что касается более широкой позиции, стоящей за всем вашим эссе, я не согласен. Но, что ещё важнее, я не уверен в том, что вы на самом деле имеете в виду. «Есть дух поэзии». Это может означать 3 вещи.

1. Существует настоящий конкретный дух (бог, демон, муза или что-то еще).

2. Существует абстрактная универсалия, «общее качество», которое мы могли бы определить, если бы мы знали достаточно.

3. Существует «дух» в смысле темперамента или психологического тона, общий для всех людей в их поэтические моменты.

Имеет большое значение, как вы пришли к мысли, что «поэзия порождает жизнь» (стр. 8) и что в поэтах «человеческое начало сильно пересекается с божественным» (стр. 31). Если мы серьезно воспримем эту позицию, вы на самом деле предлагаете нам теологию или, по крайней мере, пневматологию, для которой мы требуем доказательств. Если, с другой стороны, вы имеете в виду только 2. или 3., то многие претензии, которые вы предъявляете к поэзии, кажутся чрезмерными. Я нахожу аналогичную двусмысленность, когда вы описываете, что делает поэзия. На стр. 8 она создает «иллюзии». На с. 21 она «раскрывает природу духовного мира» (ср. с. 28 «подлинный источник откровения»). Так все-таки, что вы имеете в виду?

И что такое «духовный мир»? Означает ли это: а) Психологический мир. Если да, то вы, я полагаю, имеете в виду просто, что «Поэзия выражает чувства людей» — гораздо более мягкое, но, возможно, более ясное утверждение, чем то, что в тексте. (б) «Метафизический мир» на стр. 2 и 7. И что это за «метафизический мир»? Означает ли это сверхчувственную реальность, существующую независимо от того, думаем мы о ней или нет? Или это что-то значит только в сознании людей?

Все это беспокоит меня, потому что я думаю, что вы можете быть (я знаю, я сам часто был) в опасности склонности… говорить о чисто эмоциональных переживаниях, как если бы мы имели соответствующую теологию или, по крайней мере, метафизику, когда на самом деле у нас ее нет. В конце концов, не должен ли сам человек определиться с тем, во что он действительно верит? Положа руку на сердце, что вы имеете в виду, когда говорите о «божественном»? Потому что срединного пути нет. Слова значат либо много, либо ничего.

Вот почему я думаю, что вы гораздо строже относитесь к богословам, чем имеете право. Видите ли, они действительно пытались сказать то, что считали правдой. Легко не запачкать руки, если вы не делаете никакой работы! Но в отместку в раccуждения вкрадывается элемент фундаментального легкомыслия, и те моменты, когда стиль звучит наиболее серьезно, становятся моментами, когда говорят больше того, что действительно думают.

Если вы хотите заглянуть в нашу с Тиллиардом книгу под названием «Личная ересь», вы увидите мою точку зрения на это в конце первого эссе. Основная мысль – «Не приписывайте поэзии сверхчеловеческих качеств, если вы действительно не верите в сверхчеловеческие сущности, поддерживающие их». Я уверен, что пренебрегать этим — значит пуститься в море полусознательных иллюзий.

Надеюсь, все это не грубо. Мне понравилось эссе, и вы сами видите, насколько оно оказалось сильным раздражителем!"

(В ответном письме речь, видимо, идет о возможности агностицизма применительно к обсуждаемым вопросам)

"…Чистый агностик — это прекрасно. Я знал только одного, и это был человек, который научил меня думать. Но меня беспокоит чистота вашего агностицизма: мне кажется, что одной из самых опасных вещей в современном мире является тот факт, что большинство тех, кто называет себя агностиками, на самом деле не избавились от религии, а просто сменили цивилизованную религию на варварскую религию — поклонение сексуальности и политическим идеям, «жизненной силе», или мертвым, или тайне как таковой.

И я все еще думаю, что вы не совсем вне этой опасности. Почти все, что вы говорите в своем письме, может быть прочитано в двояком смысле, и я думаю, что лучший способ выразить мою точку зрения — это рассмотреть два совершенно разных текста, скрытые в одном вашем письме.

А) Все мифологии и религии являются продуктами воображения в том смысле, что их содержание является воображаемым, то есть ложным. Более воображаемые «ближе к истине» в том смысле, что они ближе к признанию своей ложности. Поэзия «творит жизнь» в том смысле, что создает жизнеподобные вымыслы, а мир вымыслов я называю «духовным миром» (т. мы притворяемся, что был человек по имени Пиквик). Поэты «провозглашают тайну» в том смысле, что они напоминают нам, что мы не знаем, на что похожа реальная вселенная: ибо это «тайна», как и все остальное, чего мы не знаем, как тайна «кто убил Джонса» в детективной истории. Как ни странно, они также создают иллюзию проникновения в тайну: т. е. кроме того, что напоминают нам, что мы не знаем, они иногда заставляют нас думать (ложно), что мы знаем. Поэзия — это динамическая сила (т. е. мощная или великая сила) — в том смысле, что она вызывает у читателя сильные эмоции.

Б) Мифологии и религии являются продуктами воображения в том смысле, что их содержание носит воображаемый характер. Те, у кого больше воображения, «ближе к цели» в том смысле, что они ближе к сверхчувственной Реальности. Поэзия «творит жизнь» в том смысле, что ее продукты представляют собой нечто большее, чем выдумки, возникающие в человеческом уме, или чем просто психологические феномены, и поэтому могут быть описаны как «духовный мир». Поэты «провозглашают тайну» в том смысле, что они каким-то образом дают нам намек на сверхчувственную и сверхинтеллектуальную Реальность, которая есть Тайна в смысле mysterium tremendum – нечто такое, что мы не просто не знаем, но что выходит за рамки наших обычных способов восприятия. Поэты создают иллюзию проникновения в нее в том смысле, что заставляют нас чувствовать, что мы поняли, тогда как на самом деле мы были освежены контактом с Реальностью совсем другого рода. Поэзия есть великая сила в том смысле, что она действительно обогащает нашу внутреннюю жизнь такими контактами.

Дальше вы делаете выбор – и платите за него. Чего вы не должны делать, так это сидеть на заборе и использовать язык обоих, не платя ни за то, ни за другое. Если вы принимаете А, вы не должны говорить о «провозглашении тайны» (слова, пропитанные религиозными ассоциациями), когда вы имеете в виду только «говорить нам, что мы невежественны во многих вещах». Если вы принимаете Б, вы не должны использовать «продукты нашего воображения», чтобы подразумевать «содержащие только вымыслы». За все нужно платить.

(А) ясна и удобна и дает вам уверенность в том, что то, что вам нравится в поэзии и мифологии, никогда не помешает вашей свободе: но цена, которую вы платите за это, состоит в том, чтобы отказаться от волнения (Б). (Б) волнует и соблазняет; но цена, которую вы платите за это, — тревожное осознание того, что эта Реальность с большой буквой «Р» может помешать вам и что все это может зайти дальше, чем вы хотели или намеревались"

(В следующем письме Льюис говорит, что в запальчивости допустил ошибку)

"Я писал необдуманно, когда осуждал «сидение на заборе». Там, где нельзя найти достаточных доказательств ни для одной из альтернатив (я имею в виду вероятные доказательства, поскольку на математическую достоверность надеяться не приходится), воздержание от суждения является единственным честным и рациональным путем. То, против чего я должен был бы возразить, было чем-то совсем иным, чем сидение на заборе: а именно, я считаю невозможным говорить (также думать и чувствовать) так, как будто можно быть по обе стороны забора, т. е. как если бы обе альтернативы могли быть истинными.

Что делает меня особенно чувствительным к этой опасности, так это то, что я был ее жертвой в течение многих лет, на протяжении которых я притворялся, что нахожусь в умственном напряжении, но на самом деле говорил, чувствовал и вел себя иногда так, как если бы правильный ответ менялся исходя из риторических или эмоциональных потребностей текущего момента — в результате чего общий эффект моих слов, чувств и поведения был несовместим с какой-либо мыслимой вселенной. Ибо одно мы знаем точно: и то, и другое не может быть правдой.

И я теперь чувствую, что в этом была какая-то нечестность. Я наслаждался каждой теорией и не платил цену ни за одну из них. Я принимал воодушевление политеизма или демонологии, когда мне случалось этого хотеть, но становился материалистом, если какие-то старые детские страхи в темноте и одиночестве угрожали сделать подобные вещи немного более захватывающими, чем я хотел. Я был почти религиозен, когда это настроение предлагало утешение, и сурово скептичен, если оно грозило наложить какие-либо обязательства. Я говорил, что «скорее поверил бы в скандинавских богов, чем в христианство», и теперь я знаю, почему — потому что я втайне прекрасно знал, что ни я, ни кто-либо другой не мог бы теперь по-настоящему верить в Асгард, как сотни людей действительно верят в Христа, — я знал, что мой блеф не будет разоблачен, и что подобный флирт никогда не закончится браком. …уверен, что вы не хотели бы стать тем, чем я был!" 

(мой дилетантский перевод с английского - по сборнику "Collected lettres of C.S.Lewes", volume II, глава "1940")