Скидки на Магистериум
Автор: Кристиан Бэд«Магистериум морум» я начал писать «с середины». С главы, где магистр Фабиус Ренгский на своём любимом коне Фенрире отправляется в мятежный город Ангистерн.
Тогда же я нашёл и эпиграф к главе, объясняющий название книги: «Когда папа, собор, епископ, проповедник, исповедник, богослов или катехизатор учат тому, что действительно принято церковью в качестве истины, они осуществляют Magisterium Ecclesiae».
Magisterium Ecclesiae в католицизме — учительство церкви. Но в мире, описанном в романе, церкви человеческих богов разрушены. И есть только одна церковь — Сатаны, который установил попечение над людьми, попытавшимися разрушить собственный мир.
Кому ещё нужны такие люди, как мы, ага?)
«Магистериум морум» — учение морали. Ибо, что есть «мораль» в отрыве от контекста? Да всё, что угодно. Пыль в глаза. Умение перевернуть и вывернуть наизнанку любую правду.
Человек может сделать для себя моральным любое безумие. И мы сейчас можем это наблюдать. Мораль — слова, маскирующие реальность.
Сейчас первая глава романа стала главой номер одиннадцать. Десять глав до неё пришлось написать, чтобы объяснить, зачем магистр поехал в Ангистерн, почему его жеребца зовут Фенрир (в германо-скандинавской мифологии огромный волк, сын Локи и великанши Ангрбоды), хотя вокруг этакое европейское средневековье.
Не средневековье. Постапокалипсис. Несколько городов — это всё, что осталось от мира людей после ядерной войны, «проломившей» дорогу в ад.
Боги умерли, имена их смешались. Имя коня — Фенрир ап Грей — шарада, как и то, что Фабиус едет по лесу на лошади именно с такой кличкой.
И весь роман — сплошные шарады, где за адскими тварями скрываются человеческие пороки, а мир людей оказывается насквозь выдуманным, листом книги, который можно перевернуть или сжечь.
Жеребец, почуяв вонь из городского рва, наддавал без понуканий, и к полудню магистр подъехал к южным воротам Ангистерна, где пропускали по простому деревянному мосту торговцев средней руки и зажиточных крестьян.
Маг не хотел лишней огласки, однако первый же страж узнал и фибулу на плаще, и вышитый на горловине походной рубахи знак магистра магии. Глазастый оказался стражник, молодой, рыжий.
Он на секунду склонился в полупоклоне и тут же подхватил повод, помогая Фабиусу спешиться. Магистр достал из седельной сумки охранную грамоту и спросил негромко:
— Что в городе говорят?
— Что боязно стало, мейгир, — так же тихо отозвался рыжий, называя магистра на южный манер и чуть картавя.
Непослушные вихры его торчали из-под форменной кожаной шляпы, глаза бегали.
Маг недоверчиво хмыкнул, и стражник полуобиженно зачастил:
— Так ворьё же лютует! Бродяги воруют младенцев! А по окрестным сёлам — крещёные языками ботают! Вроде как в город их не пущают, а я завчерась сам видал одного, с рожей, развороченной на четыре части. От них, говорят, бабы скидывают и мрут. Так вот и по вечерней заре — прямо у ворот растерзало одну, молоденькую! А что как глянула на крещёного? Кровищи-то было, менгир! Кто говорит — глянула, а кто судачит про крылату тварь...
Голос стражника сорвался на хрип, парень зашёлся в кашле и едва не выпустил конский повод, а ведь Фенрир и без того уже косился на начищенную пряжку его пояса.
Магистр Фабиус покачал головой, похлопал жеребца по морде, отвлекая от медного блеска. Он успел ощутить, как чья-то сила скользнула между ним и рыжим, заставив того замолчать. Но чья?
Маг оглянулся из-под руки, но не заметил в толпе горожан и приезжих людей подозрительных, держащих спину излишне прямо или глядящих дерзко. Но ведь и не почудилось!
Нехорошо встретил магистра Ангистерн, не любезно. Вот и предчувствия в руку!
Фабиус быстро перебрал в уме привычные препятствия, что могли бы поджидать его в городе. (Он знал: найдёт отгадку — и беспокойство ослабнет.) Козни местных магов? Грязные делишки префекта?
Но тяжесть в груди не уходила, лишь затаилась, налив свинцом левую руку. Что ж за проклятое место, отец наш, Сатана, этот город?
