Превратно понятое

Я уже давно и плотно в нашей общей теме, а тут попалось меткое высказывание, на которое я удивительным образом раньше не натыкался. Вот оно, привожу по памяти:

«Писатель задумывает написать одну книгу, пишет совсем другую, а читатель прочитывает и вовсе третью».

О трансформации замысла все пишущие прекрасно знают. Борис Стругацкий, например, считал, что чем дальше окончательный сюжет отстоит от первоначальной задумки, тем большая это для автора удача. Касается это, надо думать, скорее крупной формы. 

Почтительно соглашаясь с мэтром, от себя скромно замечу, что, переживая подобную удачу, автору приходится изрядно потрудиться, выковыривая или маскируя в тексте следы того самого первоначального замысла, что проступают наружу, как старые пятна через свежую краску, или норовят выскочить тут и там, как эсэмэска от бывшей подруги в самый разгар новых отношений.

Но замысел и реализация это отдельная и необъятная тема, а в этот раз хотелось поговорить о восприятии текста с позиции читателя.

У меня есть в памяти два случая, когда я был уверен, что за перипетиями сюжета разглядел скрытый смысл – и имел возможность проверить, поймав автора за пуговицу и спросив у него лично. Оба раза это были фантастические рассказы. 

Один – о летящем к далёким мирам звездолёте (такие ещё называют кораблями поколений) с бодрствующей командой и пассажирами, будущими колонистами, что спят в анабиозе, а время от времени просыпаются и начинают качать права. Мне сюжет виделся таким себе не особенно и завуалированным намёком на политическую жизнь того времени, лёгким издевательством над либеральной общественностью.

Это был литературный семинар, там существовала возможность подойти к автору и поговорить. Выслушав меня, автор округлил глаза и замахал руками, уверяя, что ничего такого не вкладывал в сюжет и близко. Я долго не мог поверить, несколько дней приставал ко всем подряд и в конце концов таки убедился, что вообще ни один человек не увидел в рассказе того, что увидел я. И комната была вовсе не тёмной, и я зря кричал, что поймал чёрную кошку – кошек там не держали, и рассказ был про космический корабль и ни про что больше.

Второй случай был в другой раз: в сюжете рассказа некая планета претерпевала инопланетное вторжение, аборигенов массово подчиняли, захватывая их сознание – и снова всё для меня очевидно читалось текущей общественно-политической повесткой.

На мой вопрос, имел ли он в виду то и это, автор, многозначительно блеснув очками, протянул:

– Ну, как бы, не напрямую…

И я тут же понял, что никакой политики там и близко не ночевало, инопланетный рой порхает по планете на полном серьёзе, а я в поисках потайного дна мучаю, выворачивая наизнанку, принятый мной за хитрое шпионское изделие обычный школьный портфель.

После этих случаев вчитывать в чужие сюжеты что-то своё я стараюсь с большой сдержанностью.

А вот насчёт того, не понимали ли неправильно что-то из написанного мной самим… Каких-то особенно вопиющих случаев припомнить не могу. Вот разве что повесть. Все в один голос твердят о её мрачности и едва ли не безысходности. Ну да, обстановка там так себе: бедность, пьянство и провинциальная неустроенность начала нулевых, а кругом ещё и шоркаются такие же неприкаянные призраки и ещё непонятно кто. И один я, наверное, считаю, что несмотря на всё это, книга таки вполне себе весёлая.