Гадкие вещи и бессмысленные действия

Утром Лёка спокойно курит на чёрном крыльце с человеком Наташей и никого не трогает. У Наташи вся шея и руки в золотище, потому что богатый папа, она очень молодая, очень спокойная и очень полная, вот Лёка и не гундит «не кури-и, а то будешь как я-а-а». Больше скурит — меньше съест, меньше съест — меньше весу наберёт. Деньги деньгами, но человеку ещё замуж идти и, предпочтительно, по любви, а не из-за приданого. Помощница из Наташи неплохая, менее внимательная, чем вдовая полька с кривым глазом, Юзефа Ивановна, зато не ест ложкой мозг. Работа медленно, но стабильно движется, у них с Наташей мир, дружба, и одна жвачка на двоих после перекура, чтоб вонять не только табачищем, но и ментолом. Так кошернее, рrodesse.

Мимо вразвалочку проходит столяр Петрович, доброжелательно здоровается и открывает черный ход примыкающего четвёртого корпуса — административного здания, в котором когда-то теплилась жизнь капитального ремонта, но в начале карантина потухла, отчего корпус похож на больного под ИВЛ: вроде и не труп, но пока и не жилец, со всеми своими отреставрированными органами, один из которых будет Лёкин.

— А давай посмотрим, что внутри? — предлагает та.

— Давайте, — соглашается Наташа: она за любой кипиш, кроме спортзала и диеты.

Обе идут вслед за Петровичем, сзади подтягивается Юзефа Ивановна, ей тоже интересна замершая беременность ремонта. 

На первом этаже всё прекрасненько, только светильников и перил с плинтусами пока нет. Здание — тоже архитектурный памятник, как и работка, некогда они были одним домовладением, потолки высокие, всё просторное. Петрович показывает будущую бухгалтерию, кадры, благоустроенную курилку и санузел: туалет и душевую кабинку. Лёка во сне не ебёт, зачем на работе такое палево как душ, ведь всякий раз, когда кто-нибудь решит им воспользоваться, локальный социум порвётся в догадках, где человек испачкался и от каких нагрузок его бросило в пот. 

— Идёмте, — Петрович машет рукою, приглашая осмотреть второй этаж. 

На первых же ступеньках становится понятно: что-то не так. Воздух — затхлый, запах скверный, повсюду разбросаны голубиные перья. «Кошка забралась, голубя сожрала», — догадывается Лёка. Между этажами, распластавшись, лежит мёртвый голубь, ничуть не растерзанный, все сочувствуют птичке и аккуратно её обходят. Через пару ступеней находится следующий голубь, его обходят тоже, но дальше идёт один Петрович, а Лёка, Наташа и Юзя брезгливо толпятся на лестнице. 

Весь второй этаж устелен дохлыми голубями. Вонь гниющей плоти и басовитое жужжание роя жирных летних мух делает осмотр невозможным, женщины горохом сыплются по ступенькам вниз. Лёка нюхает спасительную подмышку, там духи.

— Дивіться, і горобці! — Наташа тычет в подоконник пухлым пальцем с двумя кольцами сразу, и выскакивает прочь, издавая звуки подавляемой рвоты. 

На подоконнике лежат вовсе не воробьи, а два мёртвых воробьиных сычика — крохотные совушки, размером чуть меньше голубя, жившие в саду работки и неизменно радовавшие Лёку пучеглазым очарованием на карнизе здания и на подоконнике прямо за окном. Вид мёртвых сычиков огорчает до слёз. Шокированные женщины пытаются отдышаться. Циничный, битый жизнью Петрович виновато улыбается и разводит руками. Отдышавшись, Лёка идёт к директору.

— Не знаю, насколько оно вам надо, — говорит Лёка, — но довожу до вашего ведома, что в четвёртом корпусе птичий мор и надо вызвать санстанцию с дезинфекцией.

— Ти шо, прикольна?

Директор смотрит на неё, как на ошпаренную. Санстанция непременно запросит денег, которых у колледжа нет.

— Орнитоз, сальмонеллёз, токсоплазмоз, — упрямо талдычит Лёка, загибая пальцы, она хорошо училась и память имеет цепкую, — кампилобактериоз, псевдомоноз, туберкулёз, иерсиниоз, листериоз и птичий грипп!!! 

— Не видумуй, — отмахивается экономный руководитель, — птахи дурні. Вони залетіли через кришу, не змогли знайти вихід, та з голоду всі й померли!

Лёка знает, что ничего не получится, но привыкла делать либо правильно, либо никак. В данном случае правильно вызвать санстанцию с ПШШШШШШШШШ, поэтому она спорит дальше:

— Если бы голуби умерли от голода, то их бы лежало четыре штуки: один пригодный в суп, один второй свежести, как осетрина у Булгакова, и два скелетированных. Вот пойдите, посмотрите, там всё голубями устелено, и дохлыми сычиками!!!

Идти директор никуда не хочет.

— Чого ти нервуєш? — не понимает он. — Все одно ремонт надовго, бо грошей нема. 

— Вот выпадут у Красивой Леди все волосы, будете знать, — бурчит Лёка.

Перспектива выпавших волос директора настораживает, Лёка подозревает, что временами он наматывает их на руку, но это не точно. Директор зовёт завхоза, велит выяснить обстоятельства и принять меры. Завхоз задёрганный, дома у него парализованный отец с пневмонией, ему не до птичек. Он находит Петровича и велит порешать.

Петрович берёт метлу, лопату и мешок из-под цемента, собирает полмешка дохлятины и закапывает под грушей. Больше в саду нет ни горлиц, ни сизых здоровенных диких голубей, ни милашечных сычиков, остались только крикливые сороки с мощным, очевидно, иммунитетом. Лёка курит, уныло наблюдая за его действиями, и размышляет, успела подхватить какую-то заразу, или нет. Вероятный собственный новый кабинет остался неосмотренным, да как-то уже и не интересно...

фото сычика из интернета