Нужна ваша оценка фрагменту

Интерлюдия

Солнечный лучик, выскочивший в неожиданную прореху между тяжёлыми чёрными клубами тучи, легко пробрался через почти кристально-прозрачное (благодаря почти ежедневным усилиям старой низенькой сморщенной словно гриб-мозговик, но ещё очень бойкой санитарки Хьяны) стекло и полетел в сторону стены, противоположной окну. Здесь он со всей своей световой скоростью врезался в ещё одну темную, но не такую большую, нарисованную тучку, из которой проливался серый дождик на большой куст, усыпанный разноцветными бутонами. И, о чудо, тучка стала сжиматься, блекнуть и через несколько секунд растаяла, явив взгляду ещё одно солнышко, маленькое, с закрытыми глазами. Оно тихо посапывало в две носопырочки, склонившись на бок. Лучик осторожно дотронулся до её пухлых румяных щёчек, пощекотал тихонечко. Солнышко открыло глазки, посмотрело сначала на лучик, потом на мокрый куст внизу, потянулось сладко, зевнув, а потом улыбнулось и засияло. Тут же под ним появилась весёлая яркая радуга, сверкая всеми семью своими разноцветными поясами, отражаясь в каждой капельке на листьях и лепестках бутонов.

На ветке куста, из-за большого ярко-розового бутона, выглянула птичка, с интересом посмотрела вверх на улыбающиеся сияющее солнышко и выпрыгнула полностью. На её чёрные, почти смоляные, пёрышки словно много-много маленьких белых жемчужинок просыпали, такая она нарядная была. Птичка вскинула голову и беззвучно запела. Нет, если прислушаться, можно услышать её весёлую песенку. Но прислушиваться не хотелось. Хотелось тишины и темноты! Но, кто тут слушает мои хотелки? Всем наплевать!

Взгляд девочки, лежащей на кровати у противоположной стены, скользнул вниз по живой картинке, сделанной старым мастером Стирсом. Когда-то она мечтала, чтобы и в её комнате был такой же живой рисунок, но другой... Очень хотелось, чтобы там было море, бескрайнее сине-зелёное, такое каким она видела его на картинке в одной книжке. Чтобы волны накатывались на жёлтый, тёплый-тёплый песок, по которому бегали маленькие крабы и ползали улитки с большими разноцветными раковинами... Но мастер был постоянно занят, то классные комнаты разрисовывал, то комнаты мелких, то тут! Тут-то зачем?!

Под кустом, из густой травы выглянула умильная мордашка зверька с длинными ушками. Кажется, госпожа Глава клана, называла его «кролик». Какой это кролик?! Это вылитый кунгс!

Девочка рывком отвернулась к другой стене. И море её больше не нужно! Зачем море такой уродине как я?! Сунув руку под подушку, она вытащила писало. Отличное писало, оставляющее чёрную линию той толщины, какой хочется, а не той, что получится, как у тех, что им выдавали в школе. Это писало и ещё несколько, рисующих другими цветами, ей подарила сама госпожа Глава клана. Какая она красивая! Я могла бы быть не хуже! Но теперь я уродина! И зачем только их заставили сесть в этот кунгсов чаролет! Лучше бы остались дома! Глава клана и заставила! А сама осталась в бараке! И осталась красивой! Самой красивой в их клане! А я теперь урод! На всю жизнь урод!

Девочка, отодвинув ещё одну подушку, прислонённую к стене, открыла несколько маленьких рисунков на обоях, которая та скрывала. Из-под носика писала появилась первая линия...

«Ксанка, ты знаешь, что я слышала? — тихо шептала Милка. — Старый Грол докладывал госпоже Главе, что пришёл ответ из лечебницы. Они запросили сорок тысяч золотых, десять за тебя просят, тридцать за Тишу. Тётка Матра аж руками всплеснула. „Где же мы такие деньжищи сейчас найдём, — говорит. — Это больше, чем наш прогнозируемый доход за два года. И то, если сможем все фермы восстановить“. А госпожа Глава посмотрела на них так строго и говорит: „Найдём! Мы обязательно найдём! Грол, напишите запросы во все банки, а я переговорю с руководством клана Илус...“»