Отрывок из 36 ой главы "Белой Гильдии" Кит - король Каго

На небе не было ни облачка, солнце палило и сверкало так, что озеро Каго казалось золотым. Я кинула полотенце и сумку в теньке под ивой, но когда протащила сарафан через голову, то почуяла, что уже на берегу не одна.

Из воды вышел юноша. Не вынырнул, а именно вышел, точно глади озера и не было вовсе. Он направлялся ко мне, нахально скалясь и даже не думая прятать жабры. Узкие плавки, загорелое, поджарое тело. Квадратное лицо с широкими скулами, большой зубастый рот, черные волосы коротко острижены.

Черты лица парнишки были знакомыми. Вот только раньше они были более детские, мягкие. Два года прошло... надо же! Не узнать!

Если я лишь легкими волнами бровей и формой глаз напоминала представителей древнего народа, то Кит Масар выглядел как лучшая учебная модель по ассимилированным иттиитам. Как пособие для всех, кто о них знает или желает узнать...

В зубах он держал плотвичку, крошечную, живую еще плотвичку, трепыхающуюся и поблескивающую на жарком солнце.

Смотрел он весело, точно был рад внезапной встрече.

— Вернулась побултыхаться в родной лужице, большая рыба? — Сплюнув несчастную плотвичку, он тряхнул мокрой челкой и улыбнулся.

— Привет, Кит, — нарочито небрежно поздоровалась я. Мол, не особо-то я и удивлена его появлением.

Я понимала, что иттииту иттиита не обмануть, а, значит, смысла казаться смелой немного. Я испугалась, пусть только на секунду, но, испугавшись, мгновенно дала ему повод расплыться в торжествующей улыбочке. Ведьмов Кит! С его вечными попытками выпендриться. Не стану я его бояться! С чего бы!

Но Кит успел почуять мой быстро спрятанный страх и восторжествовал. Я уловила это его торжество и превосходство, и еще я уловила какое-то волнение, странным образом связанное с интересом ко мне.

Мы оба, разом, чтобы покончить с неприятной необходимостью копаться в чувствах друг друга, перешли на диалог.

— Говорят, ты в университете, — сказал он, и я тотчас почувствовала его зависть.

— Говорят, ты ушел на промыслы? — поддела я его, и Кит тотчас почувствовал мое презрение.

— Промыслы... — Он картинно сплюнул в воду. — Так и говорят? Да? Завидуют. Я тут всю золотую форель держу. Но не только форель, конечно... — Кит прикусил язык, но я успела поймать скользнувшую по его чувствам тайну. – Всякие, в общем, важные мужские дела. И вот, занимаюсь я важными делами, и тут вдруг смотрю — русалка новая по моему озеру плавает. Пригляделся – ба, да это ж Элиман! Явилась — не запылилась. Из самого университета... — Он снова выдал волну завистливого презрения и снова сплюнул.

— Что тебе от меня надо, Кит?

— Да ничего особенного. Но это мое озеро. Здесь никто не плавает без моего разрешения.

— Вот как? Король Каго? А управляющий и его полицаи знают, что ты тут король?

— А то. У нас все прикормлены. Так что, Элиман, хочешь плавать, докажи, что умеешь. Что тебе стоит? Ты же иттиитка. Хоть и воротишь нос. А может, у тебя жабр нет?

— Ты же видел.

— А что я там видел? Поплавала у бережка, только раков с насиженного места спугнула. Такое любая городская краля умеет. Мне интересно, какую ты глубину возьмешь?

— Любую! — вспыхнула я и тотчас прокляла свою гордыню.

— Ишь, любую. Хвастать всякий может. Ты хоть знаешь, какая там глубина?

— Знаю. Я тут всю жизнь плаваю. А тебя не видела.

— Меня увидеть не каждому дано... — Кит снова осекся.

Какие у него были странные глаза. Черные и водянистые, Я слышала, что некоторые ныряльщики из иттиитов вставляют в глаза линзы, помогающие видеть под водой четко.

— У тебя линзы?

— Ха, линзы. Линзы для мешаных. Я таким родился.

Врет, поняла я. И он понял, что я поняла и разозлился:

— Ну так как, проверим тебя? Тебе что, жабры для развлечения даны? Села тут на берегу, как особенная, картиночки рисует. Барышня.

Это слово он произнес с особым презрением, вновь цыкнув слюной между зубов.

— Там на глубине — древние развалины. Арматура железная, куски конструкций, колеса, — с вызовом сказала я. — Так что я там бывала.

Настроение Кита переменилось. Простое желание позабавиться с бывшей одноклассницей перетекло прямо-таки в неподдельную радость. Но он, плюнув на то, что я слышу его чувства, сказал совершенно беспечно:

— Ты была в развалинах? Тогда тебе тем более наше испытание все равно что мальков пугать.

— Ваше испытание?

— Ну да. А ты думала?! Для кого жабры — развлечение. А для кого — принадлежность к особому клану. Поплыли! Проверим! Не трусь, большая рыба! Не укушу! — Он перестал улыбаться. На широкой жилистой шее раздулись жабры, глаза совсем помутнели, и зрачков стало не видно.

Разумеется, я понимала, что плыть с Китом — глупо. Ничего хорошего от него ждать не приходилось. Я не забыла, как он издевался надо мной в школе. Обзывал, пинал, пачкал спину мелом, отбирал учебники. Издевался целенаправленно, несмотря на то, что я была своя. И даже скорее потому, что я была своя, но держалась отдельно и виду не подавала. И еще потому, что Кит был тогда мелким, и это его бесило. Сейчас он немного подрос и стал всего на полголовы ниже меня. Метр шестьдесят пять, а, может, и все семьдесят.

Был бы даже симпатичный, если бы не был таким отморозком.

Его гладкое, без единого волоса тело играло мышцами, а улыбка превратилась в недобрую насмешку. И следил ведь за мной, не поленился!

— Плаваем! — сказала я и сама себе удивилась.

Нет, ну а что? Кто-то же должен утереть ему нос. Смыть с его наглой рожи эту хищную ухмылку. Да и потом, чего мне бояться? Не съест же он меня, как ту плотвичку. И бить не станет. Не маленький ведь уже. Нет, обижать он меня не собирался. Я чувствовала, что нравлюсь ему, такое вот облизывание самца вокруг самки. Мне это и нравилось, и не нравилось. В том мире, который я выбрала, мужчины уважали женщин и вели себя с ними как с равными. Поэтому меня так возмутило уничижающее поведение Кита Масара. Поэтому и сказала: «Плаваем!» Дура!

Я давно не опускалась на такую глубину, где больше нет ни неба, ни дна, где видны только мутные силуэты случайных рыб, а ты движешься по чутью, данному тебе от природы. Чем глубже мы погружались, тем туже озеро обхватывало голову и давило на виски. Словно я двигалась в подсолнечном масле. Мы плыли долго, очень медленно опускаясь в самые черные тайны Каго, в его прошлое. Дышать жабрами так долго с непривычки было трудно, кислорода явно не хватало, силы покидали, азарт иссякал. Я перестала изображать из себя опытную пловчиху и остановилась на отдых...

Кит подплыл. Говорить в воде мы не могли, но отлично чувствовали друг друга. Он выпустил носом тонкую струйку веселых пузырьков, но не стал злорадствовать, а протянул руку, предлагая мне подниматься. Его забота почему-то рассердила меня, я подумала:

«Ну уж нет. Как-нибудь доплыву. Ради Борея!»

И доплыла. Потихоньку, делая частые остановки... Когда-то я здесь уже была. Сплошь заросшие тиной груды древних сооружений, ржавые железные обломки не пойми каких аппаратов, фрагменты домов, которые можно было принять за корабли. Иттиитское зрение помогало видеть в темноте лучше обычного, и все же древние руины покоились на такой глубине, что даже профессиональные ныряльщики-иттииты вынуждены были работать здесь на ощупь.

Развалины мы осматривать не стали. Кит меня пожалел, а может, просто испугался, что я не доплыву обратно. Едва мы передохнули на ровной каменной площадке, оставшейся от пола или потолка какого-то дома, Кит дернул меня за руку и поплыл вверх, оглядываясь и призывая следовать за ним.

Мы поднимались к солнцу долго, чтобы давление менялось постепенно. Кит действительно был хорошим ныряльщиком — знал, как нужно.

Когда над головой замаячило синее небо, подернутое серебряной шалью глади воды, я поклялась, что в ближайшее время ни за что не стану нырять плавать. Меня мутило, все-таки к таким резким сменам давления надо готовиться тренировками.

— Молодец! — вынырнув, похвалил Кит. — Для университетской барышни еще не все потеряно.

— Что значит?

— Значит, часть испытания ты прошла.

Мы поднялись на поверхность у незнакомого берега, далеко от дома. Здесь берег подворачивал в заводь, и дома стояли фундаментом у воды. Пять небольших домиков, от дверей которых лестницы опускались прямо в озеро. За домами виднелись хозяйственные постройки и огороды, у берега покачивались три грузовые лодки, пузатые и глубокие, с высокими мачтами и с подвязанными к реям парусами. В одной из них двое мужчин возились с ящиком рыбы.

— Форель ловится сачками, — заметив, куда я смотрю, сказал Кит. — Для этого нужны двое.

— Где мы?

— Я бы сказал — дома. Но для тебя это все-таки не дом. Ты здесь гостья. Я привел тебя к нашим. Показать.

— Показать мне жилища ныряльщиков?

— Показать им тебя.

С чувством глубокой тревоги я забралась на опущенную в воду ступеньку и следом за Китом поднялась по лестнице в один из домов.

Мы вошли в такую низенькую дверь, что Эмилю пришлось бы согнуться в три погибели, чтобы попасть внутрь, и оказались в большой комнате. Дверь на кухню была открыта. Еще два проема прикрывали занавески, сплетенные из озерных ракушек.

На тростниковых циновках кружком сидели трое мужчин и две женщины. Босые, в одинаковых широких зеленых рубашках и таких же широких штанах цвета морской волны. Они чинили какую-то необычную сеть. Толстую, металлическую. Мужчины растянули ее между собой, а женщины ловко орудовали крючками, затягивая порванные сегменты.

— Привел? — спросил один из мужчин, когда мы с Китом вошли, встал и крикнул: — Мэмми!

Из правой комнаты, отодвинув занавеску, вышла маленькая изящная девушка. Ракушки негромко и приятно загремели.

— Подмени, у нас гостья, — приказал мужчина.

Мэмми взглянула на меня, просто обожгла взглядом. Длинные черные ресницы хлопнули, как крылья. Лицо девушки, красивое, иттиитское, казалось уж слишком взрослым. Я сразу почуяла силу ее характера, и еще я почуяла сочувствие. Оно мелькнуло лишь на долю секунды, простое человеческое сочувствие, и сразу спряталось. Видимо, здесь умели прятать чувства за чувства и еще глубже.

Мэмми послушно села на циновку и взялась за сеть.

Поднявшийся мужчина, молодой, крепкий, с таким же безволосым, как у юного Кита, лицом, но уже тронутым тонкими морщинами в уголках черных раскосых глаз, разглядывал меня с явным интересом.

— Мое имя — Захир Дохар, — представился он. — Я здесь главный. Кит сказал, у тебя жабры, и ты плаваешь под водой подолгу.

— Она до места промысла доплыла. Правда, медленно... но...

— Помолчи, Кит! — скривился мужчина и снова обратился ко мне: — Что еще тебе передалось от отца?

— Вы знали моего отца? — Все во мне всколыхнулось от упоминания папы, и Захир это понял.

— Не то чтобы мы дружили... Но... Я буду говорить прямо. Мы стараемся сохранить нашу расу. И любое кровосмешение не одобряем. Поэтому твой отец не был мне другом. Но ты сохранила ген, значит, возможно, сможешь его передать дальше.