Истина в вине

Сразу после вечерней трапезы Лео отослал слуг, надеясь, что Анастази пожелает увидеться с ним. Но свидания не случилось, и менестреля охватили те же тоска и беспокойство из-за предстоящей разлуки, с которыми тщетно боролась королева.

Еще так недавно он с легкостью обещал, что они смогут видеться, когда того пожелают. А если замыслам не суждено сбыться? Что, если усвоенные с юности уловки, испытанные и проверенные многократно, теперь не помогут?.. Да и не прискучат ли королеве, привыкшей к шелкам и бархату, соломенные постели постоялых дворов?

Нет, что угодно, но не это. Истинной страсти нипочем ни зной, ни холод; ни жалким рубищем, ни скудостью крова не обмануть ее. Все она принимает с радостью, ибо черпает силы в себе самой.

Скоро зазвучат разноголосые колокола суетливого Гюнтталя, слышные даже здесь, в королевском замке – означить утреню, гнать прочь ночные страхи. Вслед за ними пробудится и Вальденбург.

– А-а, менестрель! Ты не встречал дрянного мальчишку, моего пажа?! Я отправил его за вином, а он, п-похоже… куда-то зап… пропастился…

Лео понял, что герцог, вывалившийся ему навстречу из укромного закоулка, в котором обустроено отхожее место, сильно пьян. Вид его говорил о том же: плащ волочится по полу, пояс полураспущен, волосы взлохмачены. В одной руке он держал короткий хлыст, в другой – пустой кубок, на который взирал с некоторым недоумением. Наконец отшвырнул его; кубок со звоном покатился по каменному полу.

– Нет, не встречал, мой господин, – Лео отцепил от пояса флягу, вынул затычку. – Рейнское, если угодно…

– Пропади пропадом эта кислятина! – Свен попытался сделать шаг вперед, покачнулся – рана весьма мешала ему, хотя выпивка, по-видимому, притупила боль. – Сейчас нам принесут настоящего вина – эдесского, а не этого мерзкого пойла! Если, конечно, негодного засранца не сожрала кор… крокотта по пути в королевский погреб! А что?.. Пошел на голос и… пф!

Герцог, по-видимому, жаждал поговорить; сделал шаг вперед, оступился и чуть не свалился; удержался, уцепившись обеими руками за плечи менестреля. Лео осторожно, но крепко взял герцога под локоть, невольно отстраняясь – запах вина и пота был нестерпим. Отвел другую руку в сторону, чтобы не расплескать вино.

– Вот ты, ты можешь мне сказать, мерзавец, откуда взялся… этот, как его, Марсус… Макрус… Маркус Райнарт? Князь!.. – Лео подал герцогу флягу, к которой тот тут же приложился, забыв, что брезгует рейнским. – Если б не п-п-проклятая нога, я вызвал бы его на поединок! Все решилось бы в бою…

– Вы разумный человек, герцог, и должны понимать, что в нынешнем состоянии это могло бы обойтись вам весьма дорого… Юнец-нищеброд, которому нечего терять, поступил бы именно так, но какую пользу бы это принесло человеку вашего положения? Епископы не зря ополчились на эту забаву…

Про себя Лео подумал иное – что Свен Лините вряд ли совладал бы с князем Райнартом; а потерпеть поражение в бою не менее постыдно, чем оказаться неудачливым любовником, потерявшим расположение подруги.

– А знаешь, что способно поразить точней, чем копье или меч? – герцог понизил голос. – Ты видел ее лицо, Лео? Как она – моя Евгения, – на него смотрела? – он шумно вздохнул и продолжал. – А я видел. Она была так… – он потряс в воздухе рукой, не в силах подобрать нужного слова. – Прямо светилась, к-как ребенок, поверивший в чудо.

Лео снова отстранился.

– То же и дети, мой господин – принимают за чудо фиглярские трюки, проделки мошенников да ярмарочных акробатов.

Он и сам был не прочь напиться, он любил ощущение опьянения, когда за спиной словно вырастали огромные темные крылья, но фляга уже опустела. Крепкое рейнское пришлось герцогу по вкусу.

– Клянусь небом, порой кажется, что ее счастье для меня дороже собственного, – Свен помолчал, потом добавил отстраненно. – Никогда бы не подумал…

Лео почел за лучшее не отвечать, но герцог все никак не мог угомониться.

– Верно говорят – менестрели счастливы в любви?

– Некоторые считают так, некоторые – иначе.

– Полноте, Лео. Когда ты поешь на пиру в Большом зале, даже… кухарки прибегают к дверям послушать…

– Позволю себе напомнить, – Лео старался тщательно скрывать нарастающее раздражение. Он с нетерпением ждал появления мальчишки-пажа, но тот то ли и вправду заплутал в переходах замка, то ли сам приложился к бочке с эдесским и уснул в погребе. – Что великий король Торнхельм не так давно уже вел об этом речь в присутствии моего господина и твоем, благородный герцог. С той поры ничего не изменилось.

– Похвальное желание скрыть свою избранницу… особенно если она дама благородного происхождения.

– Если герцогу знакомы люди, столь осведомленные о моих личных делах, то почему не спросить их? Уверен, они расскажут с радостью…

Свен посмеивался, глубокомысленно покачивая головой.

– А что бы ты ответил, если бы сказали, что видели тебя с ней?..

– Что в Вальденбурге весьма крепкое вино, а у кого-то слишком слабая голова и живое воображение, мой герцог.

– Ах ты наглец… Я ведь на охоте еще заметил, как ты тащился за ней… Только я, глупец, думал, что… Охохо… Почему здесь так воняет? Как будто я в болоте очутился…

Пахло от герцога так, точно он облил плащ совсем не вином, а то и вовсе ухитрился окунуть в нужник.

Лео усмехнулся.

– Ты слишком хорошего мнения о нравах этого несовершенного мира, мой герцог. Разве возможно благородной даме любить бедного менестреля?

Свен Лините, оценивая его слова, сопел, хмыкал. Отступил на шаг, стал съезжать спиной по стене, словно у него не было сил держаться на ногах.

В это мгновение появился наконец недотепа-паж с кувшином вина и еще одним серебряным кубком в руках. Увидев своего господина в столь отчаянном положении, торопливо поставил кувшин и кубок на широкий подоконник и бросился к герцогу, чтобы помочь ему подняться.

– Маленький неслух! Где шлялся… так долго? Я тебя…

Наверное, даже почтенные родители этого щенка не испытывали той радости при появлении сына на свет, сколь обрадовался Лео, решив, что наступает удобный момент убраться восвояси; однако герцог с неожиданной быстротой схватил менестреля за рукав.

– Некая женщина каждую ночь покидает замок… Идет за стену… н-не страшась ни тьмы, ни колючего терновника! Кто-то ведь ждет ее там, в тени деревьев, а?..

Герцог покачал хлыстом перед лицом менестреля, и Лео невольно отшатнулся. Плетка напоминала о скитаниях, вечном голоде, танцах на ярмарках и прочих сомнительных делах, за которые, не будь королевского помилования, ему непременно грозила виселица.

– Есть еще одно поза… подозрительное обстоятельство…

– О, мой герцог, что подозрительного может быть в любовном свидании?

Лео улыбался, чувствуя, как по спине пробегает неприятный холодок, легкое касание страха. Стало быть, герцог и его люди – возможно, с указания короля – приглядывают за обитателями замка…

– Один весьма преданный мне человек, приметивший эту даму, не видел лица, ибо она накинула капюшон… Однако ночь была ясная, и факелы... – герцог Лините шумно вздохнул, силясь справиться со словами, которые ему не давались. – Край плаща распахнулся, и…

Свен замолчал, словно внезапно его осенила какая-то догадка. Отстранил пажа. Опираясь плечом и локтем о стену, выпрямился, поднял указательный палец вверх.

– Я только сейчас понял. Хотя раньше и сомневался…

Он умолк, опустив голову. Кажется, его мутило.

– Мой господин, не лучше ли вам присесть? – пролепетал паж; герцог неопределенно повел рукой.

– Не видишь, его высочеству нехорошо? Помоги-ка, – Лео вместе с мальчишкой провел герцога до оконной ниши, усадил на каменное сиденье, вырезанное в стене под окном. Почувствовав себя лучше, Свен Лините продолжал:

– Знаешь, Лео, это выглядит странно – ты же ушлый малый… Но так промедлил, прежде чем отдать приказ лучникам! Присядь, что стоишь… А ты подай еще вина, в столб ты обратился, что ли?! И я вот все думаю – что, если там, на поле, у тебя была причи-ина…

Лео беспечно рассмеялся.

– О, мой Бог! Охота же тебе так шутить, о благородный герцог!

– У Торнхельма есть сын, Отто, прямой наследник. Я люблю… – Свен пьяно потряс кудрявой головой. – Люблю мальчишку, и не мне оспаривать его право на корону – о-о, это было бы бесчестьем… Да, бесчестьем, слышишь ты, мерзавец? Но он еще слишком юн и не может править единолично… и вот королева…

Здесь он умолк и глядел на менестреля, ожидая, что тот скажет. Лео, посерьезнев, предостерегающе поднял руку.

– Остановись, герцог. Одно твое неловкое слово…

– Заткнись и слушай! Королева становится при сыне соправительницей – прекрасной, нежной, ничего не смыслящей в делах, а ее воздыхатель прибирает к рукам королевство!

– Весьма любопытно. Но разве королевством в этом случае не управляет совет?.. – Лео забрал у пажа кубок, наполнил и протянул герцогу. – Разве вы, кузены короля, не берете власть в свои руки до тех пор, пока наследник не подрастет?

Свен нетерпеливо отмахнулся – он знал, о чем хочет говорить, и не нуждался в замечаниях собеседника.

– Целое королевство, от моря до моря – в руки какого-то выскочки. Смерда, наверняка рожденного на полу грязной мастерской… или где ты там появился на свет!.. – он потряс в воздухе руками, то ли восхищаясь, то ли негодуя. – Пусть не в открытую, но все же…

Паж слушал с неприличным любопытством, раскрыв от изумления рот, и Лео еле сдерживался, чтобы не отвесить нахальному мальчишке затрещину. Герцог же был полон сил и решимости, и рукоять плетки опять пронеслась перед лицом менестреля.

– Да, конечно, совет был бы… да… но что в нем толку?! Если решения принимает королева… А она делает это по ночам, лежа в объятиях любовника!

– Как возможно, чтобы из уст благородного человека изливалось столь мерзкое пустословие? – Лео сокрушенно покачал головой.

– Ах, ты… – громко сказал Свен, глядя на него так, словно впервые увидел только теперь. – Что ты все-таки за бесчестная тварь, менестрель! Думаешь, я не знаю, что ты делишь ложе с женой моего брата?!

– Послушай, герцог, от твоих слов разит нужником сильнее, чем от плаща, – устало и злобно сказал Лео. – Король спустит с тебя шкуру лишь за то, что ты помыслил о подобном!..

Звук шагов заставил его замолчать. Свет факела озарил стены, и по переходу, словно испуганные звери, заметались тени и шорохи.

– Герцог, брат мой, твоя брань слышна от самой лестницы! Угомонись. Из-за чего вы сцепились?

Вальденбургский король с усмешкой смотрел на них, возвышаясь точно могучий утес над толщей воды. Позади него стояли два воина, препоясанные мечами, в алых нарамниках поверх кольчуг – капитан лучников и начальник вальденбургской стражи. На груди у каждого скалился черный волк. Юный Удо стоял рядом с господином, держа в руках плащ короля.

О привычке короля врем от времени лично проверять ночную стражу было известно многим в Вальденбурге. Даже Анастази, никогда не обсуждавшая с Лео свою супружескую жизнь, однажды шутливо пожаловалась, что король после таких обходов возвращается усталым и ложится в постель, даже не погревшись у огня; руки его холодны точно лед и пахнут железом.

Выходит, не так уж дурно он себя чувствует, с тревогой подумал Лео, поспешно вскакивая на ноги и склоняясь перед государем. Точно так же поступил и мальчишка-паж, герцог же лишь наклонился вперед – подняться на ноги у него попросту не было сил.

– А-а, Торнхельм… Как хорошо, что ты появился здесь именно теперь, мой король! А ты знаешь, я тебе кое-что рассказать хочу, дорогой братец, ты только не перебивай, это очень интересно, о-очень…

А ведь сболтнет, подумал Лео. Хоть и герцог, а держать язык за зубами не умеет. Да еще скажет как-нибудь так… пошло, некрасиво, что хоть плачь.

– Я предпочел бы в этот час отдыхать, следуя совету моего лекаря. Однако мне сообщили, что некий человек, по недомыслию или обиде, затеял вредный спор, а, поскольку положение его весьма высокое, мои люди опасаются, что господин не прислушается к их словам, – король оглянулся на своих спутников. Те поспешно склонили головы. – С герцогом я буду говорить позже, а теперь спрашиваю тебя, менестрель – что произошло?

– Речь шла о некоторых правилах проведения турниров, о великий король. Да еще о том неудачном пари на охоте... Оба мы устали и, боюсь, наши слова звучали чересчур резко. Кроме того, ваш брат… весьма огорчен тем, что герцогиня Рюттель, по всей видимости, предпочла ему князя Райнарта, – Лео понизил голос и отвел взгляд, словно сожалея. – Я как раз хотел позвать слуг и приказать отвести благородного герцога в опочивальню, а то, неровен час, он навредит себе. А этот неуклюжий юнец не справится один.

Герцог тем временем осушил кубок, и протянул его то ли пажу, то ли менестрелю, требуя еще вина. Лео едва заметно кивнул мальчишке – не перечь господину!

– Пожалуй, ты прав. Ханс, проводи герцога в его покои, – Торнхельм кивнул капитану лучников, задумчиво глядя при этом не на кузена, а на Лео. Свен, услышав голос брата, вскинул голову:

– Потаскушки они все… О, Торнхельм, брат мой. Ни одной из них нельзя верить!..

Паж тем временем осторожно взял из рук герцога кубок и снова наполнил его.

– Герцог, – негромко, успокаивающе сказал Лео. – Не противьтесь судьбе и не сетуйте на нее. Поверьте, вино и время – лучшие врачеватели для душевных ран…

Свен согласно кивнул, уже не поднимая лица, и, взяв кубок из рук пажа, пригубил, сделал глоток – а затем пролил остатки вина на себя. Попытался встать – и тяжело повалился на скамью.

– Мой герцог, – капитан лучников почтительно, но твердо взял герцога под руки. – Король беспокоится о вас и желает, чтобы вы отдохнули. Не огорчайте нашего господина. Позвольте проводить вас.

– А я не… не желаю, – упрямо произнес Свен, но чувствовалось, что и ярость, и силы его уже оставили. – Кто ты? Н-не знаю тебя…

– Меня зовут Ханс Принге, ваше высочество. Я сопровождал вас в южном походе, возглавлял один из отрядов... Теперь же я капитан лучников здесь, в Вальденбурге.

Свен оттолкнул было его, но оба воина удержали его, подняли и бережно, но твердо, как ребенка, повели к лестнице, бдительно следя за тем, чтобы герцог не запутался в собственных ногах и длинном плаще. Паж плелся за ними, держа в руках серебряный кубок. Полупустой кувшин остался на каменном сиденье.

Торнхельм долго смотрел вслед кузену, а потом, по-прежнему не произнося ни слова, взглянул на менестреля, и Лео стало не по себе.

– Если тебе угодно меня наказать за то, что я вел себя недостаточно почтительно, о великий король, я со смирением и покорностью…

– Нет, наказывать тебя – за это – я не буду, хоть, быть может, и следовало бы, – Торнхельм слегка пожал плечами, и тут же поднес руку к груди. Удо обеспокоенно дернулся к нему, желая помочь, но король остановил его. – Так объясни мне, менестрель, что же мой брат все-таки плел тут?