Первое лицо или третье?
Автор: Янь ДанкоА я — идиот. Редкостный. Настрочить 400 тысяч знаков от третьего лица и вдруг понять, что нужно первое!
Впрочем, так ли нужно?
У каждого варианта свои достоинства и недостатки. За годы творчества ми скатился к странному симбиозу третьего с первым: вроде и видишь героя со стороны, можешь позволить себе чисто наблюдательные описания, а вроде и торчишь в его внутреннем мире, иногда впадая в несобственно-прямую речь. Многие считают это ошибкой, хотя такой прием наблюдается у весьма известных писателей, от Стругацких до Олди. Однако рядовой читун — готов ли?
Например: «Человек вглядывается в горизонт. Прошлое забыто. Будущее — большой черный капкан, не сбежать, не выбраться. Что ты заготовила, жизнь? Спаси меня, Боже, от зла».
Да, от первого лица не опишешь происходящее за много миль отсюда. Да, от первого лица даже оценочные суждения — только фокальные, автор вообще не имеет права голоса. (Разве что, от придет в текст своей собственной тушкой и брякнет пару слов, что забавно, но лишь до определенной степени).
Да, первое лицо читать сложно: если не свяжешь себя с персонажем крепкими путами симпатий, схожести и родства, не быть прочтению. Но если твой герой - шизик, раб, урод, шовинист и прочие нелицеприятности, читатель вряд ли будет в него вживаться.
А вот зато от третьего лица практически любая книга становится читабельна, даже о самых мерзких мерзавцах. Но моя история слишком лична, чтоб быть совсем от третьего. Впрочем, что я ломаюсь? Первого лица не избежать никак, даже в третьем: первое лицо в диалогах, стихах и всем том, что показывает личность героя напрямую.
Да, от третьего лица любая излишняя персонификация смотрится как ошибка, и устаешь бороться с бесконечными синонимами: он, Имярек, пилот, мужчина, мечник, колдун, болезный...
Да, есть еще загадочное второе лицо, от которого умудряюсь лепить все прологи. Второе — это «ты входишь, ты чувствуешь...» Как-то ближе к телу читателя. Словно бы сидит над ухом незримый сторителлер. Но, как и любое сильнодействующее средство, годится лишь в ограниченных дозах.
Конечно, решение приму самостоятельно. Но интересно было бы почитать об опыте выбора того или иного лица. Я, разумеется, люблю почти-третье. То самое, в котором изрядная доля первого. Но что любите вы как писатель и как читатель, и за что вы это любите?
А если вдруг кому-то совсем не влом — предлагаю два отрывка для сравнения. Текст один, лица разные. Угадайте, какой из отрывков первичен, и скажите, какой воспринимается лучше. Позязязязязя!
Посадка могла быть мягче. Впрочем, когда огненный болид, ревя, словно космическое чудовище, вспорол ткань перистых облаков, было не до изысков. Каким-то чудом отработали стабилизаторы, закрутился триммер, вышли закрылки, и парашют выпустился ровно тогда, когда не должен был сгореть в атмосфере. Раненной птицей челнок ткнулся в лес, пропахав здоровенную просеку среди деревьев. Никогда не забуду! Стоять посреди коридора, разделившего лес на две равных полосы, со странной смесью чувств глядя на то, что еще недавно было домом.
— Жди здесь, Ева, — совершенно нелепо вырвалось. — Я мигом! Найду детали и вернусь.
Интересно, кому я вру? Ну не искусственному же интеллекту! Это чувство ни с чем не спутаешь: словно большая тяжелая страница перевернулась, погребя под собой былое, и никакие силы вселенной больше ее не сдвинут. Примерно с тем же успехом можно одной рукой, мизинцем поднять автокар и отбросить в море. Такое только в кино бывает. Оттягивая до последнего, я привалился к дереву. Всего лишь проверить, нет ли крови. По счастью, штанина так и осталась скучно-серой. Если там и перелом, то закрытый. Впрочем, при переломе не рассуждают о всякой чуши, а орут, не помня себя. Потому — вперед. Все же, молодец я, что среди всей это суеты успел глянуть в тепловизор. След от поселка едва угадывался, но он хотя бы был.
Коряги, явно решившие помешать нежданной экспансии, бросались под ноги, ветки цепляли одежду. Спустя каких-то два часа в лицо пахнуло пыльной духотой, заставив скрючиться в приступах кашля. Планета обитаема, но наверняка местные споры станут испытанием для иммунитета.
— Хриллева планетка! Гори в Хесмовом пламени! Ты меня не возьмешь, ясно? Я буду бороться!
Спустя миг меня скрутило уже не кашлем, а больным хохотом, до того нелепа была ситуация. Интересно, после дня пути с кем я начну разговаривать? По счастью, обычные собеседники молчали и не высовывались, даже не ржали надо мной, как обычно. В кои-то веки я остался совершенно один.
Посадка могла быть мягче. Впрочем, когда огненный болид, ревя, словно космическое чудовище, вспорол ткань перистых облаков, было не до изысков. Каким-то чудом отработали стабилизаторы, закрутился триммер, вышли закрылки, и парашют выпустился ровно тогда, когда не должен был сгореть в атмосфере. Раненной птицей челнок клюнул лес, пропахав здоровенную просеку среди деревьев. Никогда не забыть! Стоять посреди коридора, нарисованном взбешенным звездолетом, разделив лес на две равных полосы. Стоять, со странной смесью чувств глядя на то, что еще недавно было домом.
— Жди здесь, Ева, — совершенно нелепо вырвалось. — Я мигом! Найду детали и вернусь.
Интересно, кому он врал? Ну не искусственному же интеллекту! Это чувство ни с чем не спутаешь: словно большая тяжелая страница перевернулась, погребя под собой былое, и никакие силы вселенной больше ее не сдвинут. Примерно с тем же успехом можно одной рукой, мизинцем поднять автокар и отбросить в море. Такое только в кино бывает. Оттягивая до последнего, мужчина привалился к дереву. Всего лишь проверить, нет ли крови. По счастью, штанина так и осталась скучно-серой. Если там и перелом, то закрытый. Впрочем, при переломе не рассуждают о всякой чуши, а орут, не помня себя. Потому — вперед.
«Все же, молодец я», — подумал пилот, — «успел глянуть в тепловизор. След от поселка едва угадывается, но он хотя бы есть, мать его-перемать».
Коряги, явно решившие помешать нежданной экспансии, бросались под ноги, ветки цепляли одежду. Спустя каких-то два часа в лицо пахнуло пыльной духотой, заставив скрючиться в приступах кашля. Планета обитаема, но наверняка местные споры станут испытанием для иммунитета.
— Хриллева планетка! Гори в Хесмовом пламени! Ты меня не возьмешь, ясно? Я буду бороться!
Спустя миг его скрутило уже не кашлем, а больным хохотом, до того нелепа была ситуация. Интересно, после дня пути с кем начнет разговаривать? По счастью, обычные собеседники молчали и не высовывались, даже не ржали над пилотом, как обычно. В кои-то веки он остался совершенно один.