Фриказоиды

Фрикадельки и фрики не одно и то же, все знают. Первое, если сделать правильно, вкусно, сочно и даже полезно, животные белки с жирами нужны организму. Второе, как не крути, никому особо не нужно, но никуда не деться, всегда рядом. Время выдающихся фриков прошло, они теперь просто наши соседи, точно гастарбайтеры или тараканы.

Жутко понравилась шапчонка не особо юного фриказоида нынче утром. Обычный такой типок непонятного образа жизни, с электронным пропуском, зацепленным к джинсам на длинной цепочке времён «Грайндхауса», сисадминских мобильников поверх свитера и флэшек на 128 Мб. Зато чепчик оказался бомбическим, типа лётный шлем, пошитый из джинсы, с клёпками, молниями и парой-другой нашивок. И козлиная бородка, кудрявящаяся в тон засаленным кудрям, прущим из-под шлемофона. Эдакий, ёб его намотай, урбан-фавн, мистер Тумус, судя по отрешенному лицу – живущий в личной Нарнии. 

В ежедневно-рабоченедельную обеденную прогулку встречаю девочку с тату на личике. Дитя неправильного образа жизни немного сутуловата, носит оверсайз, даже в жару предпочитая обязательную рубаху в клетку, хорошо, хоть явно лёгкую. Несомненно, эта фемм фаталь следует трендам, войдя в наступившее лето в странновато-модном топике и джинсах, высоких джинсах, добирающихся ей чуть не до рёбер. Она любит беляшики из «Бико», один кушает, два в пакетике в ручке, её оверсайз хоть как-то скрывает нижнюю часть уже оформившейся груши, но посадка джинсов и моднота топа выставляют наружу прочее лишнее. Надписи на личике, огромные кроссы, вся эта трендовая синтоботва и глазки, смотрящие в сторону или вниз. Она хорошая, как кажется, почему-то жаль девчушку.

Имелся в Самаре эдакий рок-перформанс-шансонье, Федул Жадный. Обожал фриказоидный прикид, выходки и саму музыку, жил с бабушкой, кушал гречку, писал песенки. Довелось ехать с ним в сидячем вагоне 55-го поезда Самара-Мск, ночью, сквозь кое-какую затёкшую дрёму видел, как Федула не особо нежно доставали из-под кресла линейщики-менты. Федул накидался между Рузаевкой и Рязанью, орал благим матом всякую чушь и ему подпевало несколько дружбанов-фриков, кативших на кому-то нужный концерт где-то на Юго-Западе.

В девяностые в Отрадном, моей крохотной родине в ста км от Самары, про фриков не подозревали. В отличие от городских сумасшедших. Этих как раз имелось какое-то количество, где самым смешным был Кефир, а самым странным – высоченный высокодуховный поэт-интеллектуал в очёчках, усах и дивном брюнетистом зачёсе набок. Зимой, тут уж более никак, товарищ таскал ушаночку, правильно опустившую ушки и подвязанную у подбородка. Красавчик, чо.

- Вы люмпмены! – заявил он нашей тесной компании в мае девяносто шестого. – Подонки, ржёте, пока вокруг разруха!

Мне пришлось объяснять пацанам - что есть «люмпмены», товарищ, заложив руки за спину и с гордым видом, отправился гулять. Через три месяца я сам, равно парочка лихих друзей, тоже перестали быть нормальными пацанами, переодевшись в нефоров и став фриками для благочинно-не пуганного отрадненского обывателя. 

А сейчас, пройдя через эмо-боев чёрно-розового две тыщи седьмого, через говнарей нулевых с их торбами и дерьмомайками Арии с Кишом, через убитых синтетиками клубных тупизней того же времени, через татухи с цветами мужских ляжек десятых, фриказоидность тупо стала нормой. Сейчас легко встретить серьёзную коммерческую директриссу монтажной организации, в свой полтинник раз в две недели перекрашивающую волосы и снова и снова посещающую тату салон, автослесаря с пирсингом по половине виденного летом тела, медсестру кардиоцентра, куда больше смахивающую на Эльвиру повелительницу Тьмы, чем на медработника. И…

И ничего. Норма же. И это, к слову, нормально. 

Поворчали вместе со мной по-стариковски? Ну, всё, пошлите работу работать, капитализм сам себя не построит и не разовьёт.