Самопожертвование в моих произведениях
Автор: Анна МакинаУважаемая Елена Трушникова предложила флешмоб и задала вопрос:
много ли в ваших произведениях сцен с самопожертвованием? Вот прямо с таким, чтобы жизнь за другого отдать?
Нашла парочку таких сцен:
Первая из рассказа "Дева и сокол"
Назавтра юная внучка Пагалдая принесла баю берестяной туесок с травяным отваром. За ужином Хозан исхитрился налить в чашку дочери этот отвар вместо настоя из листьев дикой смородины, которым запивали еду.
Курлукан успела убрать со стола, потом сказала, что ей хочется спать и сразу легла. Наутро она не проснулась. Ее напрасно пытались добудиться: девушка дышала, но не открывала глаз, не откликалась на крики и плач матери. Саасхан сама потребовала, чтобы позвали Пагалдая. Хозану это было на руку.
Посмотрев на спящую девушку, шаман с озабоченным видом потрогал ее лоб и объявил, что Курлукан опасно больна. На коленях Саасхан умоляла Пагалдая вылечить ее девочку, а Хозан громко объявил, что за спасение дочери готов отдать шаману даже Белолобого. Сбежались соседки, заохали, посочувствовали и разнесли по аалу известие о том, что дочь бая на пороге смерти. Несчастную девушку жалели, охали и вспоминали о проклятии.
Как только Чалбарт услышал эти пересуды, он прибежал к жилищу бая. Отозвав его в сторону, Хозан объяснил, что дочь не могут разбудить. Юноша попросил разрешения увидеть Курлукан.
Угрюмый Хозан провел его в юрту, где у постели дочери сидела Саасхан, а поодаль, на мужской половине, на брошенной по обычаю на пол черной кошме, восседал седой шаман. Его морщинистое лицо было выдублено ветрами до бронзово-коричневого цвета. Он что-то бормотал себе под нос и бросал в очаг пучки сушеных трав. Пахло чабрецом. Чалбарт знал, что эта трава отгоняет злых духов, и ему стало ещё страшнее.
Саасхан позволила юноше приблизиться к постели: она-то была не против видеть его мужем своей дочери. Бледная Курлукан не просыпалась, она не шелохнулась даже когда возлюбленный довольно громко позвал её. Дыхание девушки было едва заметным. Еще более мрачный, чем обычно, шаман поднес к ее носу сухой стебелек травы, чтобы убедиться, что он колышется. При этом вид у него был такой озабоченный, что сердце юноши подпрыгнуло в груди, и он решил, что любимая вот-вот испустит дух. Сжав кулаки, он спросил:
— О, мудрый Пагалдай, может, есть средство, чтобы пробудить Курлукан? Я люблю ее и готов сделать все, чтобы она выжила.
По лицу Саасхан потекли слезы. Оценивающе посмотрев на Чалбарта, Пагалдай прищурился и произнес:
— Пожалуй, ты сможешь ее спасти. Только ты и никто другой.
Саасхан встрепенулась, но, не обращая внимания на ее вопросы, Пагалдай вывел юношу во двор, и, встав позади юрты, тихо повторил:
— Только ты сможешь спасти Курлукан. Иначе я не смогу разбудить её.
— Как?! Я сделаю все, лишь бы она жила.
— Злые духи, жадные айна погрузили несчастную девушку в сон и теперь готовятся забрать её душу и жизнь. Они слишком сильны для меня, не могу я с ними тягаться. Но... Курлукан можно спасти, если предложить духам большую жертву в обмен на ее душу.
— Какую жертву?! Я отдам скот, сколько надо. У меня даже золото есть. Возьми все!
— Золото не поможет. И скот духи не возьмут.
— А что они примут?
Пронзительный взгляд шамана был страшен. Он запнулся и, понизив голос, произнес:
— Другую душу.
Юношу бросило в жар, потом в холод. Он догадывался, о чем поведет речь шаман, но дождался, пока Пагалдай сказал:
— Вы с Курлукан любите друг друга и так близки, что духи могут обмануться, принять вместо ее души твою.
Едва он замолк, как Чалбарт торопливо заговорил:
— Я готов. Скажи, что нужно сделать.
Шаман прикрыл глаза, словно от облегчения, и ответил:
— Видишь ту гору у реки, похожую на звериный клык? Там обитают эти духи. Если прыгнешь с вершины, они заберут твою душу, а Курлукан проснется живой и здоровой. Решай сам, достойна ли твоя любовь такой жертвы.
— Достойна, — дрогнувшим голосом пробормотал Чалбарт.
— Тогда ступай. И помни, что девушка может не дожить до заката.
Пагалдай отошел и встал рядом с угрюмым, кусавшим губы Хозаном. Из юрты выскочила Саасхан, бросилась к Чалбарту, схватила его за рукав красной рубахи, и, заглядывая в глаза, спросила:
— Что нужно сделать? Ты же спасешь её, да?! Спасешь?
— Спасу, — тихо ответил ей Чалбарт и ушел, не слушая причитаний женщины.
***
Он двинулся прямо к горе-клыку. Высокая, с почти отвесными склонами, она возвышалась над рекой, как зуб древнего зверя-великана. Дойдя до подножия горы, Чалбарт опомнился и подумал: «Надо позвать на помощь таг-ээзи». Поднимаясь по склону все выше, он звал среброглазого горного духа, но не получал ответа. «Наверное, он слишком далеко», — подумал юноша.
Иногда Чалбарту казалось, что он в страшном сне, и стоит открыть глаза, как кошмар развеется. Но потом он вспоминал бледное лицо любимой, и, сжав зубы, ещё быстрее карабкался по скалам вверх.
Наконец он достиг вершины, встал и окинул взглядом огромный мир. Осень расцветила тайгу желтым и красным цветами. Небесная синь ещё не потускнела, и солнце грело почти как летом. На юге, западе, востоке вздымались лесистые горы: темно-зеленые вблизи, вдали — синие. Серебристо-голубой шелковой лентой извивалась внизу река, а на берегу ходили маленькие, словно жуки, коровы и лошади. Чуть дальше виднелись деревянные и войлочные юрты аала, вились дымки очагов.
Промелькнула мысль, что он, Чалбарт, уже на полпути к другому, нижнему миру, и если сейчас исчезнет, окружающие не заметят его пропажи. Хотя нет, родители станут горевать, но их утешат другие дети.
Земной, средний мир слишком велик, остальным людям нет никакого дела до одного юноши. Только для самого Чалбарта смысл существования мира заключается в жизни единственной, бесконечно дорогой девушки. Если не станет Курлукан, солнечный свет и земные просторы ему не нужны.
Порыв холодного ветра ударил в спину, взлохматил волосы. Чалбарт вздохнул полной грудью, собираясь с силами, и громко воззвал:
— Великое Небо, девять творцов, услышьте меня! Молю, оставьте жизнь Курлукан! Спасите ее! Возьмите мою жизнь, только пусть любимая очнется. Спасите ее!
Чалбарт раскинул руки в стороны и бросился вниз. Ветер подхватил его, замелькали перед глазами синева, зелень, скалы. Юноша закричал:
— Курлукан! Курлук...
Крик пресёкся. Пастухи на берегу вскинули головы и увидели, как с вершины горы падает человеческое тело. Долетев до первого уступа, человек взмахнул руками, вернее, уже не руками, а крыльями, и в небо рванулся сокол. Вызолоченная солнечным светом птица скрылась за горой.
Та самая гора Чалпан с другой точки обзора:
Вторая сцена о самопожертвовании ради товарищей из романа "Чудовища и красавица". Герои здесь - маги-оборотни, сражающиеся с монстрами в потустороннем лабиринте.
Алёна присела рядом с раненым, занявшись перевязкой. Остальные прошли дальше и застыли у дверей огромного зала с высоким, теряющимся в темноте потолком. В дальней стене виднелась большая дыра с неровными краями, образуя провал в непроницаемую черноту — это и был прорыв. А в зале топталось проникшее через эту дыру чудовище с Тёмной стороны.
Оно походило на огромную, выше человеческого роста, покрытую чешуёй буро-коричневую с чёрным округлую шляпку гриба, водружённую на массивные короткие лапы с кривыми когтями. В верхней части туловища существа был лишь один большой круглый багровый глаз, как ресницами обрамлённый маленькими чёрными щупальцами. Ниже глаза и края «шляпки» в туловище виднелась тёмная длинная щель. В разных местах из тела монстра росли десятки щупалец разной длины и толщины, некоторые из них увенчивались зубастыми головами, смахивающими на человеческие. Выпученные круглые глазки на этих головах тоже светились багровым.
Перед чудовищем на окровавленных камнях лежали изломанное мёртвое тело Аугусто Кугуара, командира обнаружившей прорыв пятёрки, и оторванная голова его заместителя — Хайме Тапира. На глазах у Проводников одна злобная головка на щупальце впилась зубами в грудь Аугусто, вторая — в руку, приподняла её, оторвала и потащила к щели в «шляпке гриба». Щель распахнулась, оказавшись огромной зубастой пастью, в которую щупальце засунуло добычу.
Две серебристые молнии из жезлов Горгия и Рамзеса целили в пасть монстра, но отразились от туши и погасли. Ещё две попытки — теперь стреляли впятером, — но чудовище осталось неуязвимым. Зато внимание к себе Проводники привлекли.
Глаз монстра нацелился на пятёрку, приподнялись, присматриваясь, отростки с головами, приземистые лапы перенесли тушу чуть ближе к дверям. Рты голов на щупальцах распахнулись, издав звуки, отдалённо смахивающие на издевательский хохот, и все конечности монстра, головастые и безголовые, ринулись к новой добыче.
Ольга понимала: с чудовищем лучше бы покончить побыстрее, до того, как к нему на подмогу нахлынут твари Лабиринта, или через пролом в стене ворвутся новые монстры с Тёмной стороны. Вслед за этим «грибом с щупальцами» могло явиться нечто ещё опаснее. Промедление могло дорого обойтись, поэтому пятёрка Горгия вступила в бой, не дожидаясь подхода остальных. Теперь, когда выяснилось, что «молнии» из жезлов этому чудовищу не вредят, придётся превратить жезлы в мечи.
Проводники рубили и кромсали мерзкие отростки, били, уворачивались от атак, от брызг чёрной крови из перерубленных щупалец, прикрывали друг другу спину, но долго этот танец смерти продолжаться не мог. Чудовище, казалось, не знало устали, а вот люди скоро начнут выдыхаться.
Беснующиеся щупальца не давали подойти к телу монстра. Число конечностей поубавилось, но это никак не повлияло на обороноспособность чудища. Отрубленные щупальца ещё и быстро регенерировали — обрубки удлинялись буквально на глазах.
— Уязвимое место у него одно, глаз, — высказался Горгий, отрубая очередную конечность. — Если напасть одновременно с разных сторон, мы сможем добраться до него.
— Ага, — кивнул Рамзес, укорачивая другое щупальце. — Я готов.
— Ты справа, я слева, — скомандовал Горгий и перекинулся. Рамзес последовал его примеру.
К чудовищу, лавируя между его конечностей, одновременно бросились два зверя, большой и маленький. Они понадеялись на своё проворство, но монстр не дремал: щупальце с пастью на конце впилось в брюхо распластанного в прыжке саблезубого. Раздался рык, сменившийся жалобным взвизгом. Махайрод упал, покатился, пытаясь перекусить ухватившую его конечность монстра. Подскочил Вано, отрубил зубастое щупальце, и саблезубый скорчился на полу. Из-под его брюха растекалась лужица крови. Рядом с ним встал Мирген, отражая атаки монстра.
Рамзес в облике рыжего кота забрался дальше товарища, но цепкое безголовое щупальце схватило и его, сжало... Коту оставалось жить мгновения: его вот-вот сплющат в лепёшку. Мимо Ольги пролетел Вано, в прыжке принявший боевое обличье. Огромная гадюка длиной в человеческий рост впилась ядовитыми зубами в щупальце, сжимавшее кота. От укуса конечность монстра разжалась, дёрнулась, отбросила кота прочь — рыжий ударился об стену, сполз на пол безжизненной тряпкой.
Змея обвилась вокруг конечности монстра, нацелившегося было прикончить кота. Оскаленная пасть на щупальце изменила направление атаки и схватила голову Вано. Ещё одно вцепилось в хвост гадюки. Оба щупальца взметнулись вверх, поднимая Аспида, растягивая его, и вдруг с силой рванули змею в разные стороны. Раздался дикий вопль. На пол упали две половины уже человеческого тела Вано вместе с сломавшимся в миг его смерти жезлом.
Кровь, разбросанные внутренности, смрад. Горестно вскрикнул Мирген. Ольгу замутило, желудок порывался вывернуться наизнанку, во рту стало горько, но отвлекаться было смертельно опасно. Словно онемев, она продолжала рубить приближающиеся к ней конечности монстра, а оглянувшись, увидела, как в дверях зала белым призраком застыла бледная Алёна, с ужасом глядя на разорванное тело любимого.
Ольга отразила очередную атаку щупалец, гадая, что же теперь делать. Отступать, уводя Алёну, унося Реджинальда? А вдруг командир с Рамзесом ещё живы? Если они ещё живы, Ольга и Мирген не смогут защитить их. Алёна в шоке, оглушена страшной потерей — она пока не боец. К Рамзесу отсюда не подберёшься, а Махайрода они вдвоём не унесут: его не превратишь в орешек, как путника. На размышления ушло несколько секунд.
— Ааа!
Она не сразу поняла, что так истошно кричит Алёна, и обернувшись, увидела подругу, с жезлом в руке бегущую прямо на монстра. Ольга успела перерубить два щупальца, нацелившихся на Алёну, но не смогла перехватить её. Та увернулась от толстой конечности с присосками, пробежала ещё дальше, и в миг, когда несколько головастых щупалец хотели впиться в неё зубами, прыгнула, взмыв вверх уже птицей.
Лебедь взлетела к высокому потолку зала, намного выше клубка конечностей монстра, на долю секунды зависла над телом чудовища и устремилась вниз. Пытавшиеся её поймать щупальца промахивались. Пикирующая белая птица преобразилась в тонкую фигурку, падающую вниз головой с жезлом в вытянутых руках. Сверкающий жезл-меч был нацелен остриём прямо в глаз чудовища. Поняв замысел Алёны, Ольга задохнулась от восторга и боли.
Меч вошёл глубоко в громадный багровый глаз. Ужасный рёв едва не оглушил людей. Из раны взметнулась струя чёрной крови и слизи, окатив Алёну с ног до головы. Та слабо вскрикнула и упала без сознания на содрогающуюся тушу чудовища, скатилась по ней вниз, к массивным лапам монстра. Одна из лап, переступив, придавила её тело, скрыв его от глаз Ольги.
Агония длилась недолго: туша чудовища с дёргающимися конечностями начала съёживаться, уменьшаться в размерах и вдруг рассыпалась чёрной пылью. Пыль густо усеяла трупы и пол зала, смешалась с кровью на нём. Тишина ошеломляла. Ольга и подошедший к ней Мирген стояли в ступоре, глядя на тела. Всё произошло так быстро! Ещё несколько минут назад товарищи были живы, а теперь... Хотелось кричать, выть от бессилия.
Оглянувшись, Мирген выбежал в коридор, где к беспомощному Реджинальду подбирались чёрные твари. При прорывах тёмные создания Лабиринта обычно активизировались, и стоило ожидать их нашествия сюда. Заяц рубил и отшвыривал тварей от раненого.
<tab>Ольга подбежала к Алёне, и, всхлипнув, опустилась рядом с ней на колени. Лицо Лебеди с закрытыми глазами было почти чистым, но на щеке, подбородке чернели глубокие язвы, там, где её плоть разъела ядовитая кровь чудовища. Раздавленное, бесформенное тело Алёны чёрная кровь покрывала почти сплошь. Рядом из пыли выглядывала фигурка лебедя — навершие её сломанного жезла.
