Русская Литература: Какъ читать?

Въ нѣкоторомъ смыслѣ сейчасъ важнѣй оказывается не что именно намъ читать изъ Русской классики, а какъ это дѣлать. Въ отношеніи къ Россіи дореволюціонной мы всѣ въ той или иной степени находимся въ положеніи чужаковъ, какихъ-то иностранцевъ, мало или совершенно не представляющихъ себе тогдашнихъ житейскихъ реалий не только высшаго общества, но и соціальныхъ низовъ. Тѣмъ болѣе скрыта жизнь средняго класса, собственно двигателя развитія страны. Революціонно-коммунистическая, а также либеральная публицистика сдѣлала свою работу адову.

 Кроме того, сами авторы вольно или невольно отдавали дань моднымъ и современнымъ имъ тенденціямъ. Такъ кого-то вдругъ безконечно возмутитъ ситуація съ «детьми подземелья» или иными «униженными и оскорблёнными», и начнётъ онъ безжалостно бичевать направо и налѣво Государство и Церковь, какъ будто никакихъ иныхъ задачъ для послѣднихъ не существовало, кромѣ какъ немедленно накормить, одѣть и устроить соціальное дно. Какъ ни покажется страннымъ, «проклятый Царизмъ» со «своей приспѣшницей» Русской Церковью вовсѣ не запрещали ему это бичеваніе, напротивъ, даже принимали на свой счётъ обвиненія, не снимали съ себя отвѣтственность.

 Поэтъ-писатель – онъ что птица: что видитъ, то и поётъ. Залѣтелъ въ ночлежку – поётъ ужасы быта бродягъ и проститутокъ. Припорхнулъ на фабрику или въ деревенскую избу – воспѣваетъ страданія рабочаго класса и вѣковую отсталость крестьянъ. И такъ далѣе.

 Въ Имперіи такая литература полѣзна – она не даётъ благополучнымъ людямъ отключиться отъ неблагополучныхъ ближнихъ, которые же не всѣ лентяи и «не вписались въ рынокъ»; власти ужъ совсѣмъ воспарить надъ народомъ, а священноначалію – надъ паствой. 

 Но паче чаянія обличительная на грани истерики литература оказывается полѣзной различнымъ «доброжелателямъ», воздвигающимъ ея на свои красныя или радужныя знамёна. Съ помощью акцента на такого рода текстахъ большевики превратили изученіе Русской литературы въ курсъ антирусскаго памфлета – въ чёмъ преизрядно преуспѣли. Согласитесь, что одно дѣло цитировать Ульянова (Ленина), а другое – показывать, молъ, на, посмотри, что пишетъ вашъ Салтыковъ-Щедринъ, вашъ Чеховъ, ваши Герцинъ-Бѣлинскій-Чернышевскій-Добролюбовъ!

 Это какъ нынѣшній свидомый доказываетъ историческую подлинность Украинскаго этноса и государства цитатой изъ Александра Сергѣевича: «Тиха украинская ночь». 

 Конечно, безъ подобныхъ художествъ отечественной словесности тоже невозможно. Но начинать изученіе роднаго пепелища нужно не съ исторіи его болезней, которые вѣдь тоже были, но это, какъ говорится, въ санчасть. Но при этомъ нельзя читать «Путешествіе изъ Петербурга въ Москву», не открывая вслѣдъ за нимъ «Путешествіе изъ Москвы въ Петербургъ» – и не только потому, что написано оно самимъ «нашимъ Всѣмъ». 

 Помимо прочаго неплохо также пріобрести нѣкоторую ненулевую освѣдомлённость и біографіяхъ авторовъ, а также ихъ планахъ и намѣреніяхъ, которые предваряли появленіе собственно книгъ. 

 Насколько мне извѣстно, Николай Васильевичъ вызвалъ на дуэль Данте, собравшись превзойти евойную «Комедію» своей – потому и названной такъ! – поэмой. Первая часть «Мёртвыхъ Душъ» – это «Адъ». За нимъ должны были послѣдовать «Чистилище» и «Рай». Но даже малороссійскій геній не преодолелъ сопротивленіе матеріала. Понялъ, что не справился и сжёгъ написанное. Первый томъ, говоря современнымъ языкомъ былъ «наживкой» для почтеннѣйшей публики, привыкшей къ подобному и желающей примѣрно этого. Потому и ожидавшей продолженія, въ которомъ она получила бы сполна – по сусаламъ. Не грѣхъ было не справится – очень высока была планка; подвигомъ было уничтожитъ неудачное произвѣденіе – такое (само)признаніе дорого стоитъ. Всю мощъ своего сатирическаго таланта авторъ вложилъ въ первую часть поэмы, а таланта другаго рода просто не хватило. На тотъ моментъ, конечно. Возможно, живи онъ дольше, то и справился бы рано или поздно...

 Фёдоръ Михайловичъ – аналогично пишетъ первый томъ «Братьевъ Карамазовыхъ», гдѣ уже откровенно издевается надъ наивнымъ читателемъ, подавая ему всё то, «что мы любимъ».

 Во-первыхъ, завязку детектива, сеансъ магіи съ разоблаченіемъ. Кто бы могъ подумать, что преступникомъ окажется самый непріятный персонажъ, на котораго какъ же и не подумать? Конечно же папашу завалилъ этотъ мерзкій и противный Смердяковъ – даже фамиліё говорящѣе. Вѣдь и самъ признался – ну, точно онъ! 

 Во-вторыхъ, образъ лже-святаго, котораго примутъ наши столь глубоко вѣрующіе люди. Живой ангелъ, говорящій «всё по Евангелію», воплощённый образъ Христа, такъ сказать. И даже на умъ не приходитъ, что въ детективѣ убійца ВСѢГДА тотъ, на кого ни за что не подумаетъ читатель. Это законъ жанра, и это было Достоевскимъ исполнено на  высочайшемъ, практически недостигнутомъ въ міровой литературѣ уровнѣ. Но Фёдоръ Михайловичъ ещё и снабжаетъ текстъ постоянными подсказками, припомнивъ о которыхъ, читателю только и остаётся, что больно хлопнуть себя по лбу, восклицая: какъ же я слона-то – и не примѣтилъ?

 Въ-третьихъ, образъ лжеученія, освященнаго именемъ подлиннаго старца. Тутъ геній Фёдора Михайловича будто предвидѣлъ исторію почитанія праведнаго кронштадца и – кантемировскаго священномученика. Тексты, которые въ романѣ приписаны старцу Зосимѣ, суть не болѣе чѣмъ пересказъ его поученій (!) и чей пересказъ? Да того же Алёши Карамазова. Своимъ духовно непреображённымъ, а потому слабымъ и кое въ чёмъ извращённымъ умомъ Алёша получаетъ перевранное ученіе старца – и соотвѣтственно ученіе Церкви – съ логичнымъ результатомъ. Самомнѣніе приводитъ его сперва къ отцеубийству, а затѣмъ и къ покушенію на Цареубійство. Но это уже ненаписанный второй томъ... 

 Въ-четвёртыхъ, пресловутая Легенда о Великомъ Инквизиторѣ, сочинённая лжепророкомъ будущаго братца-антихриста. Въ ней Нѣкто выглядящій, какъ Христосъ, творящій чудеса подобно Христу, и вообще всѣми – включая премудрых критиковъ и читателей, – принятый за Христа, просто улыбается и молчитъ, выслушивая исповѣдь Инквизитора, НИ РАЗУ НЕ НАЗВАВШИСЬ прямо. При этомъ Фёдоръ Михайловичъ уже какъ только не подчеркнулъ важныя для пониманія особенности римокатоличества, какъ только не сказалъ, развѣ что прямо не привёлъ слова Христа: «Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных. Вот, Я наперед сказал вам» и «иной придет во имя свое, его примете». 

 И приняли! Достоевскій буквально приводитъ героя – и его принимаютъ. Что говорить про насъ, если даже чуткій Василій Васильевичъ «купился»...

 Можете себе представить, какой бомбой было бы запланированное продолженіе «Братьевъ»? Но Богъ не далъ осуществить сей замыселъ, значитъ, было промыслительно.

 Изъ сказаннаго я дѣлаю такіе выводы.

 Читать Русскую классику нужно и можно, только осторожно. Желательно быть подготовленнымъ. Но тутъ, что называется, у каждаго своё виденіе.

 Для мОлодежи и пОдросковъ чтѣніе классики полезно при обсужденіи. Много чего я читалъ, но помню, какъ мы всѣгда обсуждали прочитанное съ мамой. Даже когда и возрастъ мой былъ отнюдь не детскій. Однако пользу чувствую даже теперь. 

Классики редко писали для юношества. Пожалуй, только Жюль Вернъ это дѣлалъ послѣдовательно. Но Дюма – совсѣмъ нѣтъ. Спеціально беру примѣръ со стороны. Если не брать нашихъ Чарскую и Иловайскаго какого-нибудь, то будетъ также. Классика написана зрѣлыми людьми для взрослыхъ. Акселерація и половое просвѣщеніе хоть и сдѣлали своё дѣло, но современные люди даже въ старости подчасъ не достигаютъ уровня знанія жизни тогдашнихъ молодыхъ людей. Главное же, какъ сказалъ – у насъ НѢТЪ знанія нормальной человѣческой жизни. Просто нѣтъ. Съ этимъ надо смириться и пожизненно имѣть въ виду. Соотвѣственно и классику читать съ постояннымъ учётомъ сказаннаго. 

 Классика даётъ примѣры того, какъ общались люди другъ съ другомъ. Въ этомъ смыслѣ даже Лёвъ Николаевичъ и тотъ можетъ пригодиться для общаго развитія.

Второе. Надо найти книгу «Что непонятно у классиковъ» автора по фамиліи Федосюкъ. Книга коротка, но популярно и доходчиво объясняетъ совецкимъ людямъ азы жизни «бывшихъ», то есть нормальныхъ русскихъ людей. Напримѣръ, про Табель о рангахъ и почему «мне въ лобъ шлагбаумъ влепитъ непроворный инвалидъ». Книга замѣчательна ещё и тѣмъ, что, будучи написана при Совѣ, регулярно выдаётъ тогдашніе рефрены классоваго подхода и мемы про «поротыхъ на конюшняхъ крепостныхъ». Заодно познакомитесь и съ этимъ.

 Исключительно важнымъ считаю знаніе Православной вѣры хотя бы въ рамкахъ Катехизиса. 

 Замѣтьте, я не сказалъ вѣры, я сказалъ «знаніе вѣры», то есть базоваго вѣроученія Православной Греко-Восточной Церкви. Быть православнымъ вѣрующимъ не обязательно. Но 75% смысла при чтѣніи Русской классики безъ знанія того, во что вѣрилъ (хоть и не всѣгда корректно) Русскій народъ, банально пропадаетъ. При этомъ чѣмъ «православнѣй» писатель, тѣмъ онъ глубже и объективно лучше: Гоголь, Достоевскій. Напротивъ, чѣмъ менѣе онъ церковенъ, тѣмъ банальней, площе и графоманственней: Толстой, «Горькій». Но и имъ тоже нѣкуда дѣваться отъ «давленія» культуры, въ которой выросли и сформировались. Даже примитивный Пешковъ, чьимъ книгамъ мѣсто только на помойкѣ, и тотъ, заканчивая своего уродливаго Буревестника только и можетъ сдѣлать, что парафразъ изъ Апокалипсиса: «Ей, гряди, Господи Іисусѣ».

Пособіями по чтѣнію назову работы двухъ авторовъ, которые въ извѣстномъ смыслѣ были  другъ другу оппонентами. 

 Это покойный Михаилъ Михайловичъ Дунаевъ съ его пятитомникомъ «Православіе и Русская Литература» и здравствующій нынѣ – дай ему Господь подольше жить и здравствовать, – Иванъ Андрѣевичъ Есауловъ, авторъ безсмертной монографіи «Пасхальность Русской Словесности». Михалъ Михалычъ зело понравится ревнителямъ всяческаго благочестія, ибо его фундаментальный трудъ составленъ въ стилѣ патрологіи, то есть выводитъ русскихъ писателей на чистую воду, показывая, въ чѣмъ каждый уклонился и какъ согрѣшилъ противъ чистоты Православія. Съ другой стороны имъ разобранъ не только, скажемъ, Лермонтова, но и, извините, Лимоновъ.

 Иванъ же Андрѣевичъ напротивъ трудится въ режимѣ патристики, то есть показываетъ то общѣе, что объективно есть у русскихъ писателей, а именно – Пасха, Воскресеніе Христово.