Концепция русского раболепия

Учитесь вставать

Я помню свое детское перманентное недоумение: для чего нам непременно нужно вставать, когда учитель, а тем более — завуч или директор, входит в класс? Необходимость вставать подается как этикетная обязанность ребенка, которую нужно выполнять с покорностью и почтением. И с расторопностью. Идеальная картина — синхронное мгновенное вставание класса и две секунды гробовой тишины после. Затем удовлетворенный взрослый кивком или словом позволяет детям сесть.

Ленивое и вальяжное выполнение предписанного вставания, как правило, вызывает серьезное недовольство учителя, которое может вылиться в разнообразные проблемы. «Будем вставать, пока Петров не научится это делать, как положено». «Никто не садится, пока не будет полной тишины». Я и сейчас не вижу какого-то рационального объяснения этому ритуалу. Пожалуй, у него есть только сокровенный смысл.

Встать, когда входит учитель; встать, когда отвечаешь на уроке; говорить только с разрешения; молчать, потупившись, если заслужил выговор; быть как можно тише, неподвижнее и незаметнее — значит быть прилежным. У этих и прочих ритуалов есть единственная важная цель — преподать ребенку основы традиционного русского сервилизма.

Отказ от стыда

Нетрудно вспомнить, как тихие и покорные ритуалам дети ставились в пример и заслуживали симпатии. При равных способностях и знаниях «прилежный» ученик получит лучшие оценки, чем вертлявый и «невоспитанный». Самое вопиющее деяние: получая любой выговор от учителя, попытаться выступить с аргументами в свою защиту. Потому что, присвоив себе право голоса, ребенок нарушает естественную иерархию, смеет претендовать на равное положение с учителем, со взрослым, с администрацией школы. Не важно, какой силы твои доводы, есть ли у тебя алиби, виновен ли ты в конце концов — открыв рот, ты только усугубляешь свое положение. Ты «невоспитанный», ты хам.

И главное оружие системного обучения раболепию — стыд. К нему взывают прежде всего: «Как тебе не стыдно?!» — первейшая фраза в любом увещевании. Юным созданиям последовательно вбивается в головы: что бы вы ни делали, главное, чтобы никому не было стыдно «за вас», и вы сами не испытали стыда.

Ребенок под напором внешнего порицания часто не знает названий тех чувств, которые испытывает. Ему может быть горько и досадно, он может быть возмущен и разгневан несправедливостью, он может быть напуган, может чувствовать свои беззащитность и бессилие. Все эти эмоции неприятны, но они совершенно разные, часто — противоречивые. Однако, из уст взрослого ментора ребенок узнает, что все они одно — «стыд». Одно слово замещает целый спектр. Целый чувственный спектр оказывается непозволительным, его требуется изо всех сил избегать.

Синдром вахтера

Не создавать стыда — значит быть покладистым, послушным, прилежным и покорным, выполнять все предписанное и ничего более. Разумеется, осознав свое место вне семьи во «взрослой» общественной иерархии, приняв правила игры, человек, ребенок понимает все выгоды более высокого положения. Первое преимущество — освобождение от оков ритуалов, что само по себе — облегчение. Второе преимущество вскрывается несколько позже, и оно сулит нечто большее — удовольствие. Приятное, в чем-то мстительное удовлетворение заключено в праве требовать от нижестоящих соблюдения положенных ритуалов. Привилегия погружать зависимых от тебя людей в неприятное состояние стыда.

Это удовольствие возможно только при соблюдении правил игры обеими сторонами. Отсутствие положенного раболепия, заискивания, угодливости, трепета перед «начальством» лишает оное всего удовлетворения от процесса. «Я утвердился выше вас, так отдавайте же мне должное». «Бесстыдный» субъект, отказывающийся существовать в рамках этих правил, угрожает иерархии, привилегиям, сложившемуся порядку вещей. Только поэтому он часто становится плохим студентом,  сотрудником, работником, коллегой, человеком, гражданином.

Выслуживаться тошно?

В сущности, тщательное соблюдение правил русского сервилизма — это хорошая стратегия для постепенного роста по службе, работе, карьере. Независимо от уровня реальных навыков и знаний, покладистый и услужливый, угодливый подчиненный быстрее выбивается в фавориты начальства. В этой стратегии даже вредно быть излишне компетентным. Чересчур дотошный и знающий подчиненный — это угроза положению руководителя. Поэтому самая перспективная в плане неспешного, но уверенного карьерного роста модель поведения — «исполнительный дебил».

Некомпетентность подчиненного тоже идет на пользу соблюдению «устава». Особенно, когда нижестоящий сам в курсе скудности своих навыков. Стараясь не быть уличенным в глупости, сотрудник будет предельно услужлив. Буквально, будет ловить малейшие признаки перемен в настроении начальника.

В князи

Все эти явления наиболее ярко можно наблюдать в жестких иерархических структурах. Большинство из них, разумеется, бюджетные, государственные: образование, медицина, армия, правоохранительные органы, аппарат управления и т. п. Здесь чаще всего требуется соблюдение «протокола». И потому именно здесь упрочнение своего высокого места в иерархии сулит наибольшее удовлетворение. Здесь можно требовать от подчиненных самых разных форм благоговейного почитания.

При этом, для некомпетентного, но удобного и покладистого карьериста повышение — это профессиональная индульгенция. Потому что в традиции русского сервилизма не навыки и знания обеспечивают тебе положение, а наоборот. То есть, человек, которому каким-то образом удалось занять высокую должность, автоматически приобретает не подвергающийся сомнению комплект качеств, способностей и знаний. «Кого попало не назначат», «начальству-то виднее» — в нашей традиции должность наделяет человека экспертностью в любых вопросах. Поэтому так благосклонно принимаются высказывания генералов на тему воспитания и образования, размышления чиновников на тему истории, комментарии губернаторов по вопросам культуры и прочее в таком духе.

P. S.

«...Я особенно подозрительно, особенно недоверчиво отношусь к русскому человеку у власти, — недавний раб, он становится самым разнузданным деспотом, как только приобретает возможность быть владыкой ближнего своего».

Максим Горький, «Несвоевременные мысли».

«Условия, среди которых он жил (русский народ), не могли воспитать в нем ни уважения к личности, ни сознания прав гражданина, ни чувства справедливости, — это были условия полного бесправия, угнетения человека, бесстыднейшей лжи и зверской жестокости. И надо удивляться, что при всех этих условиях народ все-таки сохранил в себе немало человеческих чувств и некоторое количество здорового разума».

Максим Горький, «Несвоевременные мысли».

«Напишите-ка рассказ о том, как молодой человек, сын крепостного, бывший лавочник, гимназист и студент, воспитанный на чинопочитании, целовании поповских рук, поклонении чужим мыслям... выдавливает из себя по каплям раба и как он, проснувшись в одно прекрасное утро, чувствует, что в его жилах течет уже не рабская кровь, а настоящая человеческая».

А. П. Чехов в письме А. Ф. Суворину.