Усики - пропуск в трусики...

Чем я занимаюсь и почему пропала...

Потому что я переписываю важные сцены. 

Сейчас в работе вперед уже 13 глав, а я все кручу подростковый петинг(переписала подробно раз сто), страдания Эмиля(переписала раз 200) и ревность, тоже переписала, но там ещё раз 50 придется) 

Как-то мучения Эрика у меня бодрее идут, чем любовь Эмиля. Сложный он все-таки...

Вот настолько сложный: 

(Осторожно, откровенное)

***

Эмиль отложил книгу на тумбочку, погасил коптилку и растянулся на кровати. Хрустнул суставами.

Сон не шел. Он представлял себе батальные сцены, кровавые расправы над правящими кланами, горящие деревни южан, представлял ведьм на волколаках, тех, сверкающих оружием, сильных, вертких, прекрасных воительниц, с которыми посвиданкался в Чучах... у ведьм были редкой красоты лица, как у убитой им белой ведьмы, или как у ее чернокудрой и чернокожей куре... Они убивали и убивали людей, так же, как убивали чучан... легко, играючи, даже красиво... убивали, а за ними шла армия наемников и занимала завоеванные земли... так они поступили с Южным королевством больше века назад, так они поступают с Северным теперь...

Хотелось поговорить с Эриком. Серьезно обсудить, что будет, если ведьмы перестанут дразнить их точечными набегами и ломанутся уже не просто небольшой толпой, а настоящей армией... Ведь так уже случалось... Все вот написано. И все повторяется... И что им тогда делать? Как спасать... близких... Итту, Лору, Ричку...

Эрик бы конечно сказал что-то легкомысленное или пафосное, но именно легкомыслия Эмилю сейчас позарез не хватало.

Говорить было не с кем. Эрика не было. С приездом Рички он окончательно слетел с катушек — приходил под утро, валился на кровать и сразу засыпал мертвым сном. На тренировках его шатало, под глазами пролегли благородные синяки страдальца. Черта с два! Страдальца... Отрывается на всю катушку...

Разумеется, Эмиль догадывался, где и как братец добивается жарких свиданий с рыжей красавицей. Все же Эрик был его близнецом, с которым он делил все — и материнскую утробу, и комнату, и тысячу детских шалостей, и даже любовь к девушке. Не обязательно было спрашивать, Эмиль и так знал — братец лазает в женский корпус по пожарке, может даже через комнату Итты, но скорее всего сразу на третий этаж к Тиане и Меррит — кумушкам братьев-роанцев, отличный же повод выбесить своей хуцпой еще и дружков. А потом уже на цыпочках трется к Маричке и, пока Черная Курица спит, парочка наверняка прячется по своим любовным утехам в подсобке уборщицы, на чердаке или, что скорее всего — в старой душевой...

На месте Эрика Эмиль повел бы Ричку именно туда, где стоит удобный высокий стол, списанный из лазарета и пристроенный для всяких хозяйственных нужд... Посадить девушку на этот стол — оказаться в самом выгодном для их роста положении.

Эмиль стал представлять Эрика и Ричку, как они занимаются любовью на этом столе, как бедра брата двигаются между широко расставленными ножками девушки, и как она постанывает от удовольствия. Он и не заметил, как в воображении оказался на месте Эрика, ощутил под руками ее теплые округлые бедра, и тут же в воображении сделал то, что запрещал себе сделать с Иттой — оказался внутри мягкого теплого, влажного, шелкового... как писали в специальных изданиях сведущие в ощущениях знатоки...

Чертова химия... Ну как же так... О чем бы он ни думал, рано или поздно цепочка измышлений приведет его к мечтам о женщине, а руку в штаны...

Он встал, прошёлся туда-сюда по комнате. Подошёл к умывальнику, над которым висело широкое тусклое зеркало. Набрал из умывальника воды в обе ладони и опустил в них лицо. Посмотрел на себя в зеркало, растирая пальцами веки. В комнате было темно. В зеркале отражался силуэт головы и плеч. Лицо было все в тенях. Лишь присмотревшись, можно было разглядеть черты - как Эмилю показалось - очень мрачные и несимпатичные. Этот длинный нос, вздёрнутый на кончике, этот рот - большой с тонкой ниткой первых мягких усиков над верхней губой. 

"Усики - пропуск в трусики". - вспомнил Эмиль хохму Эрика. 

Он поморщился. 

Какая гадость. Какая, черт возьми, правдивая гадость. 

Отчаянно хотелось идти к женскому корпусу, кидать в окно Итты шишку, говорить — я скучаю, идём, будем спать вместе. С сегодняшнего дня, навсегда. Он знал — она ему обрадуется. Она ему не откажет. Получалось, она в его власти, и все зависит от него, решения принимать ему. Это и грело, и пугало…

Он представил Итту в своей постели. Обнаженную, красивую, ее нежные груди с такими детскими, розовыми сосками, оставляющими сладкий привкус меда на языке, представил ее бархатный, белый живот и лоно, такое влажное от желания и шелковое на ощупь. И представил себя - дрожащего от похоти неумеху, пытающегося всунуть в ее узенькое влагалище вот этот вот выросший до неприличных размеров, несдержанный, неконтролируемый мужской орган. 

Ей же будет больно. Больно и неприятно. Ей будет страшно, в конце концов. Она же не Ричка, она совсем юная, неопытная, еще не готовая ко взрослой жизни…

А он, конечно же, не сможет остановиться. Да и как тут остановиться, если он даже сейчас, от одной мысли о ней уже готов кончить прямо в штаны. 

Сколько шансов, что он не заделает ей ребенка?

Хорош же он будет, если, потакая себе, приведет их отношения к банальному залету. В пятнадцать-то лет… 

И даже если  плюнуть на Эрика, на то, что тот всю жизнь будет над ним угорать. При каждом удобном случае называть Папочкой. И делать большие глаза - мол, выпендривался, выпендривался, а все разговоры о "до свадьбы ни-ни" оказались пшиком, пустой пафосной болтовней. Даже если плюнуть на Эрика, то на Итту и ее образование, ее мечту об инновации стиля Озёрской керамики, такую смелую, чудесную мечту плюнуть никак нельзя. 

Зачать ей сейчас ребенка было бы воистину безответственно... Тем более во время войны, которая может продлиться долго и не пощадить никого. Сможет ли он защитить свою женщину и их дитя? Сам ещё ребенок, едва-едва научившийся пользоваться оружием...

Нет, не сможет.

Эмиль снова набрал в ладони воды, снова умылся, подставил под умывальник голову, и снова  упал на свою кровать - ничком в подушку. Надо было спать. Усилием воли заставить себя уснуть. 

Воли было мало. Вся вышла там, на мостках. Закончилась, иссякла. Едва она взяла в руку его член, воля вытекла из него до капли прямо в штаны. 

Солнце пресвятое! Как же ему было хорошо! Как же им было сладко…

Он повернулся на бок, представляя, что делал бы, если бы она сейчас была рядом. Если бы он плюнул на все страхи и принципы и решился ее позвать… или если бы она пришла сама, сама легла с ним. Вот последнее, пожалуй, ближе к истине. Итта куда смелее, безрассуднее... такая горячая, такая открытая... А он...

Трус. Слабак. Взвешиватель, как о нем говорил преподаватель по флейте — господин Меллис. Вот да. Отвратительный зануда. Чего он тянет? Комната в его распоряжении... Отгородился от всех лживыми принципами. Наивных планов настроил — чтобы прежде научиться сдерживать семя, контролировать свой организм, закончить хотя бы второй курс, заработать за лето какую-нибудь сумму. Им будет уже шестнадцать. Не восемнадцать, конечно, но все-таки. Пожениться по всем правилам, а уж тогда... запросить комнату в корпусе для семейных и учиться дальше... жить на стипендию... вот так... чтобы купить дублет и больше ни на что не осталось бы... И ладно... Зато любить ее каждую ночь, вместе засыпать и вместе просыпаться...

Было бы настоящее счастье, если бы все получилось по плану и если бы не чертова война… 

Как он вообще решился заговорить с ней о свадьбе! После его позора с мгновенным семяизвержением прямо ей в руку…  Кошмар, просто кошмар… 

Она же все-все чувствует и слышит. Все понимает… 

Она… она сказала — «конечно, с радостью»... согласилась стать его женой.

Ни слова об Эрике, ни секунды раздумий...

Любимая. Нежная, такая красивая, добрая, старающаяся его понять... такая желанная...

Эмиль снова лег на спину. Снова вытянул тело в струну.

Она его любит.  Конечно, любит. Как доверчиво дрожала она от его ласк, как горячо целовала.

Он провел рукой по тем местам на шее и ключице, где остались следы ее поцелуев, и дал себе слово, что будет учиться, что в следующий раз снимет с нее трусики и постарается сделать все так, как советовали в лежащей под его матрасом брошюре... Он будет ее любить осторожно. Если верить пособию, есть множество всяких способов доставлять друг другу удовольствие... от которых не бывает детей…

Эмиль ещё долго крутился в постели и, смирившись с тем, что не уснет, встал, оделся и пошел к Тигилю отвлечься — поговорить, если тот не спит... Не об Итте, конечно, и не о тайнах Тигиля, а вообще — о хрониках освоения юга, например...