Про награду

Был у меня конкурсный управляющий. Руденко.
Судебный процесс шёл долго, болезненно. Уже, наверное, год.
Мы общались.
Рассказал он. Так сказать, воспоминания.

Году в 84-м перевели меня из директоров с Северного Казахстана в тоже директора, но в УССР.

Стал руководить ткацкой фабрикой в небольшом городке. Работников пара тысяч, больше женщин, специфика отрасли.

А до Чернобыля, до Припяти, километров двадцать пять, что тогда для нас значения не имело.
А в 86-м, значит, взорвался, четвертый энергоблок.
Мне на второй день знакомый из горкома партии позвонил, говорит – писец всему.
А команды что делать – никто не дает. Собрал я своих инженеров, посовещались, плюс у кого какие знакомые. Картина понятная, радиация.
Ну, мы взяли бензина с нефтебазы, поставили в строй все грузовики. Семьям всех работников дали команду, собраться по минимуму. Грузили, отвозили. Километров за 50, подальше. По три-четыре рейса в сутки грузовики делали. Параллельно демонтировали станки, грузили и вывозили складские остатки, сырьё, оборудование. Когда людей уже всех вывезли, погрузили архив отдела кадров, партийные документы. Когда мы цеха пломбировали, кругом уже ликвидаторы в спецкостюмах ходили и спрашивали какого хера мы делаем?
Мы с главным инженером буквально последние уезжали, как положено. Дорогу не помню, спал всё время, устал очень.
Как своих разместил с семьями, их уже в оборот военные взяли. Что делать? Собрал документы, напечатал доклад о вывозе завода, поехал в Москву докладывать. А кому докладывать? Никто ничего не знает. Поехал в министерство легкой промышленности. Те мне велели ждать. Непонятно что с тобой делать, то ли наградить, то ли посадить.
Проторчал я в Москве несколько месяцев, работу нашёл. Стало понятно что в Чернобыль возвращаться нельзя. Короче, остался я в Москвах жить, а там и Союз распался…
Короче, только одно меня гложет. За всей этой суетой я даже статуса Чернобыльца не получил. Как-то пропустил этот момент. И обидно мне. Коллега мой, Витька, тоже директор, в первый день прыгнул в служебный москвич и свалил в Харьков, фабрику свою бросил, типа не его это дело, пусть военные разбираются.

Я его выслушал и спрашиваю:

- Алексей Николаич, а тот ваш приятель, Виктор… Он как, живой?

- Да нет, спился он, умер давно.

- А вам вот около шестидесяти. И статуса чернобыльца у вас нет. Но вы живой. А у него статус есть. Но он мертвый. Может это и есть ваша награда? Может черт с ним со статусом?

Он задумался. Потом закурил.
- Я, Тимофей, с такой точки зрения не думал. Может ты и прав. Может, не буду больше жалеть. Не так все и плохо вышло. И перед людьми не стыдно.

(История совершенно реальная. Невероятная и обыденная, как сама жизнь. И по моим наблюдениям, Руденко был не такой человек чтобы врать. Все больше молчун. Да и не считал он себя героем, хотя я его высоко оцениваю за тот поступок).