Жанна

триптих

I

Рождаются мальчики — будет война.

С похмелья, с плеча боевым арбалетом

В крестьянские двери зимою и летом

Стучаться и требовать баб и вина —

Три четверти века жиреет она.

А силы уходят, как дети из жизни,

Собаки дичают в сожженных полях,

Мужчины присягу дают второпях.

Плохая примета в любимой Отчизне:

Идешь по дороге — навстречу монах.

Рождается девочка — маленький крик,

Большая забота, живое созданье.

Все небо в приданое крохотной Жанне,

Дубрава, дорога и чистый родник.

Солдат на колени упал и приник.

В преданиях детства высокие травы,

Горячие сосны и лакомый мед.

От родины всякий на бедность берет,

И Франции нужен не подвиг кровавый —

Любовь этой девочки — брови вразлет.

Семнадцать исполнится — замуж пора.

Отряды наемников грабят деревни,

Висят женихи на столбах и деревьях.

Сегодня невеста, но завтра — сестра.

"Мужайся", — и замертво пали ветра.

II

Шелковое знамя, новенькие латы,

Впереди — победы, за спиной — войска.

На полях сражений — мертвые солдаты,

Смелая улыбка: старая тоска.

И поныне длится бой под Орлеаном,

Стискивают пальцы рукоять меча.

С каждым новобранцем умирает Жанна,

С каждой новобрачной плачет по ночам.

Топает пехота копьями наружу,

Жмурится, потеет, кашляет, сопит.

Топает пехота в летний зной и стужу.

Намокает — сохнет, устает — не спит.

Но держать умеют головы герои,

На привалах уток убивают влет…

Из десятка юных после драки — трое,

Из десятка старых — трех недостает.

Кто-то за деревню, кто-то за свободу —

Всех благословила девичья рука.

Что там косолапый парень из народа, —

Сам Господь сражался во главе полка!

Тянется дорога, словно след кровавый,

На закате солнце, на исходе май.

Слева англичане и бургундцы справа,

Позади свобода, впереди дубрава…

Связанные руки. Разоренный край.

III

Жанна д'Арк, выходить! — Эхо каркнуло вдоль коридора

И свалилось в углу на охапку гнилого тряпья.

Если дева Мария с Христом о спасении спорят,

Где Ла Гиру* найти пару сотен опасных ребят?

Ах, какая весна! Под Руаном сады в нетерпенье,

В подземельях тюрьмы умирают больные враги…

Ангел долго летел, кружил между светом и тенью,

Тяжело отдыхал, пил взахлеб из холодной реки.

И в толпе городской, пряча крылья под грязной рубахой,

Все играл горбуна, все смеялся похабным словам.

Оловянное небо вознесения ждало со страхом,

И бродяга-монах помолился с грехом пополам.

Все готово для казни. Трубач задержался на вдохе,

И наемный палач торопливо поджег тишину…

Здравствуй, Жанна. Живые погибнут, скончаются, сдохнут,

И упрямые души искупят чужую вину.

Здравствуй, Жанна. Не смог. Пять веков пролегло между нами.

Потерпи пять минут — горожанам неловко смотреть.

Кто-то смелый в толпе попрощался одними губами;

Как сестра перед сном, подошла и утешила Смерть.

Ночью пьяный патруль, выбирая потверже дорогу,

Помянул богоматерь и нечистого крепким словцом, —

Детский голос на площади звонко Францию звал на подмогу.

А поймали зачем-то горбуна с полоумным лицом.