Флешмоб : "Чуть не утонули"

Чего я придумала! Поскольку я полезла в любимую, но недописаную книгу и нашла там всякое, чем хочется поделиться, то придумала совершенно пятничный флешмоб. 

Морские приключения, бури, шторма, соленая вода через борт... Ну, или не соленая, но опасная. 

Что-то в этом роде!)))

От меня вельбот и Рыба-Великан

***

Вельбот шел вдоль берега опасливо, с оглядкой. Так дохлая рыба безвольно мотается по волнам от маяка до буя и обратно — куда прибьет. Тьма стояла густая, шумящая. Пришлось погасить бортовой фонарь, иначе не различить было по левому борту синюю ниточку горизонта. Какой-никакой, а ориентир.

Пальцы в перчатках давно задубели. Эмиль держал фал и ему казалось, что рука напрочь примерзла к канату. И ещё ему казалось, что холод имеет с ним личные счёты с самого его рождения.

Каждый порыв ветра приносил обжигающие брызги, каждая волна, хлынувшая через борт, отзывалась в душе Эмиля злобной радостью. Безразличие стихии узаконивало безразличие как таковое, и немного облегчало муки совести.

Ив дремала у него под рукой. Эмиль грел ее, тоже вечно мерзнущую, совсем не приспособленную природой к походам, невзгодам и непогодам. При этом тонкокожая принцесса могла кому угодно преподать пример выдержки. Эмиль всякий раз поражался ее мужеству, но она мерзла, даже в двух куртках, тулупе и штормовике Эрика. Да и самому Эмилю дозарезу нужно было сейчас кого-то обнимать.

— Хочу пастилы... — сказала ему Ив, когда брызги накатывающей волны в очередной раз упали ей на лицо. — Вот бы целую разноцветную коробку.

— Лично куплю тебе в Гавани огромную коробку. Если обещаешь съесть все сама.

Ив рассмеялась, слегка ткнув Эмиля в бок:

— Я посплю немного. Согреваюсь наконец-то.

— Спи, конечно, — кивнул Эмиль. — Пока идем ровно. По моим расчетам к утру будем в Гавани.

Птицелов вел парусник спокойно, равнодушно смахивая морскую воду с лица. Раз-другой только пощурился на горизонт, убеждаясь, что Солнце не желает просыпаться раньше обычного. Не лето же, в самом деле, ждите. И Птицелов ждал. И остальные ждали.

Польга, что поначалу сидела на корме, запахнутая штормовиком Итты, похожая на недвижный камень, в итоге тоже прилегла и уснула. Море было ей — дом, качка привычна. Идем вдоль берега. Не о том печаль. А о чем — и так ясно.

С рассветом Птицелов дал тревогу, и девушки проснулись.

В первых различимых на востоке сизых облаках горел темно-красный штормовой луч солнца. Ветер усилился и за малое время распорядился по-своему. Побежали высокие бойкие волны, стали поднимать и кидать вельбот друг дружке, баловаться.

Мужчины заранее сбили основной парус. Теперь над лодкой сиротливо подрагивал маленький клочок парусины, стойко удерживающий вельбот на безопасном расстоянии от скалистого берега.

Ив тошнило за борт. Эмиль держал девушку и сам сглатывал дурноту.

Польга проснулась при первом сильном порыве ветра, по-деловому предложила Птицелову помощь. Тот не отказал. Поставил рыбачку у руля, а сам держал парус.

— Лучшее средство от морской болезни — делать что-нибудь! — крикнула Польга Эмилю. — Кончайте блевать и вычерпывайте воду!

Эмиль и Ив молча взяли по жестяной плошке и принялись черпать воду со дна вельбота. Но это помогло ненадолго.

Ветер усиливался, волны плескались через край. В конце концов качка стала такая мощная, что Польга и Птицелов сбили оставшийся парус и легли на дно.

— Ложитесь и держитесь за банку, — скомандовала Польга. — Полчаса еще помотает и утихнет. Если не разобьет нас о скалы.

— Почему не взять весла? — спросил Эмиль.

— Потому что это все равно, что спичками грести в водовороте. Ложись, начальник, коли поместишься.

Эмиль лег, и мир превратился в кошмарный аттракцион. Их мотало и кидало с волны, поднимало и швыряло. В полной темноте вода обрушивалась на людей, лупила по ним без продыху. Нельзя было различить, где небо, а где — дно морское. Они продолжали вычерпывать воду лежа, но лодка наполнялась быстрее.

— Нас несет к берегу! — крикнул Птицелов.

— Это хорошо или плохо? — спросила Ив. Эмиль услышал, что ее голос дрожит.

— Как повезет, — безжалостно ответила Польга. — Либо разобьемся о скалы, либо застрянем на мели и захлебнемся там. Черпайте воду!

— Это не поможет! Гребем! — держась обеими руками за борта парусника, Эмиль поднялся, отцепил прикрепленные у кормы весла и сел грести. Птицелов последовал за ним. Они гребли против волн в четыре весла. Лодку кренило от скопившейся внутри воды, она просела и совсем потеряла устойчивость.

— Томаш! — вдруг крикнул Эмиль. — Впереди!

Но Томаш и сам все видел. Прямо перед ними выросла волна размером с половину дома с Золотым Флюгером. Огромный белый гребень угрожающе пенился.

— Суши весла! Ложись! — заорал Томаш.

Эмиль, не выпуская весел, затащил их внутрь, упал на дно вельбота, прижав собой Ив.

— Прости меня... — начал он.

В этот момент качка оборвалась. Лодку что-то толкнуло в днище, подкинуло. Но не перевернуло, а потащило по ровному курсу, толчками придавая скорость.

Они лежали в лодке ни живы ни мертвы. Эмиль поднял голову над бортом, но ничего не увидел. Тьма и гребни волн. Их вельбот скользил, едва касаясь бурлящей поверхности воды, подталкиваемый снизу кем-то очень сильным.

Прошло немало времени, пока небо над головами посветлело, волны припали, и вскоре море совсем присмирело. Толчков больше не ощущалось, мир проявлялся во тьме. Облака стали сначала серыми, а потом голубыми и таким же голубым окрасилось небо. Мокрые, замершие люди, ощутившие не только счастье остаться в живых, но и переставшие чувствовать себя вывернутыми наизнанку, осторожно сели на дне своей посудины.

Вельбот медленно дрейфовал среди спокойного моря, из разъяренного чудовища ставшим вдруг ласковым котенком. Солнце уже висело высоко над горизонтом и искрилось по поверхности желтыми цветочками куриной слепоты. Берег пропал из видимости.

— Ведьма! Вот ведьма! — выругалась Ив и обняла Эмиля. — Чтоб я еще раз!

— Больше никогда. Обещаю, — хмуро выдавил Эмиль. Он сунул руку в карман, там его палец обняли крохотные ручки. Фортуна была в порядке, а Эмиль не смог вспомнить другого похожего случая, когда бы так отчаянно на себя злился.

Вельбот — это тебе не ялик. Киль у него глубокий, паруса сильные, маневренные. С внезапным штормом справился бы, не будь перегружен. А теперь гадай, кто им помог и что это вообще было. И что произлошло бы, если бы не чудо.

Они повернули спиной к горизонту, вычерпали воду и подняли паруса, чтобы найти потерянный берег.

— Смотрите! — крикнула вдруг Ив. — Вон там! Левее! Море кипит!

Птицелов, сидевший на банке, обернулся. Эмиль замер с черпаком в руке. И только Польга по-деловому приложила руку козырьком к шляпе: мол, дурью не майтесь, горе рыбаки.

Море действительно кипело вдалеке. Задиралось вверх громадным зеленым пузырем. Это было уже не то черное море, что мучило и топило их. Оно превратилось в сверкающее живое зеркало, зелёно-синее бархатное поле, покрыто зябкой рябью от лёгкого ветерка.

Водный пузырь вырос величиной с бриг и вдруг лопнул.

И тогда они увидели рыбу-великана.

Она вырвалась из морской пучины наружу, вырвалась так резко и тяжело, что ручьи хлынули потоками с горбатой спины. Огромная, как рыбацкий баркас и прозрачная, как медуза, казалось, она тоже состояла из зеленой морской воды.

На мгновенье рыба замерла в воздухе, сверкнула чешуей и вдруг полетела над волнами, будто имела крылья. Да она их и имела — плоские, здоровенные плавники.

«Такие вполне могут служить крыльями», — подумал Эмиль, но сразу остановил себя. Сознательно решил не объяснять увиденное никакими законами аэродинамики, а просто наблюдать.

Рыба-великан приблизилась, проплыла по воздуху мимо лодки, медленно поворачивая широкий хвост то влево, то вправо.

Совершив широкий круг вокруг путешественников, она снова вильнула хвостищем и полетела рядом, сопровождая лодку по правому флангу.

В животе у рыбы-великана, как в большущей стеклянной банке, плавали живые синие скаты. Время от времени скаты искрили маленькими молниями, и тогда вся рыбина загоралась на мгновение сотнями неярких огоньков.

На душе у путешественников стало спокойно, все примолкли. В тот миг каждый услышал тихую музыку. Она звучала не явно, а просто в голове, словно давно знакомая мелодия, которая случайно пришла на ум.

Эмиль вспомнил одно флейтовое соло, похожее на перезвон колокольчиков. И оно зазвучало в мыслях, успокаивая их и прогоняя злость.

Рыба-великан долго следовала вместе с лодкой, может час, а может и больше. Но потом игра ей наскучила, и рыба резко нырнула в море, вошла в него, взорвав высокие волны.

Лодку замотало, музыка в мыслях Эмиля затихла. Наваждение тишины прошло, и Томаш, не отрывая взгляда от того места, где рыба-великан ушла под воду, сказал:

— Вот так да! Надо же! Никогда такого не видел. Может, луностояние? Морок морской?

— Не думаю, — возразил Эмиль. — О рыбе-великане в Долине болтали еще до всякого луностояния. Многие ее видели, а некоторые даже поймать пытались.

— Зря стараются. Волшебных рыб не поймать, — подала голос Польга.

— Как и волшебных птиц... — Птицелов грустно втянул голову в плечи, отвернулся и стал смотреть вперед.

Там, на горизонте, очень далеко, но все же отчетливо появился крошечный силуэт Фьюн Гавани.