Флешмоб о мечах

"Этмон улыбнулся, опустил голову, повел вверх-вниз плечами. За спиной скрипнул арбалет. Один из сыновей засмеялся.

«Сейчас они убьют господина следователя, а потом и меня», – Вирушка зажмурился. Вернее, зажмурить получилось только правый глаз, так как левый заплыл и все равно ничего не видел.

Что-то лязгнуло, шумно засопел державший его «красномордный».

«Если пойду я тропою смертною, то не убоюсь, и не спрячу лицо свое, и не поклонюсь ни Рогатому Господину, ни Коню Черному, не Деве Лесной, ни Спящему Духу Морскому, и не устрашусь их и присных и рабов их, ибо со мной меч мой, и сила моя, и нет никого страшнее меня во гневе праведном, ибо во гневе я – Смерть и имя мне – Погибель.» – услышал парнишка голос Этмона. В начале тихий и спокойный, он, казалось, с каждым словом наполнялся силой и яростью, гневом и мощью.

Вирушка взглянул на Филиска. Следователь стоял, высоко подняв голову, глаза его, как показалось парнишке сверкали, и смотрел он прямо в лицо главарю «красномордых».

Тот вдруг переменился в лице, побледнел, ладонь, лежащая на рукояти меча, сжалась. И тут для Вирушки будто остановилось время. Они никогда не был в театре, не видел даже представлений уличных мимов, и, тем более, не было у него возможности посмотреть новый и крайне популярный в столице аттракцион с движущимися картинками. Поэтому сравнить происходящее ему было попросту не с чем. Да еще глаз в самый неподходящий момент то ли залил пот, то ли затопили слезы. Поэтому он увидел и запомнил все какими-то обрывками.

Этмон шагнул вперед, одновременно быстрым, но плавным движением выхватывая меч с непривычной, будто сплетенной из стальных лент защитой кисти. Вирушка не успел заметить самого удара, но главарь с залитым кровью лицом повалился на землю. Этмон следом рубанул его сына, того, что стоял справа, отскочил, крутанулся на месте, рубанул крест-накрест левого. Взмахнул рукой, и один из работников завертелся на месте, схватившись за торчащий из горла кинжал. Между пальцев тоненькими струйками брызнула кровь. Оставшиеся двое развернулись, намереваясь сбежать. Филиск прыжком догнал их, ткнул одного мечом между лопаток, второму снес голову. Подхватил с земли копье и метнул его, как показалось, прямо в Вирушку. Тот вскрикнул, зажмурился, а потом рука, державшая его, разжалась, и он упал, больно ударившись лицом. Что-то обрушилось на него сверху.

– Эй, парень, ты живой? – услышал, будто через толщу воды.

Вирушка открыл глаза. Вернее, один правый глаз. Он сидел, прислонившись к груде камней на развалинах Дашилиного дома. Голова кружилась, саднила порезанная щека, ныла челюсть.

Перед ним стоял господин следователь – без шляпы и в заляпанной кровью рубахе. К серебряной бляхе прилипли какие-то серовато-розовые комочки.

– Угху, – прошипел парнишка. Разбитые в оладьи губы и прикушенный язык к отличной дикции не располагали.

– О, живой! – расплылся в улыбке Этмон. – Встать сможешь? На, попей. Это вода, если что.

Он протянул парнишке бутылку в оплетке из кожи. Тот приложился, скривился от боли в разбитых губах и выдул почти все несколькими глотками.

– Спасибо, – Вирушка почти уронил бутылку на землю рядом с собой. Сил отчего-то совсем не было. – Вы как?

– Нормально, – усмехнулся Этмон, – как видишь, меня не так просто убить.

– Это, блядь, точно, – согласился парнишка, а потом взгляд его упал на бедро следователя.

– Это, господин Этмон, у вас... это, – еще больше побледнев, пробормотал он.

– Ну еб твою мать! – выдохнул следователь. – А я все думал, куда это болт улетел?"