Фсе!!! Я это сделала! *очень эротика

Инициация или веха романа, но герои шли к этому долго... Так что я постралась. 

***

Мы выбрались на палубу, я вернула весло на место.

Эмиль был весь синий от холода. По ушам его текла вода и даже на плечах были видны мурашки.

— Зачем ты полез в воду?

— А что ты так долго? — зубы его стучали, он жадно рассматривал меня, наблюдал, как светлеет моя кожа, как закрываются жабры...

— Баня готова? — смутилась я. — Иди грейся.

— А ты?

— А я сейчас.

— Опять полезешь в воду?

— Нет. Не волнуйся. — улыбнулась я. — Иди.

Он ушел в тепло, а я еще постояла у края палубы, глядя, как резвятся водные фейки — мои пажи, мое венчальное платье. Солнышко запуталось в моих уже не черных, а каштановых волосах. Мир был очень добр со мной в этот день. Мир понимал, как этот день для меня важен.

Я перегнулась через борт, погладила озеро ладошкой, а потом взялась за ручку банной двери, дернула ее на себя и вошла в клубы горячего пара.

Эмиль сидел пригнувшись, облокотившись на широко расставленные колени, места в бане было всего ничего. Я села на скамейку напротив, взяла его за руку.

— Что там происходило в озере? — спросил он. — Я видел, там что-то светилось.

— Это светилось платье. Платье из водных фейек. — я смутилась, и добавила. — И фата.

Эмиль сжал мою ладонь, переплел наши пальцы.

— Тогда ясно. Ну что ж. Они молодцы. — И Эмиль так многозначительно улыбнулся, точно бы верил в совсем не научные знаки судьбы.

Он погладил меня по щеке, убирая с моего лица мокрые волосы.

— Ты очень красивая. Мне очень нравится на тебя смотреть...

Его рука обняла меня за шею, губы потянулись к моим, и уже не отрываясь друг от друга, мы сползли на пол бани, точно бы снова упали в озеро, только уже не в холодное, а в горячее озеро нежности и страсти.

Мы захлебывались и тонули, целовались страстно и жарко, прижимались телами, скользили жадными руками по спинам и плечам.

В бане было немного света, разве что проникающее через крошечное окошко солнышко, да горящий огонь в печурке.

И все же света хватало. Нас освещал огонь внутренний. Он бился в груди и в сердцах, где-то у последнего рубежа опасного...

побеждая условности, переходя границы...

Руки Эмиля разобрались с застежками на мокром лифе, сняли его, выбросили куда-то под лавку, сжали мои груди, скользнули по животу в трусики, погладили и нежно раздвинули пальцами мягкую плоть.

От внезапного резкого наслаждения я задохнулась, подалась всем телом вперед.

Я теряла ощущения пространства. Мои и его чувства смешались. Нестерпимо затянуло внизу живота, сухо обожгли раскрывшиеся за ушами жабры, затвердевшие соски болезненно заныли. Я испугалась — все ли со мной в порядке, не явится ли прямо сейчас мое иттиитское тело, чтобы защитить от избытка чувств, и как в этом случае поведет себя Эмиль. Нет, тело мое оставалось человеческим и требовало человеческой любви, мало отличающейся от любви животной. И все же отличающейся...

В этом опасном приключении я была не одна. Добрые, полные любви глаза Эмиля Травинского ловили мой взгляд, уверяли — я здесь, с тобой, а значит, все хорошо. Верь мне.

И я  опустила ладонь на его впалый живот и подняла резинку его плавок.

Сильная, твердая плоть легла в мою руку. Она была очень горячая и очень большая. Я вздрогнула. Эмиль замер. Каждая мышца напряглась на его лице. 

— Если ты боишься, я не буду... — хрипло проговорил он, стараясь восстановить сбившееся дыхание. — Совсем не обязательно делать это сейчас...

— А что потом? — удивилась я. — Что изменится? Нет, лучше сразу... Я очень хочу этого, Эм. И нисколечко не боюсь. Просто будь осторожен.

— Уверена?

Я погладила его по щеке.

— Ну конечно...

— Хорошо. — Эмиль набрал полную грудь воздуха и медленно выдохнул. — Но если будет больно, говори сразу, ладно?

Я кивнула, он снова прижал меня к себе, еще нетерпеливее и еще нежнее...

Когда от банного пара стало совсем жарко и душно, и оттягивать главное больше было нельзя, мы перестали целоваться, поднялись и, держась за руки, вышли из бани.

Солнце почти лежало на краю воды. Палуба казалась розовой и оранжевой от его вечерних лучей.

Эмиль развернул брезент и кинул на палубу одеяло, мой дублет и свою куртку.

— А русалки? — спросила я.

— Плевать, — Эмиль улыбнулся. — Пусть смотрят.

Он спокойно снял плавки, а я — трусы. И теперь мы стояли друг перед другом совершенно голые. Солнце гладило золотом наши тела. Было холодно, но мы не замечали. Мы любовались друг другом.

Мой коротко подстриженный голый Эмиль был сложен из вытянутых форм. Словно взяли человеческие пропорции из учебника по пластической анатомии и слегка потянули вверх, потом подумали и еще потянули, и вышел он — очень стройный и очень длинный парень, который шагнул ко мне, обнял и молча уложил прямо на эту наскоро собранную на досках плавучей бани постель.

Сразу опустился сверху. Я обняла его ногами, потянула его к себе.

Он склонился надо мной чтобы поцеловать, и в то мгновение когда губы его коснулись моих, его член проник между моих ног, сначала требовательно ткнулся, а потом медленно вошел в мое лоно. Я выгнулась и сжала зубы. Кричать было нельзя. Казалось в меня вошёл этот ведьмов морриганской меч, прямо в мясо и рассек меня изнутри.

Эмиль остановился, замер на миг, а потом в нем закончились все ресурсы контроля, и он вошёл в меня в полную силу, отчего боль обожгла ещё сильнее но к ней добавилось незнакомое невыносимо острое ощущения сладости. Болезненной сладостной жажды, требующей чтобы сквозь боль, и инородное тело внутри меня, это тело не переставало двигаться, никогда, чтобы мучило меня и дальше, потому что сладости сладости было в избытке ..

Но он перестал. Резко вышел и, нависая надо мной, вылил мне на живот очень много семени. Член и рука, помогающая семени излиться — все было в крови. Губы Эмиля дрожали, а я и вовсе дрожала вся...

Эмиль смотрел на свою руку. Казалось, он даже не сразу понял, в чем дело, вид крови сначала его потряс, а потом отрезвил.

— Тебе было больно? — голос его был глухой и хриплый.

— Совсем чуть-чуть, — прошептала я. — Самую малость. Не волнуйся, Эмиль. Все прекрасно. Ты прекрасный. Он прекрасный. Мне очень хорошо с тобой...

Не зная, что еще добавить, я потянулась к нему, обвила за шею, крепко прижала его дрожащее тело к себе. Нежность охватила нас, такая, что наверное бывает сильнее страсти. Серьезные, без улыбок и слов, мы покрывали тела друг друга поцелуями, закрепляли наш союз объятиями, дышали друг другу в шеи, носы и уши, оставляя следы от пальцев, царапины от щетины, помечая друг друга собой.

А потом Эмиль вошёл в меня снова, и снова мне было сладостно и больно, еще больнее и еще сладостнее.

Скоро у нас замерзли зады и спины, мы поднялись с нашего ложа, чтобы смыть мою иттиитскую кровь и сунуть наши новые, познавшие друг друга тела в баню — греться.

— Я не хочу домой. — уже на палубе, в одежде и с жестяной кружкой полной горячего чая, — сказал Эмиль. Мы сидели рядышком, укрывшись одним одеялом и смотрели на последнюю розовую ниточку заката на горизонте и на первые зажигающиеся высоко в небе звёзды. — Не хочу. Так хорошо. Так красиво. Ты знаешь, что после великого катаклизма небо над землей лет семьдесят было радужным. То есть целое поколение знало небо только таким, переливающимся всеми цветами спектра.

— Почему?

— В атмосфере стояла пыль, через которую причудливо преломлялись солнечные лучи.

— Как у радуги?

— Радуга это вода. А вот серебристые облака. Их можно даже попробовать сегодня увидеть. — Он обнял меня. Я уткнулась ему носом в плечо.

— Я очень тебя люблю, Эмиль. Очень. Я хочу чтобы ты знал. Ты же не умеешь читать чужие чувства.

— И не хочу. Я смотрю на поступки. Итта. Давай останемся. До утра...

Я подняла сияющее лицо и встретилась взглядом с улыбающимся Эмилем.

— Тогда надо жечь свечи. Я хочу видеть, как ты будешь меня любить...

(пока черновик, возможно что-то еще поправлю)