Литература спасает...

...но не помогает от похмелья, увы. Я имею в виду, спасает от прогулов. Вот яркий пример того, что быть начитанным хорошо, как ни банально это звучит.

Дело было так. Когда-то давным-давно я учился в профтехучилище. Помню даже специальность – машинист насосных и компрессорных установок. Хотя учился – сильно сказано. Валял дурака, как и многие вокруг. Жил в общаге от учебного заведения – те еще апартаменты! На выходные уезжал домой, в родной поселок, запасался там продуктами и в воскресенье вечером уматывал обратно.

Вечер воскресенья – это когда у всех есть деньги и есть много еды от заботливых мамаш. Всё. Бухло, закусь, теплая компания и свободное время обеспечены. Вечер воскресенья, друзья, – это пьянка.

И вот, напился я как-то одним гребаным воскресным вечером до бесчувственного состояния. Утро понедельника – я в лёжке. Встать не могу. Голова как колокол, в который бьет обезумевший звонарь, желудок – словно кастрюля с молоком, что так и норовит убежать и залить плиту.

Воистину, понедельник – день тяжелый.

Заглянул один из вчерашних собутыльников. Не помню, кажется его Петром звали. Я лежал на застеленной кровати в чем приехал. Сил хватило только разуться.

 – Что, хуево, Слав?

 – Не то слово.

 – Ну, ты вчера разошелся!

Вместо ответа я лишь простонал.

 – Ты идешь? – спросил Петруха, поправляя рюкзак с учебниками и тетрадками.

 – Куда?

 – На занятия.

 – Нет.

 – И что сказать? Заболел? Простыл?

 – Похуй. Что хочешь, то и скажи.

 – Лады. Как приду, похмелимся.

Одна только мысль о самогоне вызвала у меня приступ тошноты. Я еле сдержался и пролепетал:

 – Ну ее в пизду, эту дрянь!

 – Как знаешь.

И Петруха ретировался.

Спустя пару часов пришла мастачка (в смысле, мастер производственного обучения), Ольга Алексеевна. 

Ольга Алексеевна… Эх, Ольга Алексеевна! Что ж красивая баба была! Выглядела она лет на двадцать пять, и весь ее облик говорил о том, что она тихая, нежная, любящая. Такой исконно русский тип интеллигентной и образованной женщины, о которой даже вообразить что-то срамное стыдно. Но муж – алкаш и придурок. Почему-то так мне казалось. Может, на это намекала сквозившая в ней печаль, несмотря на чертовски милую, легкую, точно летний ветерок, улыбку.

Когда она сердилась, выходило откровенно неудачно.

 – Что с тобой, Ростислав? – спросила она, чисто по-женски обхватив себя за плечи и нахмурившись. Действительно, она больше похожа была на обиженную девчонку. Есть от чего сойти с ума любому мужику. Неужто муж и правда алкаш?

Я был не в том состоянии, чтобы врать ей. Да и не мог. Как можно врать, глядя в эти неземные глаза?

 – Нажрался, – честно ответил я, со стоном повернувшись на спину и посмотрев на нее.

 – Ростислав! – изумилась она. – Ты – выпиваешь?

Я и правда столь презентабельно выгляжу, что простые человеческие слабости неизменно вызывают у людей подобную реакцию? 

 – Иногда.

 – Никогда бы не подумала.

Я виновато промолчал.

 – Что с тобой делать? – Ольга Алексеевна честно пыталась быть строгой. – Ты пропустил! Не ожидала от тебя.

И тут меня понесло. Дело в том, что я с детства зачитывался Джеком Лондоном. У нас было полное собрание сочинений – 14 томов. Я прочел все – от корки до корки. И не раз.

 – Что вас так удивляет? Что у меня отходняк?

 – Тебе ведь еще нет 18-ти.

 – Знаете, сколько было лет Джеку Лондону, когда он впервые попробовал алкоголь? – О да! «Джон Ячменное Зерно» и «Дорога» были среди любимых мною произведений.

 – Причем тут это?

 – Вы не знаете? Лондон был конченым алкоголиком.

Хоть на дворе и был уже капитализм, но идеал, нарисованный во времена СССР трудно было разрушить. Сказать, что пламенный, как нам всем казалось, коммунист имел грешки… В общем, Ольга Алексеевна клюнула.

 – Сколько? – продолжая хмуриться, спросила она.

 – Пять лет. Он перебрал пива, пока нес отцу в поле. И после болел несколько дней. А потом еще раз – в семь лет. Он был на танцах, и его заставили выпить дешевого вина итальянцы. Джек Лондон слушался маму. А мама утверждала, что все, у кого черные глаза – сатанисты и головорезы. Помня об этом, Джек перепугался насмерть, когда пьяный макаронник по приколу подвинул ему стакан. Джек, глядя в его черные глаза подумал, что его сейчас зарежут. Выпил одним махом. Итальянцы удивились. Ну, и пошло-поехало.

Пошло-поехало, да. Я рассказал нашей прекрасной мастачке еще пару баек из жизни Джека Лондона, потом еще о ком-то, не помню…

Вот почему я думаю, что в семье Ольги Алексеевны не все было благополучно. Видно было, как она изголодалась по нормальному общению, и не о чем-нибудь, а об искусстве, черт побери! Под конец она уже смеялась. 

Словом, я заболтал ее со знанием дела.

 – Хорошо, – сказала она. – В первый раз прощаю тебя. Я поговорю с комендантшей, пусть она назначит тебя сегодня дежурным по общежитию. Но чтобы больше не позволял себе подобного.

 – Спасибо, Ольга Алексеевна.

Она ушла, и вроде как забытый похмельный синдром вернулся с новой силой.

Эх, Ольга Алексеевна… быть дежурным означает, что все же придется поднять задницу. Общага располагалась на третьем этаже одного из двух имевшихся учебных корпусов. Мытье полов в коридоре, вынос мусора и прочее – сии почетные обязанности возложили почему-то на учащихся. Вот же гадство!

Даже такие милашки бывают коварны.