Дети - это действительно свет

как написала Анастасия Ленн, открывая этот флеш-моб. Наверное, именно поэтому "Жаркое лето" и вышло настолько светлым. Оно целиком - о детях.

Когда мы поднялись на второй этаж, я увидела, что за моим столиком снова, как и в первый день, сидит Ильсур Айсович.

– Поздравляю, – сказал он, едва сдерживая смех, как только я подошла и села рядом.

–  С чем? – спросила я, по его смеющимся глазам понимая, что поздравить он  меня хочет отнюдь не с получением грамоты. В груди привычно екнуло.

– Паша растрезвонил уже на весь лагерь, как вы мылись с ним вчера в душе, – сказал Ильсур Айсович, поднимаясь.

Я сморгнула, не понимая, а потом почувствовала, как краснею вся, от кончиков пальцев до корней волос.

– Красивая форма, – добавил Ильсур Айсович прежде чем уйти, – тебе очень идет.

Вскочив,  я обвела взглядом столы, ища Пашу, но его нигде не было видно.  Обессиленная, я опустилась на стул. Было обидно до слез. Взяв пакет с  соком, я с силой проткнула его трубочкой, принялась пить.

– Татьяна Сергеевна, я дурак, – сказали вдруг прямо надо мной.

– Паша, я поняла это еще когда ты вымазал голову краской! – рявкнула я, вскидывая взгляд.

Он  стоял передо мной, растрепанный, галстук на его груди был свезен в  сторону, на скуле красовалась свежая ссадина, а под глазом расплывался  скороспелый фингал.

– Господи, Паша, что с тобой? – спросила я, беря его за руку и сажая рядом.

– Поговорил с Ди, – ответил он, трогая осторожно свезенную кожу.

–  Не лезь грязными руками, – одернула я, а потом, вспомнив вдруг, как  прикидывала, чья возьмет, если Паша и Ди вдруг подерутся, спросила, – он  что? Тоже, как Мамонтёнок, знает приемы единоборств?

– Нет, – усмехнулся Паша, – просто, когда он сказал мне, что ухаживал за вами для отвода глаз, я растерялся немного.

–  Паша… – до меня медленно доходило, в чем именно только что признался  мне этот мальчик. – Паша, мне девятнадцать лет, – сказала я, не желая  подчеркивать лишний раз, что ему всего-навсего тринадцать.

–  Говорю же, глупо получилось, – ответил он, глядя в сторону. А потом  обернулся и, посмотрев прямо в глаза, спросил, – Татьяна Сергеевна, вы  простите меня?

– Конечно, – ответила я, беря и пожимая его руку.

– Спасибо, – он сжал мою в ответ.

– Иди, ешь, – кивнула я на столы, – скоро домой.

– Скоро домой, – повторил он, поднимаясь.