Чудеса

Двор мне сразу понравился. Совсем. Небольшой, сразу за воротами и перед домом, стены которого и ограничивали его с двух сторон. С третьей стороны, беленая стена времянки с небольшим окошечком. Между времянкой и домом узкий проход во внутренний дворик. Тоже небольшой и закрытый со всех сторон, тем же домом и той же времянкой. Остальные стороны закрывали стены хозяйственных пристроек и большой, капитальной бани, мимо которой можно было выйти в сад и огород, в глубине которого располагалось стандартное дощатое строение с покатой шиферной крышей. Двор сверху был перевит железяками и лозой и летом превращался в беседку, на бетонном полу которого можно было поставить столы и стулья и что-нибудь отметить.

Каким образом мы попали к этим людям? Меня тогда интересовало совсем другое, поэтому я не помню. Кто-то, скорее всего, кто-то - посоветовал обратиться к ним по поводу съема жилья. Из предыдущего места нас «попросили». Времянка с земляным полом, накрытая прямо по земле тонким и жестким линолеумом, с небольшой печкой и сама по себе небольшая, потребовалась хозяевам для каких-то их родственников. Мы оказались перед фактом, и мама бегала по разным домам и искала «подходящий» вариант. Дело это не простое. Времянки сдавались с нагрузкой. Даже страшненькие, с осыпающимися стенами и щелями в окнах в полпальца и дверьми, которые не закрывались плотно из принципа, и печами, в которых слово обогрев звучало неприлично и от которых пахло удушливым, надсадным дымом и надутыми щеками, на покрасневшей от старания физиономии.

А тут – большая времянка с высоким потолком, с обустроенным подполом и отдельной, узкой как пенал, но отдельной кухней и большой печью с чугунными заслонками. И просили за эту красоту два червонца в месяц. Правда, просили сразу за полгода оплатить. Хозяйка, маленькая, сухонькая женщина в платочке, хотела помочь, таким образом, своему непутевому сыну, мужику немного за тридцать. Вообще, водка – это самое последнее для мужика дело. Если дело дошло до регулярного злоупотребления, нормальной жизни уже не будет. Как ни старайся. Только, если Господь внемлет молитвам усталых женщин и осенит мужчину своим прощением. Он – может. Остальные благие пожелания никому не помогают. Вообще, поступки человека определяются родом. Не все и не всегда, но определяются. Поступками родных тебе людей, которые жили задолго до тебя. А твои поступки определят поступки твоих детей и детей от этих детей тоже. Я говорю немного путано, в надежде, что вы меня понимаете не головой, а той внутренней правдой, которая есть у каждого человека. Единожды, поднявший руку на женщину, мужчина, легко сделает это и во второй раз, и в третий, потому что он уже переступил через свое мужское достоинство.

Так что – двор мне понравился сразу. Меня первый раз взяли на «смотрины». Опять же, не знаю почему. Я быстренько проскочил во времянку, быстренько все осмотрел и вылетел во двор, как пробка из-под шампанского в потолок, пока мама, вежливо общаясь с хозяйкой, осматривалась.

- Проходите, смотрите. Конечно. Печка хорошая, мой ее почистил и дымоход почистил. Вот, комнату посмотрите. Я, понимаю, небольшая. Что есть. А вы сможете сразу же за полгода оплатить? Понимаете, мне сыну нужно помочь с деньгами. Так. Мы и не планировали никого к себе пускать. А тут – видишь как.

- Мне нравится все. Вас как зовут?

- Марусей меня зовут. Можешь теть Марусей называть, не обижусь. Так как?

- Скорее всего, да. С мужем еще поговорю, но думаю – переедем. А здесь у вас что?

- Здесь? Здесь подпол. Хорошо, что вам нравится у нас. А с деньгами у вас как? Если не можете сразу… все равно переезжайте. У вас ребенок. А деньги займем. 

- Да, вы не волнуйтесь. Есть у меня деньги. Оплатим. Потолок высокий у вас.

- А? Да не очень. Осматривайтесь, - хозяйка обрадовалась, что и денежная проблема решится сразу, и люди хорошие переедут, семейные. Пошла, довольная, на выход, да спохватилась:

- Я забыла совсем. У нас же собака есть, большая. Она у нас зверюга, та еще. Вы к ней не подходите, а то и порвать может. Недавно соседа нашего так порвала. Он, пьянь такая, пьяный пришел к моему, а на нее замахнулся. Так она и цепь порвала и кинулась на него. Еле оттащили.

- Да? Конечно, не станем мы к ней подходить. Саша. Са-аша! Ты где?

Женщины ринулись из комнаты во двор. Во дворе был я с собакой. Пес стоял на задних лапах, передние лапы положил мне на плечи и старательно вылизывал мое лицо и волосы. С него летела слюна во все стороны. Я держал его под передние лапы и смеялся, отфыркиваясь и прижимаясь к этому мощному и сильному существу. Качался под немаленьким весом, поглаживал по мускулистой шее, по лобастой его голове, куда мог дотянуться, там и гладил.

Теть Маруся сползла по стеночке. Мама ее удержала и старалась привести в чувство, сама белая, как школьный мел. Кричать она не стала. Может и хотела, но не могла. Поглядывая на меня, хлопотала над обвисшим у нее на руках худеньким, невесомым телом будущей нашей «хозяйки» и кусала губы. Хозяйка очнулась, ей принесли валерьянку, отпоили. Собралось много людей. Все это время мы обнимались с собакой, и я смеялся взахлеб от, никому непонятного, но такого ощущаемого всем существом, счастья.

- Саша. Сынок. Ты не пугайся, хорошо? Потихоньку. От собаки потихоньку отходи. Хорошо?

- Да, ты что, мама? Не бойся. Он, знаешь, какой сильный! От кого хочешь, защитит. Мама, он знаешь какой добрый? Да, морда? Да? Смотри, как он меня слюнями залил уже всего! Хороший мой. Замечательный.

- Хорошо, сынок. Прекрасный пес. Только, мы уже все здесь осмотрели. Ты потихоньку отходи. Умоемся и поедем. Давай, сынок, потихонечку.

- Мы здесь жить будем? Маам! Будем или нет?

- Будем, сынок, будем. Отходи от собаки, никуда она не денется. Саша! Нам пора, говорю! Сейчас же!

- Мама, это не собака, а пес. Он сказал, что он – Цезарь. Его зовут так. Представляешь? Как римского императора! Хороший! Ладно. Мы тут жить будем! Пока, Цезарь. – Я его поцеловал в воняющую псиной шерсть, возле морды. И отошел. Потом вернулся:

- Давай лапу, на прощание. Я вернусь к тебе. Честное слово. – Пес дал лапу, я ее пожал и улыбаясь пошел к столпившимся на крыльце людям.  Мама чуть порозовела, перестала жевать свои губы и расслабилась. Расслабились и все остальные люди.

- А мальчик – прав. Этого пса зовут Цезарем. - Сказал муж тети Маруси, ветеран и пограничник Дед Трофим, которого все вокруг, кроме тети Маруси и их совместных детей звали просто дядя Троша.

 – Маруся, ты им все показала? Хорошо. Значит, и переезжайте завтра. Этот пес, кого попало, облизывать не станет. И ничего слушать не хочу. Чтоб завтра же. Понятно? Нет денег – и так живите. Не обеднеем. Правда же, Маруся?  - Та только кивнула, все еще бледненькая от пережитого.

Так у нас появились новые родственники. Дай Бог, каждому.