Флешмоб религии
Автор: Анна МакинаАлександр Нетылев начал флешмоб религии и я к нему присоединяюсь. Предлагалось описать сцену в храме или религиозные обряды и таинства. Начнем с древности, с II века до нашей эры (роман "Стрелы степных владык"). Место действия — хуннские степи к северу от Китая. Для понимания происходящего поясню, что герой — Модэ, предыдущей осенью убил своего отца и взошел на престол.
Пришла весна, пролились дожди, заставив зазеленеть степь. Люди радовались тому, что пережили очередную суровую зиму, а скот отъедался на пастбищах под присмотром пастухов.
По древнему обычаю три раза в году, в Первой, Пятой и Девятой лунах, родовые князья съезжались в ставку шаньюя, чтобы поклониться Великому Небу, богам и духам предков. Настал месяц Пятой луны, и главы родов собрались в ставке — никто не смел пренебречь священным долгом.
В честь князей Модэ задал большой пир. В ставке резали скот, жарили мясо, разливали кумыс и айран. Для развлечения устраивались скачки, состязания в ловкости и силе, когда батыры боролись или поднимали и бросали через плечо тяжёлые камни. По вечерам у костров пели сказители. Народ от души веселился.
Модэ радушно приветствовал гостей, преподносил им прекрасных скакунов, дорогое оружие, яркие шелка. Главы родов отдаривались в ответ. Шаньюй с гордостью продемонстрировал превосходную выучку своих воинов, а их у него было больше десяти тысяч. Имея под рукой такое войско, Модэ мог позволить себе миролюбие по отношению к затаившим на него злобу князьям.
После пира настал черёд посещения святилища. На одиноко стоящую священную гору поднимались только шаманы, шаньюй с князьями и несколько доверенных воинов, гнавших к месту жертвоприношения скот и пленников. Одним из таких воинов стал Гийюй.
Вершина горы была почти плоской. Здесь стоял грубо обтёсанный серый каменный идол выше человеческого роста. Впервые увидевший святилище Гийюй загляделся на бесстрастное лицо идола, думая о том, сколько поколений людей прошло перед его равнодушными глазами. Отсюда открывался потрясающий вид: с трёх сторон вдаль уходили необъятные степные равнины и лишь на севере вдали синели горные хребты. Здесь дул ветер и дышалось особенно легко, а над головой плыли белые облака.
Ритуал начался. Загорелся священный огонь, вокруг которого заплясали шаманы в причудливых пёстрых одеждах и звериных шкурах, с раскрашенными лицами, в увенчанных рогами или перьями головных уборах. Гулко стучали бубны. Вторя им, завывали шаманы.
Первым в жертву принесли золотисто-рыжего жеребца — шаман перерезал ему горло так, чтобы кровь хлынула на идола. Затем шаньюй с князьями собственноручно резали глотки другим жертвенным животным: быкам и баранам. Туши разрубались на части и раскладывались вокруг идола, как угощение для духов. Запах крови кружил голову не меньше, чем дым от ароматных сухих трав, которые бросали в костёр.
Когда с животными покончили, наступила тишина. В молчании воины вытолкали в центр площадки, поближе к идолу, трёх пленных юэчжей. На границе земель хунну и юэчжей нередко случались стычки, и те и другие не брезговали набегами на соседей. Этим юэчжам не повезло.
Пленники, угрюмые густобородые мужчины средних лет, держались достойно, не молили о пощаде, не кричали. Видимо, за время плена они смирились со своей участью. Гийюй спрашивал себя, смог бы он сам покорно принять такую судьбу и не показывать врагам свой страх. Потом эту мысль вытеснила другая, заставившая похолодеть от предчувствия ужасного. Руки стали влажными, сердце заколотилось.
Выстроившись в ряд, предводители родов подняли луки, готовясь расстрелять врагов — так хунну приносили человеческие жертвы перед грядущей войной. У большинства князей имелся повод презирать или ненавидеть шаньюя. Что если им придёт в голову проделать с Модэ то же, что он совершил со своим отцом?
Гийюй постарался сохранить самообладание, ведь князья не выказывали волнения. Стоявший среди них Модэ в ярко-красном кафтане с золочёным поясом был совершенно спокоен, словно тот каменный идол. Только глаза молодого шаньюя блестели ярче обычного — это жертвоприношение для него первое. Кто-то из князей созерцал обречённых пленников угрюмо, кто-то деловито, как чуть раньше животных.
Данзан, глава рода Лань, покосился на Модэ и вновь напустил на себя равнодушный вид. Стоявший в отдалении от князей Гийюй понял, что в случае чего, помочь шаньюю не сможет: никто не успел бы спасти человека, в которого целят два десятка стрел. Оставалось только надеяться на милость богов и духов предков, и Гийюй мысленно вознёс им молитву, прося оставить Модэ в живых для будущих великих свершений.
По знаку старшего шамана Модэ выстрелил первым. Защёлкали тетивы луков князей, и юэчжи молча стали падать один за другим. Лицо Данзана побледнело, в сторону Модэ он старался не смотреть, одну за другой выдёргивал стрелы из колчана и пускал их, почти не целясь.
Когда упал последний пленник, Гийюй с облегчением выдохнул. Духи спасли жизнь шаньюю, значит, и впрямь ему суждена необычайная судьба. Вновь запели, заплясали шаманы, вознося молитвы. Совершив возлияния, шаньюй и князья спустились с горы и сели за богатую трапезу.
Во время пиршества Гийюй то и дело поглядывал на вершину горы, над которой кружила тёмная стая стервятников. Если Модэ выполнит то, что задумал, стервятники найдут себе вдоволь поживы в степях на востоке и на землях юга.
Из степей Азии перенесемся в Европу. В повести "Серебро и золото для убийцы" есть сцена в храме. Место действия Британия V века, один из последних языческих храмов.
Видно было, что святилище Богини процветает с давних пор. Многочисленные ухоженные строения окружала каменная стена. Самое большое здание напоминало базилику, а сбоку возвышалась квадратная башня. С запада от стены к реке спускался яблоневый сад. За воротами они спешились в первом дворе, слуги приняли лошадей, а Модвенна пригласила Горгия пройти во второй двор перед фасадом базилики, вымощенный серым камнем и окружённый белой колоннадой по римскому образцу. Здесь в беломраморных вазах цвели поздние красные розы.
Свернув налево, Модвенна попросила Горгия подождать, и ушла в приёмную. Стоявшие у входа стражники внимательно его изучали. Пришлось отдать им своё оружие, когда жрица вернулась, сообщив, что госпожа Энигея готова принять путника. Из приёмной вышел седобородый мужчина, глянул на Горгия и как будто удивился.
За дверями тоже дежурила стража. В глубине комнаты, положив руки на подлокотники резного кресла, восседала величественная женщина средних лет в походившем на рясу монахини чёрном платье с поясом из плетеной бечёвки. Голову женщины покрывал капюшон, а глаза цветом напоминали куски серо-зелёного нефрита. Кисти её изящных рук украшали синие узоры в виде тройных спиралей. На правой руке красовался знак власти — золотой перстень с рубином, изысканное украшение с тонким орнаментом в виде переплетённых змеиных тел. Горгий залюбовался властным лицом жрицы с правильными, резкими чертами и впалыми щеками — такое не позабудешь, однажды увидев.
Пришлось мысленно одёрнуть себя — сидевшая перед ним опасна как змея. Чего бы она от него ни хотела, расслабляться не следовало...
... Старшая жрица кивнула и произнесла:
— Теперь следует попросить у Богини благословения для тебя.
Плавно поднявшись, она вышла в боковую дверь, жестом пригласив Горгия следовать за собой. Оказалось, что эта высокая женщина ходила босой. Прежде чем войти в храм, Энигея откинула капюшон, открыв пышные пламенно-рыжие волосы. За ними двинулся высокомерный воин в красном.
Главный зал храма освещался через узкие окна под потолком. Снаружи пылал закат. В его лучах поблёкшие фрески на сводах и стенах выглядели ярче. В глубине зала на постаменте чёрного камня стояло мраморное изваяние Великой Матери: выше обычной женщины, с тяжёлыми бёдрами и налитыми грудями. До колен статую увивали каменные змеи вперемешку с резными гирляндами фруктов и колосьев, в которых утопали головы зверей: львиные, оленьи, бараньи. Белоснежный мрамор, казалось, светился, блестели агатовые глаза изваяния. Голову Богини украшала увенчанная полумесяцем диадема — значит, здесь её, триединую, чтут в ипостаси Лунной Девы.
Раскинутые в стороны руки статуи создавали впечатление, что Богиня готовится заключить пришедшего к ней в объятия. Но её холодный взгляд заставил вспомнить о том, что не так уж давно служители Богини приносили ей человеческие жертвы, чтобы сделать землю плодородной.
На далёком юге, в Средиземноморье, жертвами становились сильные и красивые мужчины, которых выбирали в мужья верховные жрицы, считавшиеся воплощением Богини. По истечении года супругов жриц убивали, расчленяли и запахивали останки в землю во время сева. С течением времени и от страны к стране культ Богини изменялся: не везде ей служили только женщины, и в жертву могли приносить не только номинальных «супругов». Сейчас нравы смягчились, и жертвовали обычно животных, плоды, деньги и драгоценности.
Поклонившись статуе, жрица стала просить у Богини милости для отважного воина, вознамерившегося послужить ей. Когда Энигея воздела руки в мольбе, широкие рукава её платья спустились вниз, обнажив предплечья, белизной не уступавшие мрамору. На правой руке жрицы выделялось старое розоватое клеймо в виде полумесяца — знак Лунной Девы.
Энигея закончила, а Горгий поклонился статуе и положил в бронзовую чашу у постамента своё приношение — серебряные монеты. Рядом с чашей стояло расписное блюдо, полное спелых красных яблок, их тоже поднесли Богине. Благосклонно улыбнувшись, жрица отослала Горгия отдыхать: завтра на рассвете предстояло отправиться в путь.
Разумеется, оба религиозных ритуала всего лишь реконструкция, "как могло бы быть".