НКВД и испугавшиеся

Специально для любителей репрессий и заградотрядов процитирую любопытные цифры из справки, которую Соломон Мильштейн предоставил Берии:

С началом войны по 10-е октября с.г. Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла задержано 657 364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта.

Из них оперативными заслонами Особых отделов задержано 249 969 человек и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла — 407 395 военнослужащих.

Из числа задержанных Особыми отделами арестовано 25 878 человек, остальные 632 486 человек сформированы в части и вновь направлены на фронт.

Закон в годы войны предусматривал четкое наказание за дезертирство – высшую меру (статья 193, п. 7-10 Уголовного кодекса РСФСР). Однако угроза расстрела с конфискацией имущества далеко не всегда была препятствием для нарушения закона.

«Дорогой сынок, хлеба не дают уже месяц, помощи не оказывают, дров не дают. Не обращают внимания, что ты трижды орденоносец <…> За что воюете?», – слова матери одного из солдат проникнуты обидой на местную власть. Действительно, тяжелая обстановка и бюрократические злоупотребления также создавали почву для антисоветских настроений, и не только в тылу, но и на фронте. Уклонялись от несения воинской повинности по мировоззренческим или религиозным мотивам. Дезертировали, стремясь присоединиться к своим родным на оккупированной территории.Заместитель начальника УНКВД Горьковской области М. С. Балыбердин писал секретарю обкома: "В ряде районов партийно-политическая работа в направлении усиления революционной бдительности проводится совершенно недостаточно. Например, в Краснооктябрьском районе оперативной группой областного управления милиции выявлено и задержано свыше 50 дезертиров и уклоняющихся от призыва в Красную Армию.
         При проведении операций установлено проявление группового дезертирства, сочувственное отношение части населения к пойманным дезертирам, укрывательство дезертиров, в том числе местными активистами, демонстративные проводы пойманных дезертиров".

До конца 1941 года органы НКВД задержали свыше 710 тысяч дезертиров и более 71 тысячи уклонистов. Первый случай дезертирства был зафиксирован уже 1 июля 1941 года на Оренбургской железной дороге, когда новобранец спрыгнул с двигающегося на полном ходу военного эшелона. Очень непросто подсчитать общее количество дезертиров РККА за весь период войны, так как нет возможности установить  сколько  призывников предпочло покинуть расположение частей, не учитываются и пропавшие без вести. Однако Д. Дёгтев и М. Зефиров в своей книге «Все для фронта» приводят подобную статистику: число дезертиров 1,7 миллионов человек, уклонистов – 2,5 миллиона. Эти цифры в целом подтверждаются и другими источниками. Всего же за годы войны за дезертирство было осуждено почти миллион человек, расстреляно более 150 000.

 Дети богатых родителей как в нынешние, так и советские времена меньше других горели желанием служить Родине. И для них были придуманы более простые и надежные способы и методы. К примеру, по договоренности с милицией, их арестовывали за выдуманные мелкие преступления и отправляли в зону общего режима, расположенную на окраине родного города.
        Естественно, за взятку. Там их вскоре расконвоировали - разрешали на время выходить без охраны за пределы колонии и предоставляли непыльную работу. А сразу после Победы эти лица за примерное поведение условно-досрочно освобождались. И все законно.

Для того, чтобы военнообязанный мог легально находиться в тылу, необходимо было получить бронь – документ, освобождавший от отправки на фронт. В первую очередь бронь давали высококлассным специалистам в стратегически важных для обороны отраслях промышленности и хозяйства – страна как никогда нуждалась в них. Бронь также распространялась на некоторых представителей науки, культуры, искусства и спорта. 

Нередко благодаря недобросовестным чиновникам бронь получали люди, не имеющие на это никакого права, но обладающие достаточной суммой денег или положением. Широкую огласку получило «Дело братьев Старостиных» – известных футболистов, которые благодаря своим связям откупили от фронта 60 человек. Больше всего «забронированных» было в Москве – около 45% от общего числа военнообязанных. Для сравнения в городах Западной Сибири их количество не превышало 28%, а в сельской местности – 5%. Такие цифры позволили некоторым исследователям утверждать, что главная заслуга в Великой победе принадлежит крестьянству, практически в полном составе отправленному на передовую.

Освобождение от несения воинской службы получали и по состоянию здоровья. Что только для этого ни делали – травились, занимались членовредительством, стрелялись, имитируя ранение. Сначала больных и покалеченных отправляли в санчасть, а там, если повезет, демобилизовали. Для получения заветной брони некоторые шли на сговор с врачами. Сумма в 5 тысяч рублей помогала получить спасительный диагноз, например, «шизофрению» или «туберкулез», который навсегда освобождал от службы в армии. 

Однако уклонисты могли обойтись и без помощи медиков: имея нужную сумму денег или подделывая гербовую печать, они получали фиктивный документ. Нередко проходил вариант с «потерей» военного билета. Деньги или продовольственная помощь охотно принимались некоторыми сотрудниками военно-учетных столов. Они, ссылаясь на запутанность учета, уничтожали карточки военнообязанных или просто перекладывали их личные дела из одной картотеки в другую.

 Верховная власть серьезно озаботилась это проблемой лишь 18 ноября 1944 года, когда Берия в своем донесении Сталину отмечал, что «вскрыты случаи незаконного освобождения райвоенкоматами и работниками военно-врачебных комиссий военнообязанных в Красной Армии».Уклониться от воинской службы позволяли и фальшивые документы. При этом поймать людей с фальшивыми документами было труднее, чем с документами, оформленными в военкомате. В ноябре 1944 г. Л.П. Берия докладывал: «НКВД Татарской АССР арестована группа лиц, изготовлявших фиктивные воинские документы об освобождении от службы в Красной армии, отпускные свидетельства, справки о ранении, о нахождении на излечении в госпиталях». Участники преступной группы также изготавливали бланки пропусков на въезд в города СССР и другие документы со штампами и печатями советских учреждений и организаций в целях получения дефицитных продовольственных и промышленных товаров. Инициатором и руководителем группы являлся «арестованный по делу Ахмедзянов Х.Ш., 1908 года рождения, татарин, судимый в 1937 году за подделку документов, дезертир Красной армии, с 1942 года находящийся на нелегальном положении». Всего группа изготовила до 200 фиктивных свидетельств об освобождении от военной службы, за каждое из которых получила от 7 до 14 тыс. руб. За отдельную плату Х.Ш. Ахмедзянов обеспечивал клиентов не только полным набором документов, вплоть до пропуска на проезд в выбранный дезертиром город, но и билетами на поезд, а его люди обеспечивали гарантированную посадку в вагон. Из 200 уклонистов, обеспеченных фальшивыми документами, НКВД смог найти только около 30 чел.

Способы избежать попадания на фронт были самые разнообразные. Они иногда порождали курьезные случаи. Например, в апреле 1943 года при осмотре хлева в одной из узбекских деревень милиционеры спугнули стадо баранов, кроме одного – завернутого в баранью шкуру дезертира. Недалеко был обнаружен и некий Инамов, который более года скрывался от представителей закона в гнезде аиста. Дезертирство стало благоприятной средой для процветания бандитизма: 56% всех разбоев и грабежей - дело рук дезертиров.

В Саратове в течение 2-х лет не могли справиться с бандой Луговского-Бизяева, которая практически ежедневно совершала отягощенные убийствами дерзкие налеты на госучреждения и магазины.Самая масштабная операция по розыску и поимке дезертиров была проведена летом и в начале осени 1944 года. Тогда в результате усилий НКВД, НКГБ и «СМЕРШа» было арестовано 171 тысяча беглецов. Их них около 104 тысяч отравлено на фронт.

Вопреки сложившемуся мнению советская власть в отношении дезертиров и уклонистов старалась быть максимально лояльной. Например, в отношении вора-рецидивиста Размахова  - после осуждения с 10-летней отсрочкой наказания его отправили на фронт для «искупления вины», однако он сбежал. Преступника поймали вторично и после вынесения нового приговора опять отправили воевать. История с побегом и осуждением повторилась еще дважды!  Такой, казалось бы, странный случай объясняется элементарной нехваткой живой силы на фронтах Великой Отечественной войны, и власти предпочитали отправлять дезертиров на передовую чем держать их в тюрьмах. Более того органы «СМЕРШа» прекращали дела тех военнослужащих, которые особо отличились в боях и тем самым подтвердили свое мужество и верность присяге.

 "По данным сотрудников Отдела по борьбе с бандитизмом НКВД СССР, с июня 1941 года по сентябрь 1944 года было арестовано 1 666 891 "уклонистов" и дезертиров. Много это или мало? Для сравнения - за три года войны на территории центральных областей РСФСР было изъято "агентов, ставленников и пособников" 16 650 человек, а всего по Советскому Союзу - 20 439 человек. Остальные ушли на Запад вместе с отступающими частями вермахта или скрывались в лесах и горах.
 Фактически 1,7 миллиона человек вступили в конфликт с законом и оказались на нелегальном положении. По-разному складывалась их дальнейшая судьба. Директива Ставки Верховного Главнокомандования № 001919 от 12 сентября 1941 г. потребовала создать в каждой советской стрелковой дивизии заградительные отряды численностью не более батальона из расчета одной роты на стрелковый полк с целью не допускать самовольного отхода частей. Они подчинялись командиру дивизии и комплектовались из обычных красноармейцев, имели на вооружении танки или бронемашины. В отличие от них заградительные отряды НКВД, в основном, вели борьбу с немецкими диверсантами и шпионами, дезертирами и другим «преступным элементом» в армейском и фронтовом тылу.

Похожие функции выполняли созданные по приказу № 227 армейские заградительные отряды, располагавшиеся непосредственно за боевыми порядками воинских частей и призванные не допустить паники и массового бегства военнослужащих с места боя. При этом они являлись штатными подразделениями РККА, а их начальниками назначались оперативные работники особых отделов. Командующие фронтов стали издавать собственные приказы о формировании данных подразделений, даже не дожидаясь утверждения их штатов. Выполняя свои задачи, заградотряды могли открыть огонь над головами красноармейцев, бежавших с поля боя, и даже расстрелять отдельных военнослужащих перед строем.
Член Военного совета Северо-Кавказского фронта Л.М. Каганович 13 августа 1942 г. писал И.В. Сталину о том, что, «как только противник прорвет фронт, хотя бы тремя-пятью танками в одном месте, то паника начинает охватывать ближайшие к прорыву части, и после некоторых боев эти части начинают отступать». Л.М. Каганович подчеркивал, что «мы направили главные силы на оздоровление дисциплины и морально-политической устойчивости командиров в соответствии с вашим приказом, улучшили работу суда и прокуратуры, расстреляли перед строем 37 дезертиров, разослали непосредственно на передовые линии 200 политработников, вызывали для разговора некоторых командиров и политработников, сами выезжали в части на позиции, однако результаты пока плохие. Нужна упорная и большая работа и борьба, чтобы оздоровить в первую очередь командно-политический состав, часть которого больна танкобоязнью, паникерством и отступленчеством». В заключении он сообщал: «Мы сейчас вылавливаем всех дезертиров, из отходящих групп сформируем новые части и штрафные роты». 

Уроженец села Яблоново в Липецкой области Яков Томозов провел «под спудом» почти полжизни. Вскоре после начала войны 37-летнего заведующего сельским магазином призвали в армию, и в том же 1941 году, дезертировав с фронта, он сумел добраться до своего дома, где оставалась семья — жена с ребятишками. Там и скрывался вплоть до 1985 года, хотя уже вскоре после побега чекисты проверяли, не появился ли в родных краях беглый солдат Томозов.

Запутать следствие Якову помог благоприятный случай. Однажды за околицей села в поле сгорел стог сена, а на пепелище обнаружили обугленные останки какого-то мужчины. Следователь особо заморачиваться не стал и решил, что никто другой здесь прятаться не мог, как только дезертир Томозов. В итоге Варвара Томозова получила документально подкрепленный статус вдовы, а сам Яков отныне преспокойно жил при «вдове» как этакий «домовой». В сарае он оборудовал потайной бункер, где и отсиживался в светлое время суток, чтобы не попасться на глаза селянам. Зато по ночам «заступал на ударную вахту» — старался как мог помогать по хозяйству. Поэтому подворье «вдовицы» было на удивление ухоженным: грядки вскопаны, двор выметен, дрова нарублены и в поленницы сложены…

Чтобы кто-нибудь случайно не узнал про их семейный секрет, Варваре пришлось превратиться для всех соседей в негостеприимную затворницу. Удивительно, но Томозовым удалось соответствующим образом подготовить своих трех ребят — те даже совсем еще в юном возрасте нигде и никогда словом не обмолвились, что папка-то жив на самом деле. Правда, позднее такая угроза стала уже неактуальна: подросшие дети разъехались из Яблонова, завели собственные семьи.

И все-таки к концу 1970-х — началу 1980-х у односельчан накопились факты, заставляющие подозревать, что Яков «воскрес из мертвых». Одна из улик — давняя: чересчур ухоженное хозяйство вдовы. А другая — покупки Варвары в местном магазине: вроде бы одинокая, немолодая уже женщина, хахалей к себе не водит, а сумки в сельпо набивает продуктами так, будто дома ее обжора-мужик ждет. Потом как-то вечером случайно заметили непонятный и явно не женский силуэт, нарисовавшийся тенью на оконной занавеске. В другой раз сосед, глубокой ночью проходя мимо томозовского двора, прислушался: вроде бы топором кто-то дрова колет.

Слухи дошли до председателя местного сельсовета и участкового милиционера. Страж порядка напрямую идти и обшаривать хозяйство вдовы отказался: нет, мол, убедительных оснований. Тогда решили замаскировать визит, изобразив проверку противопожарных мер. Под этим предлогом импровизированной комиссии удалось обследовать не только дом, но и надворные постройки.

Нигде никаких следов присутствия Якова. Так и пошла бы прахом вся спецоперация, но у дезертира, следившего за происходящим из своего бункера, подкачала нервная система. Не выдержав напряжения, он решил понадежнее спрятаться в другом месте, выскочил из схрона и угодил в руки милиционера.

Сельские старожилы с трудом узнали в задержанном довоенного завмага. Теперь, в 1985-м, это был старик довольно жалкого вида, с длинными редкими прядями седых волос.

То, из-за чего Яков Томозов более 43 лет прожил, не выходя со двора и пугаясь собственной тени, в итоге не случилось. Пойманного нелегала не стали привлекать к суду. Ведь все сроки давности его преступления перед Родиной давно истекли.